Слухи о жалком положении демонов-одиночек в Кариане сильно преувеличивали.

Мать Шиаюн была человеком, одной из сотен женщин, составлявших отцовский гарем. А рождение Шиаюн — необъяснимым явлением, которое эти женщины называли чудом. Чудо не спасло ее мать от неизбежной смерти — так же, как остальные наложницы, она была лишь пищей для своего господина, отец иссушил ее в свой срок и очень скоро забыл ее имя. А Шиаюн даже и не знала никогда, как звали ее мать. Не все ли равно? Демонам люди не интересны.

Демонам интересны лишь человеческие сердца.

Благодаря урокам отца, Шиаюн знала о сердцах все. Сердцах людей, демонов, духов и драконов. Благодаря урокам отца, она умела отнимать сердца у людей — принимать в подарок. Это не стоило ей почти никакого труда, тогда как другие демоны-одиночки ради того, чтоб получить одно-единственное сердце, прибегали к ухищрениям и шли на риск, которых добыча порой не стоила. О полукровках не приходится и говорить, полукровки о сердцах могли лишь мечтать. Даже если б какой-нибудь человек и захотел подарить им свое сердце, они не сумели бы взять. Потому что нечем. Потому что не демоны.

В Шиаюн демоническое начало оказалось достаточно сильным, чтоб остаться с отцом, и постичь его искусство. Но кроме демонического начала было еще и человеческое. Оно дало знать о себе, когда Шиаюн созрела, когда девушка, которой она была, стала в полной мере осознавать свою женственность и силу своих чар. В глазах отца, она из талантливого демоненка, из достойной ученицы, из его продолжения превратилась в еду. Полукровка, родная дочь, владеющая теми же чарами, такая же неотразимо и невыразимо прекрасная, как он сам, она была наполовину человеком, значит, была съедобна. Отец никогда не пробовал ничего подобного, и не было ни малейшего шанса, что когда-нибудь кто-нибудь из женщин снова понесет от него. Кто устоял бы перед соблазном?

Он даже и не пытался. Зачем? Люди — это пища. А приправа из демонической крови, из его собственной крови, лишь придавала блюду особый вкус.  

Когда Шиаюн поняла, что отец собирается съесть ее, она съела его сама. Впрок не пошло — даже демоны не могут есть демонов, а полукровки и подавно — но от угрозы смерти она избавилась. А, кроме того, ей остались дом, гарем, запас сердец в одном из престижных карианских сердцехранилищ. И лютая ненависть к демонам. Ко всем без исключения.

Или к себе?

Шиаюн не желала быть едой. И не желала быть обычным демоном. Она хотела сравняться с Господами, с демонами, способными пожирать себе подобных. Сравняться с высшими из высших. И убивать их, одного за другим, отнимая сердца, которые они сами понесут ей в подарок. 

Ядро Тарвуда, сердце одного из демонов-господ, существовало как будто только для того, чтобы Шиаюн забрала его. Не могло быть совпадением то, что в мире была она, с ее ненавистью и стремлениями, и Ядро — ключ к ее мечтам. Никому оно не было нужно так, как ей, а значит, ей и принадлежало по праву.

Только прийти и взять.

Шиаюн забрала бы его целиком, нимало не беспокоясь о том, что, лишившись Ядра, остров и все его обитатели исчезнут, поглощенные Хаосом. Но в этом не было необходимости. Достаточно было взять силу.

Любой смертный, которому демон отдаст сердце, сам станет демоном. Любой демон, которому отдаст свое сердце кто-то из Господ, станет Господином. Хватило бы смелости принять подарок. Но тот, кто отдает, не лишается ни сердца, ни силы. Это великое искусство — отдавать, не скупясь и не считая, и всякий, овладевший этим искусством, вознаграждается тем, что не знает потерь.

Какой-то демон, высший демон, когда-то отдал свое сердце всем. Или никому. Его сила хранила Тарвуд, и если бы Шиаюн взяла ее, отданную так щедро, она получила бы все, а Ядро не потеряло бы ничего. Вот только… взятая однажды, сила Ядра сделала бы Шиаюн чистокровным демоном. Чтобы стать Госпожой, ей нужно было бы почерпнуть эту силу снова. Но нельзя дважды принять один и тот же подарок.

Шиаюн нуждалась в другом демоне, который отдал бы ей себя, отдал бы свое сердце, сделал ее чистокровной. И тогда она могла бы забрать силу Ядра. А став Госпожой… решила бы, что делать и с Ядром, и с тем демоном, который первым отдал бы ей сердце. И со всеми остальными.

В Кариане хватало демонов, но даже слабейшие из них питали отвращение к полукровкам. Она не была плодом любви или хотя бы страсти, что оправдало бы ее существование, сделало ее красивой в глазах чистокровных демонов. Шиаюн была флюктуацией, каким-то непонятным и трудно приемлемым последствием одной из трапез своего отца. Никто не отдаст сердце волоконцу мяса, застрявшему между зубов.

Карианские демоны годились лишь на то, чтобы ненавидеть их и ждать, когда придет время с ними разделаться.

Шиаюн ошиблась с Калиммой. Правительница Тарвуда, окруженная непроглядной тьмой, по своей воле направляла движение небесных сфер, меняла времена года, была властна над покоем мертвых. Легко было принять ее за демона, а оказалось, что Калимма — дух. Дух могущественный, наделенный сердцем и разумом, но не способный принять силу демона. У Калиммы просто не могло появиться такого желания — ее природа противоречила всему демоническому, была полной противоположностью, и хорошо, что княгиня наотрез отказалась от предложения подчинить себе Ядро. Они исключали друг друга, место в мире было только для чего-нибудь одного, а попытка взаимодействия привела бы к уничтожению. Ядра. Калиммы. Или их обоих.

Шиаюн ошиблась с Бераной. А ведь и Берану принял бы за демона любой, кто способен смотреть и видеть. Ее не окружала тьма, как Калимму, наоборот, она вся светилась, как самый прозрачный и солнечный летний день. Этот свет, так же как тьма вокруг княгини — был верным признаком демонической природы. И когда вампир отказался от крови Бераны, Шиаюн поняла, что не ошиблась. Вампир, пьющий из демона, необратимо меняется, пока в конце концов, не станет демоном сам. Поэтому другие вампиры убивают таких прежде, чем преображение завершится. Ни один мертвяк, даже самый дурной и глупый, не пойдет на такой риск, поэтому насчет крови Бераны не осталось сомнений, и окружавший ее свет не позволял сомневаться, и Шиаюн поняла, что ей повезло без всяких чар подчинить себе чистокровного демона. 

Увы, сердце Бераны оказалось человеческим.

В ее жилах текла кровь демонов, но ее сердце, ее суть, принадлежали людям.

Бесполезное сердце. Бесполезная суть.

Демона мог бы заменить человек. Кто-нибудь, кто прошел бы с Шиаюн весь путь к Ядру, и пожелал принять его силу. Это казалось несложным: человек принимает силу Ядра, становится демоном, отдает свое сердце Шиаюн, и чистокровным демоном становится она. Потом осталось бы только поглотить Ядро, чтобы сравняться с Господами в могуществе. Во всемогуществе.

И решить, что делать со смертным, ставшим демоном и подарившим ей сердце.

Вот только, если демоны умели дарить с безоглядной щедростью, доступной лишь истинно сильным и истинно богатым, то смертные — нет. Шиаюн могла зачаровать любого, могла влюбить в себя весь Тарвуд, и мужчин, и женщин, и даже духов, в изобилии населявших эти волшебные земли, но сердце, отданное под чарами, не стало бы подарком. Настоящим. Сделанным от души.

Шиаюн доводила смертных до отчаяния и легко получала их сердца, но как убедить отчаявшегося человека в том, что ему нужны власть и могущество? И как довести до отчаяния того, кто эти власть и могущество обрел?

Вампир не уходил из мыслей. Его кровь воплощала призраков, делала их уязвимыми. Вампир мог открыть путь к Ядру, даже если бы оказалось, что призраки охраняют подземелья под Блошиным Тупиком. А когда Шиаюн поняла, что его кровь делает Берану сильнее, поняла, что он могущественней демона, пусть и испорченного негодным сердцем, она заручилась его поддержкой. 

Как умела.

Получилось хорошо.

Шиаюн впервые столкнулась с существами, на которых не действовали чары, но не растерялась, и была довольна собой. Если бы только еще она не испугалась того, второго, вампира! Старшего.