«Ничего, ничего, дружок! Пока я тебе нужна, с моей головы волосок не упадет. А пока ты мне нужен — и твоя шкура целее будет, — напомнила себе чародейка. — Ты меня к Джевиджу приведи, а там я уже найду на тебя управу». И мысленно добавила неприличное слово родом из своего смердящего гнилой соломой, голодного деревенского детства в адрес мистрила Бириды. Этот толстый скот вообще не считал нужным скрывать своего удовольствия от созерцания колдуньиных страданий. Развалился на пледе, словно в театральной ложе, и ждет, когда начнется любимый спектакль «Муки великой магички».

«И тебе тоже будет больно, уродец! Ты у меня попляшешь!»

Наверняка и Бирида, и Дугальд понимали, что их тройственный союз — явление временное. Фахогильский мститель не доверял хитрой магичке и тихо ярился на паршивого шпиона, шиэтранец презирал Бириду и опасался Даетжины, а та, в свою очередь, спала и видела, как расправится с обоими мужчинами, когда необходимость в их помощи отпадет. А скрепляла воедино сие скопище взаимных противоречий только личность общего врага. Росс Джевидж, как всегда, действовал на разных людей одинаково, заставляя либо любить себя до фанатизма, либо столь же страстно ненавидеть. Да что говорить — жгучая ненависть к лорду канцлеру цементировала и более хрупкие содружества.

— Начинайте сеанс! — приказал Дугальд.

Виски женщины пронзила боль, глаза закатились. ВсеТворец! Больно-то как! Пожалуй, она пожертвует частью планов, но изжарит шиэтранца живьем ранее запланированного срока.

Но тут кехтанский связник сказал то, ради чего мис Махавир терпела превратности дороги, неприятную компанию и ежедневные пытки прибором. Она сделала над собой усилие, чтобы сдержать радостную ухмылку, растягивающую губы помимо воли.

— Мы просим вас поторопиться, господин. Генерал Барсс назначает встречу в окрестностях форта Арменд через четыре дня, — отчеканила чародейка, даже мускулом на лице не дрогнув. — Других новостей нет.

— Скажите связнику, что я там буду в назначенный срок. Отбой.

— Уф-ф-ф-ф, — проскулила Даетжина. — Я сейчас умру, просто лягу и умру.

Мужчины, презрительно оскалившись, отвернулись.

Магичка и в самом деле едва не ушла в мир иной. Лгать наперекор магической машине очень и очень сложно, почти невозможно, но самая сильная чародейка Эльлора сумела и этот запрет обойти. Она соврала шиэтранцу. Потому что узнала нечто важное, нечто делавшее ее хозяйкой положения.

«Как, впрочем, всегда было и будет», — самодовольно решила она.

Уже сидя в фаэтоне, откинувшись на спинку и закрыв глаза, чтобы не выдать ненароком ликования, мис Махавир поздравила себя с… можно сказать, что и с победой… Да! С победой! Все-таки она не ошиблась насчет Диана Джевиджа. Он не просто будущий маг, он… Тс-с-с-с! Не будем пугать легкокрылую птицу-удачу.

Утро выдалось на удивление тихое и спокойное. Часовые не били тревогу, никто не бегал вокруг палатки и не орал сорванным голосом, не требовалось выскакивать в предрассветный сумрак с уже заряженным оружием и бежать, прятаться, стрелять… Странно и даже как-то непривычно. Поэтому безмятежное беззвучие разбудило Фэйм вернее любого, самого громкого набата. Так старые, прошедшие войну солдаты, привычные к канонаде и умудряющиеся дрыхнуть даже под обстрелом, мгновенно просыпаются, едва наступает полная тишина.

— Доброе утро, милая моя, — ласково мурлыкнул Росс. — Не волнуйся, все в порядке. Еще очень рано. На часах всего лишь начало пятого.

Ему тоже не спалось и, по всей видимости, по той же причине. Хоть заснули они вчера позднее обычного — вернулись с «прогулки» довольные и смущенные, быстро поужинали стряпней вдовы Лайч и поспешили спрятаться в своей палатке, подальше от понимающих и слегка завистливых взглядов. Еще долго шептались, соприкоснувшись лбами, точно заговорщики из бульварных романов, чтобы злая судьба не подслушала, чтобы ночные феи не сглазили их хрупкое возрожденное доверие.

— Думаю, нужно нанять для Кири учителя маголийского, — сказал вдруг Джевидж. — У девочки явная склонность к языкам. Перед тем как мы уехали, я на ночь рассказал ей стишок про лунного бычка, а она возьми и запомни. Представляешь? Повторила слово в слово, причем без всякого акцента.

Впервые за все время путешествия на Восток Росс нашел в себе душевные силы заговорить о детях. Хороший знак, очень хороший. Значит, не прикидывается.

— В этом плане Киридис вся в тебя, — поддержала настроение мужа Фэйм. — Ты у нас полиглот. Но может быть, начнем с шиэтранского? Я могу с Кири заниматься.

— Я проверял — южные языки ей нравятся больше. Я слышал, что некий мистрил Биф учит маленьких детей языкам во время непринужденной игры. Надо будет попробовать эту новую методу.

Фэйм мягко улыбнулась в полумраке палатки.

— Так-так! Значит, не только я одна уже мысленно примериваю венчальное платье на малышку?!

— А что тут такого? О таких вещах следует думать заранее. Дети растут так быстро…

И, поняв, что, сам того не желая, коснулся больной темы, Джевидж покрепче прижал к себе судорожно всхлипнувшую Фэйм, бережно коснулся губами ее виска.

— Мы найдем Диана, я клянусь тебе. Мы найдем его, вернемся в Эарфирен, заберем Киридис и…

— Уедем в Виджмар?

— Да. В Виджмар. Я уже все для себя решил.

Четко и резко, почти отдавая команду. Слишком резко, чтобы Фэйм удержалась от вопроса:

— И ты сможешь отказаться от политики, от государственной службы и… от дружбы Раила? Ты согласишься на жизнь простого сельского землевладельца? — Понадобилось поглубже вдохнуть воздух, чтобы добавить: — Ради будущего… мага?

— А что тут такого невозможного?

Еще не так давно Фэйм была так счастлива слышать подобные слова. Наконец-то они все вместе заживут тихой, мирной жизнью вдали от политических бурь, от заговоров и парламентских сессий, от газетных статей и светских сплетен. «Слава ВсеТворцу!» — думала прежняя Фэйм. Еще две декады назад, но не сейчас. Нет, дорога через Арр навсегда изменила леди Джевидж. Эта война сделала ее солдатом, теперь она знает, что такое сражаться, что такое побеждать, и, удивительное дело, Фэйм наконец-то поняла своего мужа. Странно, правда?

— Даже зная, что Диан никогда не станет ни адмиралом, ни генералом? — уточнила она.

— Пока никто — ни ты, ни я, ни профессор Кориней — не ведает, кем станет наш мальчик, когда возмужает, — заявил Джевидж.

И подумал: «Если мир не захочет меняться под моего сына, то я его заставлю, а если понадобится, то и переделаю. Скручу в бараний рог жестокую долю, посмевшую так несправедливо обидеть моего мальчика, сделав его магом».

Росс рисковал стать безбожником, ибо он столько раз задавал ВсеТворцу мучавший его вопрос: «Как же так? Почему невинное, еще не успевшее нагрешить дитя обречено на незавидную участь — всю жизнь ходить по тонкой грани меж добром и злом?»

Чтобы остаться человеком, профессор Кориней отрекся от части своей сущности. Чтобы не погубить душу окончательно, Морран Кил принял Печать Ведьмобоя, по сути добровольно отдавшись в рабство.

Однажды лорд Джевидж дал волю воображению и умозрительно примерил на себя шкуру волшебника. Вот когда ему стало по-настоящему страшно. С его-то амбициями и самолюбием, Эльлор получил бы Даетжину Махавир в кубе, да еще и в мужском обличье. Сумеет ли Диан противостоять искушению властью и силой? Никто не знает, никто не скажет.

Как же просто быть сыном и как сложно — отцом. Что-то в этом духе частенько повторял дед Росса, глядя на непоседу внука со странным выражением на лице. Теперь-то Джевидж знал, что означает этот взгляд. Жгучий стыд и сожаление, стыд нерадивого отца и сожаление о потерянных безвозвратно годах. Пройдет чуть больше тридцати беспокойных лет, и лорд канцлер на своей шкуре испытает те же чувства. Когда будет подписывать приговор Ольрину — нелюбимому первенцу, сыну-предателю, заговорщику и самозванцу.

Как легко быть сыном… Визжать от восторга при одном только виде входящего в комнату небожителя, который сильнее всех, который знает все на свете, который самый-самый. Отец просто приводит тебя в этот мир без спросу, и твоя любовь к нему абсолютна, безмерна и лишена тени сомнения. Вы, взявшись за руки, бежите вприпрыжку солнечными лугами детства, продираетесь тенистыми и мрачными чащами отрочества, гуляете океанскими берегами юности, прежде чем он выведет тебя на главную дорогу жизни. А дальше… У каждого мужчины по-разному: кто-то обречен испытать разочарование в кумире детства, кто-то, став старше, напротив, простит обиды и поймет, но отец навсегда останется константой.