Онда распростился с ним у входа в подземелья, у руин среди Леса, неподалеку от того самого места, где много лет назад Анье встретила Ночного. До этого места они доехали почти спокойно, красноглазыве волки нападали только два раза, полудницы плакали, но не рисковали появляться в виду, только последний всадник, обернувшись, увидел, как мелькнули между деревьями белые волосы. Никто не погиб, никто не был ранен. А вот какие твари ждут здесь, во мраке?

Они переправлялись сейчас через неглубокую подземную реку, пронизывающе холодную. С потолка капала вода, струилась по стенам, выходила из-под скал, стремилась непонятно куда и снова уходила под скалу. В мелкой воде над желтым дном сновали слепые рыбы.

"И что они тут едят? В воде вообще ничего нет".

— Эти не опасны, — послышался голос коренастого седого Ночного. Он словно угадал мысли Вирранда. Или Онда уже задавался таким вопросом? — Дурное место будет позже.

— Это ты на Болотах в Восточной четверти не бывал, — буркнул еще кто-то из темноты.

Язык Ночных почти не отличался от языка Дня, хотя оба рода людей давно уже жили обособленно. Вирранду язык Ночных казался немного устаревшим, что ли, но вполне понятным. Ну, и небольшой акцент присутствовал — Ночные слегка растягивали гласные. Вирранд не был особо ученым человеком, но немного знал о том, как учат бардов, о старинном языке, который сохранился еще со времен до Камня, о совсем древних преданиях, в которых слова вроде были понятны, но смысл их, похоже, был иным, чем сейчас. Онде, наверное, было легче, но и Вирранд уже привыкал к говору Ночных.

— Сейчас ты начнешь травить про гигантских пиявок, — засмеялся седой.

— Если бы одни пиявки. Там хватает… всякого. Эти Болота уходят до самой Стены, говорят.

— Как и Пустыня.

— Или Море.

Вирранд перевел коня через подземную речку и остановился на другом берегу — плоском, из желтой глины, смешанной со щебнем. Вода помутнела, по течению плыли куда-то в темноту желтые клубы мелкой мути. Старший отряда, спокойный и молчаливый Хантейя — бледный, как все Ночные, черноволосый и скуластый, остроносый и бровастый, сказал, наконец:

— Здесь безопасно.

"Как ребенка успокаивает". Вирранд усмехнулся краем рта и ничего не ответил.

— Безопаснее, чем если идти поверху, — закончил фразу Хантейя. — Под землей власть короля, а он держится Правды.

"Посмотрим. Если так, то Деанте легче будет добраться до столицы".

Река словно отрезала его окончательно от Дня. Впереди была Ночь.

Сколько прошло дней — Вирранд не считал. Время перестало существовать, когда исчезла смена дня и ночи. Кони Ночных шли спокойно, видимо, подземные пути им были привычны. Конь Вирранда, Шелковник, нервничал, но присутствие хозяина пока успокаивало его. Глаза коня давно были закрыты шорами, и шел он исключительно повинуясь Вирранду.

Потолок пещеры вскоре стал ниже, стены сдвинулись, пол стал ровнее, и Вирранд понял, что они вступили в рукотворные туннели. Когда он спросил Хантейю, кто построил эти туннели, тот ответил:

— Не знаю. Они очень старые. И мы так не строим. Может, боги.

И большего от него Вирранд не дождался. Стены были гладкими, камни были словно сплавлены. Маллен рассказывал, что в гнездах стрекотунов есть такие ходы — совсем гладкие, но стрекотуны склеивают слюной песок, и он становится ровным как стекло. А в древних логовах драконов камни оплавлены. Может, драконы?

Вирранд поежился. Хорошо, что их почти не осталось. Правда, кто знает, времена сейчас дикие, все может быть.

Они ночевали — или дневали? — в больших нишах, словно нарочно сделанных для отдыха. В них имелись очаги, запас угля, и везде был источник воды. Они ехали мимо арок, открывавшихся в непонятную пустоту, по краю обрывающихся в бездну пропастей, мимо уходящих куда-то каменных лестниц и гладких пандусов. Подземелья были полны звуков. Спутники Вирранда были спокойны, постепенно и Вирранд привык к вечному голосу пещер. Но иногда привычную ткань звуков глубины нарушало нечто иное, и тогда Ночные останавливались или ехали медленнее, от отряда отделялся маг и пара воинов, и уходили вперед или в сторону, откуда шел звук. Несколько раз Хатейя приказывал двигаться с чрезвычайной осторожностью. Маг, видимо, заговаривал лошадей, затем им заматывали тряпьем копыта, и животные шли очень-очень тихо.

Два иди три раза гулкое пещерное эхо приносило человеческие голоса, искаженные настолько, что невозможно было понять, откуда идет звук и что говорят. Запах факельного чада говорил о том, что это Дневные, но кто именно — проверять никто не спешил. Может, рудокопы, может, вовсе не рудокопы.

Порой вдруг ощущалось движение воздуха и откуда-то приходили странные запахи — порой отвратительные и вызывающие невольный страх. А один раз, когда туннель некоторое время спускался вниз — Вирранду казалось, что спуск этот бесконечен — на него внезапно, как приступ тошноты, накатило непонятное. Странная слабость. Как в детстве, от внезапного страха, тошнота, пронизывающий холод и бессилие. И шепот, чужой шепот в голове. Вирранд вцепился в гриву коня, одурев и валясь вниз.

Когда он снова начал соображать, ему было худо как после перепоя. Холодная желчь подступала к горлу, голова болела и кружилась, его всего трясло. Они остановились, двое спешенных Ночных поддерживали его. Ночные тоже не очень хорошо выглядели, но все равно куда лучше него. Кони были спокойны — маг поработал хорошо.

— Выпей, господин, — говорил участливо коренастый, тот самый, что рассказывал тогда про пиявки и болота, Тагера звали его, как успел усвоить Вирранд. — Бездна шепчет. Вам. Дневным, непривычно, а мы что, мы у Провала с юности стоим. Ты, господин, еще хорошо держишься.

Вирранд, не отвечая, присосался к фляге — пить хотелось жутко. Питье явно было наговоренным, потому как полегчало очень быстро.

— Бездна шепчет, — морщась, проговорил Хантейя. — Провал близко.

Маг, молодой человек с широким лицом и жесткими, торчащими в стороны черными волосами, ничего не говорил. Он просто посмотрел на Вирранда, пожевал губами, и снова поехал вперед вместе с двумя воинами.

Наконец, через много часов, или дней, или недель бесконечной тьмы, когда Вирранд уже почти забыл, что есть еще какой-то мир, кроме мира темноты, холода, странных звков пещер и подземелий, и даже что-то начал видеть во мраке, их встретил дозор Ночных. Через несколько часов они проехали заставы, и Хантейя с видимым облегчением сказал:

— Ты в Холмах, господин. И моя голова останется при мне.

Это был один из малых Холмов, чьи хозяева были прямыми вассалами королевского дома Полной Луны. Гонцы в Королевский холм были отправлены сразу же, и хозяин — пожилой и худой, с длинным лицом — сказал, что не пройдет и пяти дней, как прибудет почетная свита, а пока он будет рад принять у себя гостя.

Радушие Ночных казалось Вирранду скорее холодной вежливостью. Но они вообще были сдержаннее Дневных, не поймешь, о чем думают.

Хозяин, высокородный Ирэйя Эрвинельт, был вдовец. Есть ли у него сыновья или дочери — об этом Вирранд не спрашивал, а хозяин не считал нужным говорить. Хотя они и встречались за ранней и поздней трапезой — хозяин и гость старались приспособиться к распорядку жизни друг друга — но это ничуть не сближало. Хозяин был вежлив и предупредителен, но предпочитал не расспрашивать и сам не говорил лишнего.

Двое пажей — юноши лет пятнадцати — следовали за Виррандом повсюду. Они не спали днем, таскаясь за ним по полупустому холму, зевая, но не сдаваясь. А когда он желал выйти из холма днем — сопровождали его, прикрывая глаза капюшонами. Бедняги.

Темноволосого, широкоплечего с желтыми кошачьими глазами звали Берайя, хрупкого, похожего на девочку зеленоглазого — Йерна. Йерна, похоже, очень страдал от своей внешности и сложения, потому в нем таился какой-то вызов и желание доказать всем, что он не хуже других. Лучше других.