– Нет, – ответила она. – А ты – девственник?

– Нет, – соврал я, уверенный в том, что она не поверила.

– Сколько лет тебе было? – спросила она.

– Пятнадцать. А тебе?

– Четырнадцать.

Я услышал, как она резко вдохнула.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– А как ты думаешь? – прошептала она.

Ее дыхание стало напряженным. Звук завораживал. Я напряг слух, чтобы слышать малейшие детали происходящего на другом конце провода.

– Потрогай себя, – сказала она с томностью в голосе, которой я раньше не слышал.

– Хорошо, – подчинился я, хотя уже сделал это.

– Что чувствуешь?

Что нужно ответить?

– Мне хорошо, – попытался я.

– Представь, что это моя рука.

Я уже был готов взорваться. Внезапно она тяжело задышала и потом еще долго приходила в себя.

– Я прикусила губу, – сказала она с фырканьем. – Думаю, там будет ранка.

Все кружилось перед глазами. Такого раньше я никогда не испытывал.

Наркодилер чем-то напоминает воробья своими близко посаженными глазками, острым носом и нервными движениями. Зачесанные назад волосы открывают его большой и бледный лоб. Он одет в длинное, черное пальто, которое развевается за ним как флаг. На тыльной стороне рук – по татуировке. Я показываю ему свой мобильный.

– Ты знаешь ее?

– Она мертва?

– Ты знаешь ее?

Он слабо улыбается и показывает кривые зубы.

– Ты же все еще отстранен, верно? Я могу тебе ни черта не рассказывать.

– Я снова на службе.

– Покажи тогда жетон.

Я оглядываюсь. Мы стоим на углу возле церкви Мариачуркан в районе Сёдермальм. Из близлежащих кондитерских доносится запах свежеиспеченного хлеба, в отдалении бурлит улица Хорнсгатан. День выдался погожим. Я делаю шаг ему навстречу.

– Сколько ты мне должен?

Улыбка слетает с его губ, и он смотрит на меня.

– Я не помню.

– Много, верно?

– Я все верну.

– Скажи мне то, что я хочу, и мы квиты.

Феликс – бывший доносчик. Несколько лет назад мы прекратили сотрудничество, потому что у него кончилась информация, и он был вынужден уехать за границу на какое-то время. По возвращении я предоставил ему возможность начать все с начала, и Феликс так и поступил, занимая деньги. Его вполне могли убить, и то, что он продолжал жить, само по себе было чудом, но такие крысы, как Феликс, обладали способностью выживать.

– Ты это серьезно?

– Серьезно.

Феликс рассеянно смотрит на экран телефона.

– Должно быть, важная птица?

Я подталкиваю его в тень церкви.

– Ты знаешь, как ее зовут?

Феликс облизывает кончиком языка уголок рта и смотрит на фотографию.

– Ребекка.

– А фамилия?

– Кажется, Симонссон. Или Саломонссон? – Он смотрит на меня. – Точно, Саломонссон. Ребекка Саломонссон. Это ее ведь убили в «Чапмансгордене», верно? Я читал в газетах.

– Откуда ты ее знаешь?

– Она была продавцом.

– Продавцом чего?

– А ты как думаешь?

– Все возможно, – сказал я.

Феликс удовлетворенно кивает.

– И то верно. Но Ребекка торговала наркотиками и сексом.

– Как случилось, что ты с ней знаком?

Он опускает взгляд, как будто взвешивая «за» и «против». На лбу появляются капли пота.

– Я знаю, выглядит паршиво, но, черт, клянусь тебе, Юнкер, это был не я.

– Рассказывай.

Он осматривается и припадает ко мне, сверкая широко раскрытыми глазами.

– Я снабжал ее товаром.

– И что ты имеешь в виду под словом «паршиво»?

– Я тебя не вывожу, и ты не делай этого, – вспыльчиво заявляет он, но снова собирается с мыслями. – Ты знаешь, что я имею в виду. Такое случается обычно по двум причинам. Или она кому-то должна была денег – и тогда под подозрение попадаю я, – или же была ненужным свидетелем. Но более вероятная причина – первая. И поэтому, – сказал он, вытаскивая сигарету из внутреннего кармана куртки, – для меня все выглядит довольно паршиво.

Я рассматриваю ботинки Феликса, пока тот прикуривает сигарету. Он носит «Конверс» на несколько размеров меньше, чем я. На несколько размеров меньше той обуви, отпечаток которой остался на полу «Чапмансгордена». У него, может, и другие ботинки имеются, но в этом я сомневаюсь.

– Хочешь? – спрашивает он, протягивая мне сигарету.

– У меня есть свои. Расскажи, что знаешь о ней.

Феликс затягивается и выпускает дым через нос. Он непрерывно осматривает окрестности, чтобы быть уверенным, что нас никто не видит вместе.

– Она не отсюда. Думаю, из Нючёпинга или Эскильстуны или другого городишки. Здесь она всего пару лет. Тут много таких. Думала поступить в университет или найти работу, но быстро попала в дурную компанию. Тот тип, с которым она связалась, был настоящим наркоманом. Югослав из Ношборга. Он и втянул ее в это дерьмо, а потом умер от передозировки. Тогда она пришла ко мне.

– Тогда она и начала торговать?

Он затягивается.

– Точно.

– Чем конкретно она торговала?

– Всем, чем я ее снабжал. Но сама принимала только героин.

– И что ты ей поставлял?

– Ты меня знаешь, – Феликс улыбается. – Всё. В этом деле больше невозможно специализироваться на чем-то одном. Героин, морфин, амфетамины, кола, бензодиазепины, марио… полный комплект.

– Что такое марио?

– Ты знаешь, кто такой Супер Марио? Герой игр «Нинтендо»[11]?

– Да.

Он смотрит на меня, как будто все этим объяснил.

– В игре полно грибов. Ты теряешь хватку, Юнкер. Слишком давно не выходил на улицы.

– Но мне вполне хватило полвечера, чтобы найти тебя. – Я закуриваю свою сигарету, и мы дымим вместе. – У нее были проблемы с кем-нибудь?

– У всех есть проблемы.

– Ты знаешь, что я подразумеваю.

Феликс смолит свою сигарету и полизывает уголок рта языком.

– Насколько я знаю, нет. Она делала то, что должна была, и почти никогда не задерживалась с оплатой. Я не знаю, работала ли она с другими поставщиками. Друзей у нее было мало, потому что она была нездешняя.

– Где она жила?

– Везде и нигде.

– А в последнее время?

– В последнее время у нее не было постоянного места жительства. Наверное, поэтому она и ночевала в «Чапмансгордене».

– У нее с собой не было никаких вещей в «Чапмансгордене», но хотя бы рюкзак с самым необходимым должен же был быть?

– Без понятия. Наверное. – Он потягивается, кашляет и снова сильно затягивается. – Она часто ездила по красной ветке на юг, даже после того, как ее парень из Ношборга умер. Возможно, у нее там был знакомый, у которого она останавливалась.

– Как зовут ее друзей?

– Я не знаю.

– А ее парня?

– Мирослав как-то.

– Мирослав Джукич?

Феликс резко кивает.

– Да, именно так его и звали.

Он слегка колеблется, а потом склоняет голову и широко улыбается, как будто какая-то мысль приходит в его голову. Обычно это о многом говорит, но язык тела Феликса – совершенно непредсказуем, он как будто забывает, какое выражение лица должно соответствовать определенным словам.

– Я могу идти?

Усталым жестом я отпускаю его.

– Ты же знаешь, с кем нужно потрещать? – говорит он, отходя от меня. Плащ развевается за ним, когда он снова выходит на солнце и осматривается.

– Нет.

– Конечно, знаешь.

– Нет.

Но я знаю. Феликс исчезает за углом дома, и я остаюсь на улице с сигаретой в руке.

Я должен поговорить с Сэм.

Сейчас Сэм встречается с владельцем «Пирсд», самой известной пирсинг-студии к югу от Мэларена. Его зовут Рикард, но все называют его Рики, он сам покрыт пирсингом с головы до пят и, кроме этого, позволил Сэм сделать татуировку с латинским оригинальным текстом Карла Орфа «O, Fortuna»[12] на спине. По вполне понятным причинам я никогда не мог воспринимать его всерьез, хотя сам никогда не встречался с ним лично.