Было много подражателей, кое-кто из них сумел вырасти, научиться чему-то, стать художником и творить свое — настолько же необычное. Но повторить — написать так, чтобы работу подражателя нельзя было отличить работы ван Лудо — не удалось никому. И никогда не удастся.

Мастер когда-то гордился этим. Но сейчас, стоя в сумерках перед светящимся огнями зданием из стекла и стали, глядя на людей, заполнивших пологое крыльцо, входящих в двери под вспышками фотоаппаратов, он думал не о гении ван Лудо, а об учениках, о которых так никогда и не узнал. Вот чем действительно стоило гордиться — тем, что из века в век он вдохновлял других творить. Пусть, сначала они пытались лишь подражать. Не важно. Если бы даже только один из них нашел свою дорогу, этого оказалось бы достаточно. Но их было больше. Гораздо больше. А теперь, когда Старк вновь открыла картины ван Лудо, появятся новые ученики. Новые вдохновленные, вдохновенные художники.

Может быть, новое имя станет именем не просто Мастера, но Учителя? Каким же оно должно быть?

Он дождался, пока самые важные гости войдут в залитый светом вестибюль, и журналисты уберутся туда же. Внутри, в здании, снимать нельзя, значит, можно не бояться случайно попасть в кадр, а потом — на глаза какому-нибудь слишком внимательному фотографу. Вопросы: «что это за человек? Я точно помню, что когда снимал, в том месте никого не было…» — задают чаще, чем кажется юным вампирам, самоуверенно полагающимся на «Туман».

Мастер смешался с толпой и вошел в галерею.

— Я понимаю, что если он от меня сдернул, как на реактивной тяге, то от тебя вообще телепортируется. Но может, лучше я пойду? У меня дайны, — Заноза с пятнадцатиметровой высоты сверлил взглядом пустое крыльцо и вестибюль галереи за прозрачными дверями.     

— Ты лучше управляешься с собакой.

Мухтар, изучавший ствол карликовой яблони, услышал слово «собака» и завилял хвостом. Мол, да-да, я здесь, я собака.

— Да с ним не сложно, — сказал Заноза. — И это ты с ним на вампиров охотился, а я ни разу.

— Ты быстрее бегаешь. Лучше стреляешь. И, если что, пока я там буду, картины не пострадают. 

Сверлящий взгляд тут же вперился в него. Но Хасан и не такое видывал.

— Так вот в чем дело, — протянул Заноза, — вот оно что. Недоверие. Внутри спаянной боевой группы. Необоснованные подозрения, дискриминация…

— Необоснованные?

— Ущемление чувства собственного достоинства…

— Необоснованные подозрения?

— Убийство веры в себя. Для меня это хуже, чем просто убийство. И ты, — в Хасана обвинительно ткнул унизанный кольцами палец, — вот ты, знаешь об этом лучше, чем кто бы то ни было.

— К вопросу о необоснованных подозрениях. Как быть с Опера Гарнье?

— Ты тоже стрелял!

— Выбора не осталось. Их было трое, а у тебя всего две руки. А библиотека тийрмастера в Бризонтире?

— Случайность! Там точно никто не стрелял. Оно само загорелось!

— И сгорело дотла. А восемь гранат в национальной галерее старинного искусства? Ладно, современного, это бы я еще понял. До взрыва и после взрыва — никакой разницы. Но старинного! Мальчик мой, в чем провинилась классика?  

— Зато Бризонтир теперь Дюмантир, — буркнул Заноза, отворачиваясь, — всяко, красивее.

— Так ты тийрмастеров по благозвучности имен выбираешь? Кто был в Юнгбладтире до Юнгблада?

— Майкл Чейм.

— Так и есть. По благозвучности.   

— Три тийрмастера, — как-то удивленно произнес Заноза, и снова воззрился на Хасана, но уже даже не пытаясь притворяться обиженным. — На нашей совести три тийрмастера и три смены власти. Почему я никогда об этом не думал?

— Ты бы лучше удивлялся, почему на Алаатир до сих пор не сбросили бомбу. Кого-то стоило бы похоронить, даже ценой уничтожения тийра. Но в этом городе ты вроде бы ничем не отметился?

— В Музее современного искусства в двадцать девятом. Гонялся за вервольфом. Не спрашивай…   

— Незнание — благо, — Хасан покачал головой. — Оставайся тут с Мухтаром и постарайся ничего не сломать, не взорвать и не сжечь.

— Тут только кусты. Кусты, урны и скамейки. Хасан, ты издеваешься?

— Я в тебя верю.

Здешний воздушный парк ни в какое сравнение не шел с теми, что зеленым кружевом накрыли Алаатир. Там был волшебный лес, переплетение виадуков, в великом разнообразии засаженных деревьями, лианами, кустарником и цветами. Здесь — всего лишь газоны и кусты, разбитые на брошенных путях надземной железной дороги. Но этот парк был первым. В Алаатире лишь подхватили идею.

Парк тянулся почти через весь город на высоте второго-третьего этажей. Идеальное место для наблюдения за близлежащими улицами и зданиями, но самое неподходящее для засады. Если, конечно, ты не вампир с восьмисотлетней кровью. И не пес-призрак, пожиратель девственниц.

Одноэтажное здание, в котором располагалась галерея Старк, было видно отсюда как на ладони. Крыша, оба входа и маленькая парковка, сейчас заставленная автомобилями. Заноза установил три камеры, которые с полусекундной задержкой передавали изображение на экран его ноутбука. Этого должно было хватить, чтобы увидеть Хольгера сквозь «Туман». Отвод глаз — обманка для взгляда, а не для записывающих устройств. То, что в реальном времени не увидишь, потому, что не обратишь внимания, в записи можно разглядеть. Если присмотреться.

Присматриваться он умел. Смотреть и видеть — это запросто. Куда сложнее было научиться не видеть. До сих пор не всегда получалось.

Заноза перестал смотреть на галерею, теперь его интересовала только запись. Он видел, как Хасан, спустившийся из парка на улицу, пересек парковку и вошел в дверь пожарного выхода. Там, внутри, Турок выйдет из «Тумана» и…

всех убьет

…позволит Хольгеру увидеть себя. Этого должно хватить, чтобы голландец сбежал. Так же, как сбежал в «Крестовнике», едва увидев Занозу. Но Хольгер под «Туманом», он не станет убирать «Туман» в галерее, и тем более не станет убирать его, когда кинется в бегство. Хасан его не увидит.

Зато увидит камера. И почует Мухтар.

Заноза вытащил из кармана вакуумный пакетик с одним из хольгеровских галстуков. Мухтар заинтересованно сунулся мордой. Знает, что карманы вампирам нужды для того, чтобы носить всякие собачьи лакомства.

— Погоди, — Заноза похлопал пса по широкому лбу, — сейчас Хасан выгонит на нас добычу.

Был вариант, что Хольгер в панике побежит на крышу. Но, вероятнее всего, он не станет паниковать и уйдет через главный вход. Шанс, что он попытается мимо Турка проскочить к пожарному выходу очень невелик. Когда Хасан был в подходящем настроении, от него всем, кроме Занозы, хотелось держаться как можно дальше, а сегодня настроение было самым подходящим.

Хольгер не рискнет приблизиться. 

Значит, или крыша, с которой он спрыгнет на парковку. Или главный вход, откуда ему и прыгать не придется.

— Напугай его, понял? — строго сказал Заноза Мухтару. — Напугай по-настоящему, чтобы он выбежал из «Тумана», и я его увидел.

Мухтар завилял хвостом и дурашливо заулыбался. Строгость в голосе любого из хозяев беспокоила его только тогда, когда он знал, что нарушает правила. А сейчас он вел себя хорошо.

Когда Хольгер появится, счет пойдет на доли секунды. Этот старый упырь пил кровь слишком многих най и получил слишком много дайнов. О большинстве из них Заноза знал — составил список на основании запутанных рассказов мисс дю Порслейн — но какие-то мог упустить из виду. Хольгер умел ходить сквозь секунды, это факт. И очень может быть, что делал он это не хуже Хасана. Еще он умел, проходя сквозь секунды, не выпадать из «Тумана». Но последнее — штука ненадежная, потому что плотность «Тумана» зависит от того, насколько ты уверен в своей безопасности. А кто будет уверен в своей безопасности, когда на него с рыком летит стокилограммовая собака-убийца?