В наши дни крокодил медицину больше не интересует. Но кожевники прониклись к нему особенной любовью: кожа крокодила стала модной. Охота на этих рептилий теперь массовое явление. Такой бум получился, что во Флориде быстро уничтожили почти всех аллигаторов. В 1947 году власти штата запретили охоту на крокодилов. В результате численность флоридских аллигаторов увеличилась настолько, что стали выдаваться лицензии на отстрел крокодилов длиной больше 2,5 метра, но только в определенное время: с 1 октября до 31 января.

Запрещены и сувениры для туристов — чучела маленьких аллигаторов. Тут, интересно, началась особая контрабанда: мелких кайманов ловили в Южной Америке и везли их чучела в Америку Северную, где продавали их как бэби-аллигаторов.

Прежде на фермах, разводивших крокодилов, кучами гнили туши этих рептилий, лишенные кожи. Их закапывали в землю, жгли, облив бензином. Но в 1950 году нашли и мясу крокодилов отличное применение в человеческом хозяйстве: «Африканский сельскохозяйственный журнал» опубликовал результаты своих опытов — употребление крокодильего мяса в корм свиньям. На этой диете свиньи росли и наливались жиром превосходно. С той поры свинарники — обычное явление на фермах, разводящих крокодилов. Затем стали изготавливать консервы из крокодилов для прокорма свиней во всех штатах. Идут они и на экспорт.

На Мадагаскаре сложилась иная картина: здесь не свиньи крокодилов ели, а крокодилы — свиней, одичавших. Когда крокодилов на острове стало мало, без меры расплодились одичавшие свиньи, они разоряли огороды, плантации. Сельские жители взмолились, направили петиции правительству, требуя запретить уничтожение крокодилов. И запрет такой вышел, даже подумывают, не завезти ли сотню-другую молодых крокодильчиков из Африки.

Подобная же ситуация сложилась и в Гватемале. Удивительно, как сложно переплетены нити взаимозависимости всего живого в природе. Казалось бы, какое отношение имеют свиньи к крокодилам? И вот видите, имеют, оказывается…

Под таким названием в журнале «Охота и охотничье хозяйство» вышла статья профессора Г. П. Дементьева.

Профессор писал, что во многих странах мира пернатые хищники охраняются законом. В Англии, например, с 1954 года запрещено разорять гнезда и убивать сапсанов, дербников, чеглоков, канюков, беркутов и даже ястребов-тетеревятников. Пустельга и скопа тоже охраняются. Только ястреб-перепелятник, истребитель певчих птиц, объявлен, так сказать, вне закона. Живых соколов и ястребов для соколиной охоты, которая все больше входит в моду на Западе, разрешается ловить лишь по особым лицензиям.

И в средние века, и в античное время люди любили и берегли хищных птиц. В Англии и Дании, например, человек, убивший сокола, должен был иметь дело с палачом. Но потом, как то не раз уже случалось в истории, маятник качнулся в обратную сторону: хищных птиц объявили врагами, стали безжалостно истреблять. Принесло ли это пользу?

Нет, только вред. Дичи, которую хотели оградить и умножить, уничтожая ее природных врагов, стало… меньше. Дичи не прибавилось. Первым заметил это норвежец Август Бринкман. С начала века норвежцы без пощады избивали в своих лесах ястребов, соколов, филинов: хотели, чтобы было больше белых куропаток. Но куропаток год от году становилось все меньше. В 1927 году Август Бринкман доказал, что куропатки гибли от болезней, главным образом от кокцидиоза, поражения кишечника паразитами. По-видимому, хищники, уничтожая в немалом числе больных куропаток, исполняют в лесах роль санитаров.

В конце прошлого века и в Англии, в Гемпшире, перебили почти всех пернатых и четвероногих «хищников», даже ежей и цапель! В результате после 1900 года куропаток и фазанов в тех местах стало… вдвое меньше.

И в лесах нам более близких, в России, случались подобные же казусы. В Беловежской Пуще ее управители решили избавиться от всех ястребов, соколов, орлов, сов и других дневных и ночных хищных птиц. За три года, с 1899 по 1901, «всеми способами» уничтожили 984 хищника. И что же? Боровой дичи, глухаря в особенности, стало значительно меньше.

Рассказывают также, что в это же примерно время в бывшей Смоленской губернии граф Уваров и фабрикант Хлудов в своих имениях «повели кампанию беспощадного истребления хищников силами местных жителей». За убитых ястребов крестьян и егерей награждали деньгами, порохом и дробью. Три года длилось избиение; почти всех хищников всех видов перестреляли, и… сразу же «начался массовый падеж белок, зайцев, тетеревов».

И Уваров и Хлудов поспешили исправить положение: опять же за деньги стали покупать у крестьян живых хищников, которых ловили в соседних лесах, и выпускать в своих имениях.

До недавних лет малый суслик (большой вредитель сельского хозяйства!) жил среди низких полупустынных трав, густых зарослей, а полей с их высокими злаками избегал. Почему? Потому что они заслоняли небо: в «джунглях» высоких стеблей ржи или пшеницы он не мог вовремя увидеть приближения главных своих врагов — орлов, луней, канюков и других пернатых хищников. В низкой же траве суслик замечал их быстро и тут же спешил к своей норе, там в подземелье отсиживался, ожидая, когда минует опасность. Но в сравнительно еще недавние годы, когда выдавали премии за убитых хищных птиц, последние во множестве были перебиты. «Пресс» хищников ослаб — и тут же началось массовое размножение сусликов. Больше того, они перестали бояться высоких трав, заселили и культурные поля. Убытки от сусликов стали миллиардными!

Профессор Г. П. Дементьев в своей статье рассказал, что известный соколиный охотник Эйтермозер заметил, что соколы нередко нападают не на ближайшую птицу, а на… ненормальную, которая летит не так, как другие. Он решил проверить: может быть, хищники не хватают всех без разбора, а предпочитают нападать на больных птиц?

Десять своих соколов Эйтермозер стал напускать на ворон.

Ловчие птицы сбили 136 ворон. Их внимательно осмотрели; у 81 вороны не нашли никаких телесных недугов, но другие 55 явно неважно себя чувствовали до того, как попали в когти к соколу.

Тогда в той же местности экспериментаторы без помощи соколов сами добыли 100 ворон. Стреляли без разбора — здоровых было среди сотни 79, а больных — 21, то есть в процентном отношении вдвое меньше, чем у соколов.

Вывод может быть только один: соколы явно предпочитают нападать на больных птиц!

Почему? В последнее время зоологи, наблюдавшие за другими хищниками — четвероногими и морскими, заметили, что и у тех тоже такая склонность — охотиться на больных и раненых животных. Проявляется ли в этом своего рода биоценологический инстинкт, то есть инстинкт, возвышающийся над видовыми интересами и обеспечивающий выживание всего сообщества видов — биоценоза? Или, может быть, просто больных добыть легче?

Последнее бесспорно: ведь ловля птиц — дело нелегкое даже для пернатых асов. Примерно каждые два голубя из трех, на которых пикирует сокол-сапсан, уходят невредимыми. Лишь один из трех атакованных голубей падает, рассеченный его когтями.

Зоолог В. М. Гусев наблюдал за разными видами хищных птиц. Он подсчитал, что только 213 атак из 3441, предпринятых на его глазах хищниками, кончались удачно. Удачно для хищников, но не для жертвы, конечно.

Понятно, что пернатые пираты предпочитают нападать на больных животных: те не так внимательны, не так быстры, часто и держатся особняком, в одиночестве. Здоровые собратья, повинуясь инстинкту, обычно изгоняют их из стаи. А известно (это тоже экспериментально доказано), что многие животные, птицы и рыбы в стаях несут меньше потерь от хищников, чем разбитые на пары или одиночки. И дело здесь не только в умноженной бдительности соединенных в стаи животных, но и еще в каком-то особом психологическом свойстве коллектива, которое приводит атакующего врага в замешательство. Это свойство назвали эффектом замешательства.