Император пожевал в задумчивости губу, нервно ощипывая пышный пион.

— Да. Пусть это будет Кордэйл. Но без открытых военных действий. Небольших трений и взаимной демонстрации силы будет достаточно.

— Как пожелаете, ваше императорское величество. Я распоряжусь, чтобы господин Санагми начал готовить провокацию.

— Но чтобы не дошло до столкновений… — еще раз напомнил Раил.

— Разумеется, сир, — по-военному четко кивнул Джевидж и перемешал тростью белый песок с пурпурными лепестками пиона.

Чтобы не было так символично:

Из-за поворота аллеи выехал принц Майдрид верхом на вороном жеребце, сопровождаемый наставником и парой телохранителей. Он радостно помахал отцу.

— Добрый день, ваше императорское высочество, — поклонился Джевидж.

— Сидите, сидите, милорд. Не вставайте!

Верховая езда не отвлекла наследника от увлечения воздухоплаванием, как втайне надеялся Раил, но лошадей принц полюбил всем сердцем. И, по правде сказать, держался Майдрид в седле уверенно и крепко даже для взрослого, не то что для тринадцатилетнего мальчика. Но разве его величеству угодишь? Разумеется, Раил был недоволен усердием и успехами принца в верховой езде и не стремился более-менее скрывать свое отношение.

— Я полагаю, его высочество мой сын решил, что его всю жизнь будут носить на паланкине, как какого-нибудь маголийского князька, — бросил он через плечо и повернулся к Джевиджу, встречая осуждающий взгляд: — Что? Я слишком требователен к молодому человеку?

— Покойный император тоже редко находил слова для похвалы, тем паче заслуженной, — ответствовал сдержанно тот.

— То есть? — подозрительно прищурился император.

— Я хочу всего лишь сказать, что нет необходимости идти дважды одним путем, сир.

Раил хотел ответить кое-что не слишком лицеприятное вроде: «Не упомню, когда это вы стали таким большим специалистом в воспитании сыновей?» Но благоразумно промолчал.

Бить по больному месту не слишком по-дружески, не правда ли?

— Просто, как каждый нормальный отец, я желаю своему сыну наилучшего и хочу видеть его идеальным. Хорошо… пусть не идеальным, но близким к таковому.

Джевидж молчал, как всегда непроницаемый, словно гранитная стена. Если бы не ритмичные щелчки суставами пальцев, то ни за что не догадаться о внутреннем напряжении. И ведь не скажешь ему, что тот ребенок, которого Росс ждет с таким страхом и надеждой, ни в чем не будет походить на Ольрина. Это будет другой… сын. И нипочем не признаться, как в свое время Раил изводил себя мыслями о том, что Майдрид повторит судьбу своего непутевого дядюшки. И до сих пор неусыпно бдит император Эльлора над каждым шагом наследника, дабы не упустить мгновения, когда проснется в его крови древний порок всех потомков Ведьмобоя — неуемная жажда удовольствий любой ценой. Оттого и неудовлетворение, оттого и строгость, порой излишняя и вдвойне обидная. Но сказано же: сбережешь розгу — сгубишь дитя. Вырастет Майдрид, сам станет отцом и поймет, как его любили не на словах, а на деле.

Вот поэтому на губах у императора грустная улыбка, а в глазах канцлера невыносимая мука. И молчание, повисшее над их склоненными от тяжких дум головами, не прервется. Мужчины не разговаривают о таких вещах, как отчая любовь. Ибо она сама по себе безъязыка, точно покаранный клятвопреступник.

Иногда Моррану казалось, что он всю жизнь провел рядом с Джевиджем. Так бывает, когда человек, в компании которого находишься весь день от рассвета до заката, от его пробуждения до отхода ко сну, вызывает столько разных противоречивых чувств. Такого несносного ублюдка, как Росс Джевидж, следовало еще поискать — сохраняя на физиономии выражение крайнего презрения, он двумя-тремя фразами мог довести собеседника до припадка бешенства, вознести до небес и втоптать в грязь. Своих подчиненных лорд канцлер, с одной стороны, не считал людьми, а с другой — не претендовал разве только на их печенки с селезенками. Ему и так принадлежало все их время, их мозги и душевные силы. Да что там говорить! Вся жизнь без остатка. Посыльные, клерки, секретари, референты, помощники составляли армию канцлера Джевиджа, связанную присягой и клятвой верности, за честь принесения которой они сражались меж собой едва ли не до крови. Кто-то не выдерживал и сбегал, но те, кто оставался… Они одновременно люто ненавидели и до безумия обожали своего патрона. Они злословили за его спиной и с кулаками бросались на тех посторонних, кто осмелился сказать хоть что-то дурное в его адрес. Они ползали перед ним на коленях и кричали в лицо ругательства, а потом шли и делали то, что он приказал. И только одного человека для Джевиджа не существовало в природе — его телохранителя-мага. Словно лорд канцлер еще давно решил для себя сложное уравнение и вынес Моррана за скобки своего внимания. Мэтр Кил умудрился даже с Касаном Ангамани подружиться. Уж на что замкнутый мужик, уж на что нелюдим, а и к нему нашелся ключик-отмычка. Сошлись на почве красот Восточных Территорий, а там слово за слово и выяснилось, что отставной сержант прекрасно знает язык эрройя и даже знался с одним тамошним вождем-пророком. Он был простой человек, поднятый до чести быть телохранителем канцлера стараниями Грифа Деврая — частного сыщика и друга семьи.

Пока Джевидж прогуливался с императором, оба телохранителя следовали за ними на небольшом отдалении, не обольщаясь безопасностью королевского сада. С начала серми-месяца на канцлера покушались дважды, причем оба раза какие-то молодые борцы за народное счастье, которые не слишком хорошо представляли себе, где у пистолета дуло. Касан утверждал, что это какое-то такое весеннее-осеннее безумие витает в воздухе, потому что летом и зимой количество желающих убить Джевиджа снижается на порядок как среди эльлорцев, так и средь иностранных агентов. Но бдительности телохранители все равно не теряли.

— Гроза идет, — тихо сказал Касан. — И полнолуние нонче.

Дышать становилось все тяжелее, воздух разве что не искрил от накопившегося электричества. Незаметно поднимался ветерок, который обещал к вечеру обернуться шквалом.

— Ночью полегчает, — согласился Морран. — Утро будет свежим.

— Только ночью спать нам не придется.

— Почему? — удивился молодой человек.

— Кажись, наша миледи сегодня родит. Полнолуние — самое время для баб от бремени разрешаться. Луна воду тянет, и плодные воды тоже, — со знанием дела рассуждал телохранитель.

Роды ожидались со дня на день, Джевидж не находил себе места, профессор Кориней отменил все дополнительные занятия, а Финскотт вообще не отходил от женщины ни на шаг. И что греха таить, Морран тоже переживал. Миледи была той сердцевиной, вокруг которой вращалась вся жизнь дома номер 26 по Илши-Райн. И ничего особенно в ней нет, если посудить разумно, но отчего-то же на Росса Джевиджа есть в целом мире только одна управа — его спокойная выдержанная жена.

В последний месяц, когда она совсем отяжелела, канцлер старался каждый вечер проводить в ее обществе. В основном они медленно гуляли по саду, а если Джевиджу срочно требовалось поработать, то Фэйм с книжкой укладывалась на диванчик в его кабинете. Волей-неволей Моррану Килу приходилось быть рядом, слушать их разговоры, а стало быть, проникаться их взглядами, мыслями и впечатлениями.

— Как думаете, все будет в порядке? — осторожно спросил экзорт.

О ком речь идет, Касан спрашивать не стал. И так понятно — о леди Джевидж. Все разговоры между охраной и прислугой только о ней одной. Старые слуги, которых лорд канцлер вернул в дом, на нее чуть ли не молились. Из помеси проходного двора и унылой казармы особняк Джевиджа превратился в семейное гнездо. Все честь по чести, как у нормальных господ, — чудесная хозяйка, ждущая малыша, маленькая дочка-внучка, полный штат горничных и лакеев, добрая нянюшка, замечательная повариха — Биби Джетенгра, приличные парни в охране и даже настоящие доктора при хозяевах, с которыми не возбраняется в случае нужды и слугам посоветоваться о здоровье. Ну чем не простое человеческое счастье?!