— Я не так сильно цепляюсь за свой пост, чтобы жертвовать сыном, сир.

Отсвет пламени блеснул в зрачках Джевиджа, словно отражение его внутреннего огня.

— Вы всегда превыше всего ставили интересы империи, Росс. Что изменилось сейчас? — с укором спросил Раил.

— Очень много, знаете ли, сначала я потерял память, потом окончательно здоровье, а приобрел только удивительно честную женщину и крошечного мажонка.

— Неравноценный обмен, — отрезал император.

— Вероятно, это так и есть. Но я не могу предать сына во второй раз, — вздохнул Джевидж и недовольным движением головы дал понять, что не намерен объяснять, в чем заключалось первое предательство.

Откровенно говоря, Раил не ожидал от Росса столь сильных родительских чувств. Кто бы мог подумать?!

— Я тоже отец, я тоже люблю своих детей, но есть вещи превыше всего остального — долг, который важнее…

— Есть. Но если я предам Диана, то я предам и Эльлор. Все просто, сир, я подаю в отставку. Сейчас!

— Я вашей отставки не принимаю, лорд Джевидж! — мгновенно вскипел монарх. — Пока не принимаю!

— А вы подумайте еще раз, Ваше императорское величество. Нужна ли Эльлору напряженность между императором и канцлером? Трен Кариони может исполнять мои обязанности, пока я буду заниматься поисками Диана, — изо всех сил стараясь удержаться в рамках дозволенного, молвил Росс.

Раил издал гневный монарший рык:

— Вы никуда не поедете!

Лорд Джевидж набычился. На лбу у него, отвыкшего от приказного тона, тут же вспухла синеватая жила.

— Я поеду! И никто мне не запретит, даже вы, Ваше императорское величество.

— Я вам запрещаю!

— В кандалы берите! — рявкнул Росс, становясь из мертвенно- бледного пунцовым от бешенства.

И неведомо чем бы кончилась эта перепалка, и до чего бы они договорились, не исключено, что и до кандалов, когда бы Джевиджа не свалил припадок падучей. Не слишком сильный, но, как всегда, впечатляющий своими неприятными последствиями.

Раил не успел на помощь позвать, когда Росс в себя пришел. Он оттолкнул руку императора и с огромным трудом поднялся на четвереньки.

— П-простите, сир, я испортил вам ковер… кажется… — пробормотал он сконфужено.

Рука, опирающаяся на спинку кресла, еще заметно дрожала, а грудь ходила ходуном, но подбородок Росса уже был надменно вскинут:

— Не стоило п-превращать все это… в нечто… гадкое…

И добавил в ответ на вопросительный взгляд императора:

— Не нужно было заставлять меня выбирать между империей и сыном, вот я о чем… Я все-таки подаю в отставку, сир.

И волей-неволей Раилу Второму, самодержцу Эльлора пришлось признать, что от Росса Джевиджа, даже в мокрых штанах, исходило больше силы и власти, чем от большинства людей, когда они держат в руках заряженную винтовку, а ее ствол упирается прямиком в ваш живот.

Одетая в серое дорожное пальто, боты и шляпку Фэйм сидела прямо на полу детской, прижавшись щекой к боку пустой колыбели, со спины похожая на раненую сову из-за наброшенного поверх одежды пухового палантина. Рядом стоял саквояж с аккуратно притороченным к нему зонтиком.

— Куда вы собрались, миледи? — сухо спросил Росс, остановившись на пороге.

— На железнодорожный вокзал, — ответила женщина, не обернувшись и не открыв глаз.

— Что ж, отлично, время на сборы еще есть. Экспресс отходит только утром.

Фэйм удивленно вздрогнула.

— Мы едем вместе.

— Но…

— Имею право. Диан — мой сын, а вы… Вы — моя жена, — отрубил Джевидж.

И пошел собираться в дорогу.

Такого тумана, какой опустился на столицу утром последнего дня нэнил-месяца, не случалось уже лет десять подряд, если не больше. На город улеглась огромная серая туча, насквозь пропитанная влагой, она застила солнце, погрузив Эарфирен в зловещий сумрак безвременья. В просвещенный век прогресса никто уже не верил в то, что пасмурная погода на кайн-нил-нэнил[18] предвещает важные перемены в жизни, которые принято называть судьбоносными, но клирики в храмах все равно зажгли специальные благовония, отвращающие нечисть и нежить, активно охотящуюся в такие моменты на души смертных. Этот горький пронзительный запах преследовал Росса и Фэйм всю дорогу до вокзала Конкруш-Теаль. Выехать пришлось очень рано, кучер в таком густом тумане не мог пустить лошадей быстрее, чем шагом, не рискуя столкнуться с другим экипажем или сбить зазевавшегося прохожего. Сложнее всего было объяснить Кири, куда и зачем одновременно уезжают мама и папа. Малышка, словно почувствовав предстоящую разлуку, проснулась еще до рассвета и сбежала от няньки в родительскую спальню. Она не плакала, но скулила, как побитый щенок. Фэйм украдкой вытирала слезы, а у Росса болело сердце. Насколько бы все упростилось, останься жена дома, под присмотром Лалил Лур, рядом с Кири, в тепле и уюте, думал он. Арис-месяц не самое лучшее время года для путешествия по равнинам Территорий, зимние ветра несут песок из пустыни, ночью морозно, днем жарко и ветрено. Но куда там — Фэймрил каждой жилочкой рвалась к сыну, и заставить ее сидеть в четырех стенах и ждать означало окончательно свести с ума. Другой бы мужчина проявил жесткость и принудил жену слушаться голоса разума, но Джевидж никогда ни в чем супругу не ограничивал. Все деньги от продажи эарфиренской и сангаррской недвижимости он положил на личный счет Фэйм, вписал ее в свое завещание единственной наследницей, словом, сделал все возможное, чтобы после многолетнего пленения в первом браке она снова не почувствовала себя бесправной узницей. Любые траты, любая перестановка в доме, любая блажь, буде такая приключится у благоразумной леди Джевидж, не встречали с его стороны никакого сопротивления. Если Фэйм хотела ехать в оперу или театр, а Россу позволяло здоровье — они ехали, если супруга желала модную обновку — она ее получала тут же. В высшем обществе подобный либерализм в отношении жен, мягко говоря, не приветствовался, но на вольности канцлера глаза закрывались. А в ответ на шутливую подначку императора относительно легкой формы подкаблучничества Джевидж объяснил, что женился для того, чтобы наслаждаться жизнью, а не ради власти. Этого добра ему хватает по долгу службы, а дома хочется покоя и ласки.

Профессор Кориней, которому далекие дороги были уже заказаны в силу преклонного возраста, выдал беспокойному пациенту мешок всяческих снадобий и огромный список лечебных предписаний. Их Россу вменялось выполнять по мере сил и возможностей. Теперь склянки неприлично звенели в дорожном бауле, раздражая слух бывшего пехотинца.

Фасадом Конкруш-Теаль служило пятиэтажное здание гостиницы «Звезда Востока», изобильно украшенное лепниной и аллегорическими скульптурами Богатства и Плодородия. Богатство изображалось в виде солидного бородатого фермера, а Плодородие — упитанной селянки со снопом в одной руке и поросенком в другой. Помпезное здание следовало объехать с южной стороны по Малой Аллее, чтобы попасть к путям и платформам отправления, специально углубленным на несколько метров ниже уровня прилегающих улиц. Там же находились кассы, зал ожидания, буфет и отдел посылок. Экипаж канцлера нырнул в специальный, перекрытый навесом съезд, пристраиваясь в хвост медленно движущейся очереди из фиакров и фургонов.

Под застекленной арочной крышей дебаркадера[19] царили невообразимая суета, шум и гам, свойственные такому беспокойному месту, как вокзал. Снующие туда и сюда носильщики, озабоченные кондукторы, разносчики всякой снеди, торговцы газетами и сувенирами, суровые полицейские и растерянные пассажиры смешались в огромную многоголосую толпу, внушающую человеку непривычному поначалу лишь ужас и смятение. Ничего удивительного, что какой-нибудь провинциал, впервые посещающий столицу Эльлорской империи, впадал в ступор уже на вокзале. Добавьте сюда же горы разнообразного багажа — чемоданы, коробки, саквояжи, каждый из которых снабжен разноцветными ярлыками с указанием пункта назначения, — и получите картину вселенского хаоса. Настоящая вотчина демонов дальних странствий, которые по старинным поверьям поджидают каждого путника на обочинах и перекрестках дорог, чтобы питаться его страхами и волнениями, заставлять совершать глупости и насылать всяческие неприятности. И даже скульптурные Длани Хранящие у самого начала платформы отнюдь не добавляли спокойствия будущим путешественникам. Напротив, ваятель, кажется, сделал все возможное, чтобы у зрителя создавалось впечатление, будто ВсеТворцу самому несколько страшновато за смертных, трясущихся в деревянных коробках, которые тянут за собой гремящие и ревущие, исторгающие пар железные монстры.