— Тогда я буду знать, кто стоит за похищением, и предприму ответные действия, — жестоко отрезал лорд канцлер.

Спрашивать, что подразумевает Росс под «ответными действиями», Фэйм не решилась, и не потому, что боялась услышать ответ. Она слишком хорошо знала мужа.

— Ты не пойдешь на уступки.

Он смотрел мимо, куда-то в серый вечер, притаившийся за окном, и в зрачках его бушевало адское пламя сомнений во всем на свете, прежде всего в своей правоте.

Тот, кому хватило дерзости и ловкости, чтобы выкрасть ребенка из охраняемого дома, наверняка рассчитывает сорвать в этой смертельной игре огромный куш. И если вопрос встанет ребром, если от Джевиджа потребуют предать интересы Эльлора, то нет никакой гарантии, что он уступит. Даже ради сына, даже ради жены. Скорее — нет, чем — да.

— Иногда мы сами не ведаем, на что способны в минуты отчаяния, — странно искривив губы, холодно молвил Джевидж. — Уступки уступкам рознь. Сначала я хочу услышать требования похитителей.

— — А вдруг это маги? Если они захотят роспуска Конклава Рестрикторов? Ты пойдешь на это?

Создание системы жесткого контроля над чародейским сообществом всегда было для Росса одной из основных целей, и когда состоялось первое заседание Конклава, он откровенно ликовал и даже позволил себе выпить лишнего на радостях.

— Пойду, — кивнул лорд канцлер. — Но…

Он судорожно вздохнул, будто подавился воздухом.

— Что? Чего ты боишься, Росс?

— Боюсь, мажий ультиматум не будет таким простым и однозначным, — признался он честно и поглядел на жену виновато-виновато. — Фэйм, я обещаю сделать все от меня зависящее и вообще все, что в силах человеческих.

Женщину охватило какое-то лихорадочное возбуждение, она продолжала сыпать предположениями и возможными решениями. Язык болтал быстрее, чем думала голова. Пальцы помимо воли вонзились в плечи, и через какое-то время Фэйм уже трясла мужа с абсолютно не женской силой, добиваясь ответов:

— Но его же не станут убивать, правда? Иначе убили бы прямо здесь. Верно, дорогой?

А что бы случилось, найди она в колыбельке бездыханное тельце? Шагнула бы в петлю?

— Да, любимая. Диан — жив.

Конечно же, он был жив. Фэймрил чувствовала это так же отчетливо, как напряжение в переполненных молоком грудях.

«Мы пропустили уже два кормления. Бедный мальчик, должно быть, голоден!»

— Значит, нам всего лишь надо подождать, чтобы узнать условия его освобождения? До утра?

— Конечно. Мы просто подождем, — покорно согласился Росс, легонько касаясь губами пылающего лба супруги.

У леди Джевидж начинался жар, она уже мало что понимала, медленно скатываясь в горячечный бред, а потому вцепилась в мужа мертвой хваткой.

— Пойдем искать Диана? Да? Сейчас?

— Да, немедленно. Только ты немного отдохни, и сразу пойдем. Тебе надо отдохнуть.

— Похолодало?

«Замерзла полосатая кошка, совсем замерзла».

— Точно. Осень же… Иди ко мне на руки, так будет теплее, ты согреешься… — голос Росса журчал убаюкивающее, словно прохладный ручеек в траве. — Вот и хорошо… Так лучше? Вот видишь!

Так и просидел лорд Джевидж всю ночь на узком диванчике с занедужившей миледи, свернувшейся у него на коленях. К его боку прижалась Кири, и никакими силами нельзя было ее оторвать от родителей, поэтому и няньки остались, усевшись в ногах хозяев. Потом пришел профессор Кориней с красными опухшими глазами и принес лекарства для Фэйм и Росса, а с ним и растерянный Кайр, чтоб тоже остаться в тесной комнатенке. Из кухни приползла рыдающая повариха Биби с пирожком для «своей милой несчастной девочки». И хотя двери охраняли Морран с Касаном, но и у них не хватило духа остановить всхлипывающих служанок и мрачных охранников, через каждые четверть часа справляющихся о здоровье хозяйки. Так дикие звери из одной стаи сбредаются в одну нору, чтобы поделиться с раненым сородичем теплом и жизненными силами. Люди, конечно, не звери, но, может быть, потому и пережили обитатели дома номер 26 по Илши-Райн эту страшную ночь и остались в здравом рассудке оттого, что разделили горе на всех.

Любовь и преданность человеческие, они ведь зачастую и не такие чудеса творят, знаете ли.

Мис Лалил Лур видела в своей жизни столько рвущих душу сцен, что давно решила, будто душа ее покрылась толстой непробиваемой коркой и ничто не способно ее растрогать. Девушки из заведения ее матери резали себе вены, делали аборты, убивали возлюбленных, друг друга, своих и чужих младенцев, заболевали смертельными болезнями и умирали под заборами, подобно бродячим собакам. И каждая история была достойна целого романа, как, собственно, жизнь любого человека. Не важно, насколько эта жизнь сложна и тяжела, а других у смертных просто не бывает, но никакому литератору не под силу придумать такие сюжетные повороты, какие порой приключаются с обывателями. Но закаленная и привычная Лалил так и не смогла глядеть на то, как лорд и леди Джевидж пытаются удержаться в рамках приличий там, где другие люди, менее сильные, уже бы изошли на крик и проклятия.

Поэтому она ушла помогать Грифу. И весьма своевременно, надо сказать.

По идее, тот как раз заканчивал лазать по полу детской комнаты с огромной лупой в руках в поисках того, что пропустили коллеги из полиции и Тайной службы. Не то чтобы частный сыщик не доверял профессионалам, но никогда ведь не повредит лишний раз посмотреть свежим взглядом на место преступления. Вот и сейчас Гриф Деврай не зря напрягал извилины и мозолил глаза изучая злополучное окно, через которое проник в дом неведомый похититель.

— Сдается мне, что их было самое меньшее двое, — сказал он, не оборачиваясь к вошедшей агентессе. Звук ее шагов бывший рейнджер отличал от любых других. Наверное, потому, что любил.

— Одному проще пробраться незамеченным, — усомнилась девушка.

— Но кто-то должен был стеречь подходы и прикрывать отход. Что говорят твои маги?

— Маги-экзорты Тайной службы, — уточнила Лалил на всякий случай. — Они пока пребывают в полном замешательстве.

— Значит, обойдемся пока без магии… и обратим взоры свои к бедной падчерице — науке, столь незаслуженно оттертой в сторону хитроумным чародейством и великим волшебством.

Гриф обернулся и, залихватски закрутив пшеничный ус, лукаво подмигнул возлюбленной.

— Подай-ка мне мой саквояж, дорогая.

Чемоданчик мистрила Деврая из самой дорогой кожи с серебряными инкрустациями уже успел обрасти легендами как среди сыщиков, так и среди бандитов. В нем бывший рейнджер хранил свои удивительные штучки, с помощью которых умудрялся отыскать виноватого там, где другие мастера сыска пасовали. И добро б то были магические предметы, так нет же — ни капли волшебства во всех этих порошках, кисточках, баночках не содержалось. И вообще, тайна его успехов заключалась не в содержимом чемоданчика, а в содержимом черепной коробки бывшего капитана имперских рейнджеров. Ибо ум, он либо есть, либо его нет. И в последнем случае не помогут ни волшебство, ни наука.

— Разумеется, следы на подоконнике залапали-затоптали твои коллеги, дорогая, — ухмыльнулся Гриф и сокрушенно добавил: — На него даже ногами вставали. Не иначе как от переизбытка служебного рвения. А я ведь просил осторожнее.

Он показал Лалил отпечаток служебного сапога, и, судя по размеру, излишком рвения отличился низкорослый и чрезмерно шустрый актор по прозвищу Штык. Агентесса только вздохнула: «Этот куда угодно залезет».

— Но у нас еще остался необследованным подоконник и оконные рамы со стеклом со стороны улицы. Надо же было преступнику за что-то держаться, пока… — Гриф присмотрелся повнимательнее. — Пока узким тонким ножом вроде стилета отодвигалась задвижка на раме. Видишь эти длинные царапины?

Девушка кивнула. Ей всегда нравилось смотреть, как работает Деврай. Он не только очень ловко делал свое дело, но и всегда объяснял суть. И пускай в момент знакомства Лалил соврала добросердечному капитану, что не умеет читать, пленив его воображение, но в другом мис Лур не обманывала его никогда — она всегда хотела учиться чему-то новому, никогда не отвергала возможности узнать что-то еще. Потому слушала, раскрыв глаза и уши настежь.