Улыбка у лорда канцлера получилась хищная и продирающая до костей своей многозначительностью. Успевший немного изучить подопечного, маг ощутил себя очень неуютно. Словно лягушка, распластанная на доске для препарирования.

— Возьмем для сравнения отношения эльлорских правителей с эльлорскими же магами. В свое время достославный Элриан-Ведьмобой пытался решить проблему колдунов радикально — он их истреблял без всякой пощады: изгонял, казнил, калечил и клеймил. Не помогло, и мы с вами прекрасно знаем почему. Маг может родиться в любой семье — у крестьянина, у барона, у потомственного воина и… настройщика роялей. Что, собственно говоря, уравнивает шансы. С другой стороны, волшебники отнюдь не самые бесполезные члены общества, как многим кажется. До изобретения огнестрельного оружия боевые маги вроде вас сами по себе считались оружием. Будь наши волшебники столь же не скованы ограниченными возможностями воплощения своей силы в некие материальные предметы, как это рисуется в детских сказках, то вся история нашего мира пошла бы иной дорогой.

И тут лорд канцлер ничуть не погрешил против истины. Нагой Морран Кил равен в беззащитности голому Россу Джевиджу, и без личного жезла он может сколько угодно выкрикивать заклинания, они будут только воздух сотрясать, точно так же как и заковыристые ругательства из словарного запаса бывшего маршала. И если на стороне молодого человека немалая физическая сила, то хромой канцлер наверняка более искушен в рукопашной драке. Так что приключись меж ними рукоприкладство — еще неизвестно, кому досталась бы победа.

— Равновесие между магом и обычным человеком, заложенное природой, распространяется и на все остальные сферы жизни. Государство в той же мере нуждается в магах, в какой и они — в наличии формального порядка. Внутренние нравы Хоквара вам прекрасно известны, мэтр. Пауки в закрытой банке и то милосерднее друг к другу. Не имейся хоть мало-мальского контроля со стороны, ваши коллеги друг другу горло перегрызли бы.

Морран даже язык прикусил от неожиданности. Всякое напоминание о времени, проведенном в магической академии, вызывало у него болезненный приступ звериного страха. Десять лет уж прошло, худосочный тощий мальчишка давно стал взрослым сильным мужчиной, но память об унижениях, если не сказать пытках, и моральных, и физических, перенесенных в стенах Хоквара, оставалась с ним в незамутненной неприкосновенности. А как еще мог чувствовать себя ребенок двух миролюбивых, одаренных музыкально людей, которые за всю жизнь друг на друга голоса не повысили? Разумеется, Моррана в Хокваре травили все кому не лень. И однажды все-таки довели до ручки. В буквальном смысле. Поэтому в личном деле мэтра Кила рядом с фамилией красовалась черная толстая литера «А», обозначающая склонность к насилию в состоянии аффекта. Забить до смерти обидчика ручкой со стальным пером может не каждый пятнадцатилетний, это точно. Впрочем, мало кто из тогдашних хокварских обитателей — учеников и преподавателей — не вздохнул с облегчением при виде изуродованного трупа Камарила Буна. Поэтому за улепетывающим под крыло Тайной службы Морраном никто особенно и не гнался.

— Вы ведь сами пожелали отправиться в магическую академию? — вкрадчиво спросил Джевидж, магнетизируя телохранителя свинцово-серым прохладным взглядом.

«Мысли он читает, что ли?» Разговор странным образом свернул в совершенно незнакомую область личного, куда они с милордом никогда не углублялись. Собственно, они никогда и не говорили о чем-то кроме работы. Порой у Моррана создавалось впечатление, что он навеки прикован к Россу Джевиджу, точно каторжник к галерному веслу, прикован долгом к человеку, который тебя искренне не любит, нисколько не доверяет и при этом является завораживающей и притягательной загадкой.

— Я считал себя непонятым и захотел очутиться среди таких же, как я сам…

— Избранных? — подсказал зловещим шепотом Росс, по-змеиному щурясь.

«Оставил бы ты меня в покое, старый аспид», — мысленно простонал экзорт.

— Нет… не совсем… скорее, особенных…

— Что по сути одно и то же, — хмыкнул канцлер. — Вам ведь известно, что волшебники делали несколько попыток создать подобие собственного государства?

— Да, милорд. Ничего у них не получилось.

— Потому что перегрызлись меж собой и уничтожили друг друга, не так ли? — уточнил Джевидж. — А вот общая угроза в виде Конклава Рестрикторов всегда попервоначалу сплачивает магов. Но как только один из шишек Ковена находит подход к руководству надзирающих, единство тут же рушится, словно карточный домик. А ведь любой здравомыслящий человек способен предположить, что рестрикторы сами провоцировали волшебников, выделяя среди глав Ковена слабое звено, и потом метко били по нему, достигая таким образом равновесия на новом уровне. — Милорд изобразил кистью правой руки некое вычурное движение, чтобы привлечь внимание к своим последующим словам. — Задача власти состоит в том, чтобы держать в узде магов и вместе с тем пользоваться их дарованиями. Задача чародеев — добиться наибольшей независимости, но не скатиться к саморазрушению из-за внутрицеховой борьбы. А теперь, после легкого экскурса в нашу отечественную историю, вернемся к дамодарцам…

От расстроенных чувств Ниал Кориней закусил губу чуть не до крови. Это не он — старый, погрызенный жизнью-лютовкой башмак — должен смотреть, как крошечного Диана Джевиджа прикладывают к материнской груди, как блестят глаза Фэймрил, как она тихонько мурлыкает песенку своему ненаглядному чадушке. Место в кресле у окна для лорда канцлера предназначено, и это ему надо любоваться безоглядным счастьем любимой. Случись в жизни профессора такая женщина, ни на шаг не отошел бы, ни на миг не оставил бы.

«Идиот! Безмозглый солдафон! Чудовище! Да как ты можешь? Это ж плоть твоя и кровь!»

— У него глаза темно-серые. Как у Росса.

— Цвет еще поменяется, — «утешил» Кориней. — Как у молочных котят поначалу глазенки голубые, так и у деток — грязно-синего, непонятного цвета. Кареглазые парни всегда в фаворе у девчонок.

Фэйм каждую минуту делала новые открытия относительно младенца. Тут у него пятнышко, там пушок. Скоро дело дойдет до ножек и ручек, до пальчиков-горошинок и малюсеньких ноготочков. Материнский инстинкт — великая сила. Противостоять ему невозможно, он извлекает мамашу среди ночи из глубочайшего сна, едва только дитя лишний раз шевельнется, он держит ее настороже круглые сутки, чтобы приглядывалась, прислушивалась, принюхивалась к ребенку, отслеживая малейшую опасность.

— А как лучше кормить его — по часам или когда сам попросит? — встревоженно спросила Фэйм.

— Хоть так, хоть эдак, миледи, — через силу улыбнулся профессор. — Приучите к режиму — отлично, не станете — тоже ничего плохого. Главное, чтобы вес набирал и не болел. А так оно все едино, как на мой взгляд. Медицина тут ни при чем. Лишь бы вам с Дианом было удобнее.

— Моей воли не хватит режим соблюдать. Он такой… милый. Ох! ВсеТворец! Он хрюкнул!

Леди Джевидж осторожно поправила кружевной чепчик, чтобы краешек не давил на щечку.

«А твоему выродку-мужу совсем не кажется, что он милый, детка. Он уже видит в Диане злого мага».

У профессора Коринея так кулаки и чесались надавать по надменной морде канцлера.

— Росс порядком сбит с толку. Я чувствую, он пока не знает, как относиться к малышу, — ровно и бесстрастно, но весьма проницательно молвила Фэймрил. — Ему сейчас сложнее всех. Вы на него не сердитесь, мэтр.

— Он… он вас чем-то обидел? Сказал не то? — резко спросил Ниал.

«Убью гада!»

— Нет, но он очень переживает. Должно быть, боится оказаться недостаточно хорошим отцом.

Кориней испугался, что сейчас не выдержит и взорвется, точно метательная бомба в руках террориста, взорвется вспышкой ярости и возмущения. Поэтому он позвал няню, чтобы у леди Джевидж появилась более достойная собеседница. Женщина женщину всегда поймет лучше, и вообще им есть о чем говорить без умолку до самого вечера. В мелких подробностях, умиляясь и попискивая от восторга, обсудят и глазки, и пяточки, и ушки маленького наследника жестокого и упертого, как распоследний мул, милорда. Опытная посоветует неофитке, поделится знаниями, откроет все тайны младенцев. То что необходимо молодой матери, чтобы она меньше думала о переживаниях своего мужа-придурка. Кориней щедро прибавил еще с десяток непечатных эпитетов, пока спускался вниз по лестнице.