Введя адрес, я разворачиваю машину и еду в направлении ее дома. Мы в семи милях от него. Девушка открывает обе банки и делит сэндвич пополам, вручая мне мою половинку. Шесть миль проходят в молчании. Я хочу взять ее за руку и успокоить. Хочу сказать что-то обнадеживающее. Случись это вчера, уверен, я бы так и поступил, вне всяких сомнений. Но это случилось сегодня, и теперь мы с Чарли — незнакомцы.

На седьмой миле она говорит:

— Очень вкусный сыр. Передай мои похвалы Эзре.

Я замедляюсь. Еду медленнее позволенной скорости, пока мы не доезжаем до ее улицы, а затем сворачиваю и останавливаю машину. Мы смотрим через ее окно на каждый дом. Они маленькие. Одноэтажные, с одним гаражом. Любой из них мог бы поместиться в моей кухне, и еще осталось бы место для готовки.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Чарли качает головой.

— Наверное, не стоит. Не похоже, что ты нравишься моей маме.

Ее правда. Хотел бы я знать, что имела в виду ее мама, когда говорила «эта семья». Или о чем говорила Эзра, упомянув наших отцов.

— По-моему, это он, — она указывает на дом в паре метров от нас. Я отпускаю педаль газа и плавно подкатываюсь к нему. Пока что, это самый симпатичный дом на улице, и то потому, что газон был недавно подстрижен, а краска на окнах еще не потрескалась.

Моя машина едет все медленнее, пока окончательно не останавливается перед домом. Мы оба смотрим на него, молча обдумывая, насколько разные у нас жизни. Тем не менее, наше неминуемое расставание на ночь меня волнует куда больше. Чарли служила прекрасным буфером между мной и реальностью.

— Сделай мне одолжение, — говорю я, паркуясь у тротуара. — Поищи мое имя в списке контактов. Я хочу найти свой телефон.

Она кивает и начинает просматривать имена. Проводит пальцем по экрану и подносит мобильный к уху, пожевывая нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку.

Только я собрался спросить, чего она так развеселилась, как из панели доносится приглушенная мелодия. Я открываю ее и начинаю копаться, пока не нахожу телефон. Посмотрев на экран, я читаю имя контакта: Малышка Чарли.

Вот и ответ на мой вопрос. Наверное, я у нее тоже необычно подписан. Я нажимаю «ответить» и подношу телефон к уху.

— Привет, малышка Чарли.

Она смеется, и звук доносится до меня дважды — через телефон и с соседнего сидения.

— Боюсь, мы были чересчур слащавой парочкой, малыш Силас.

— Похоже на то. — Я провожу пальцем по рулю, ожидая ответа. Но она молчит. Все еще смотрит на незнакомый дом.

— Позвони мне, как появится возможность, ладно?

— Хорошо.

— Может, у тебя был дневник? Поищи все, что сможет нам помочь.

— Хорошо, — повторяет девушка.

Мы все еще прижимаем телефоны к уху. Не знаю, мешкает ли она потому, что боится заходить внутрь, или просто не хочет покидать единственного человека, понимающего ее ситуацию.

— Ты кому-нибудь расскажешь? — спрашиваю я.

Она убирает мобильный от уха и прекращает звонок.

— Не хочу, чтобы кто-то думал, что я схожу с ума.

— Но это неправда. Иначе это бы не происходило с нами обоими.

Она сжимает губы в тонкую линию и легонько кивает, будто ее голова сделана из стекла.

— Именно. Проходи я через это одна, то можно было бы с легкостью прийти к выводу, что я сумасшедшая. Но я не одна. Мы оба в этой ситуации, значит, это что-то другое. И меня это пугает, Силас.

Чарли открывает дверь и выходит. Я опускаю окно; девушка скрещивает руки на груди и выдавливает улыбку, указывая через плечо на дом.

— Думаю, можно быть уверенным, что я не обнаружу внутри домработницу с тарелкой жареного сыра.

Я тоже натянуто улыбаюсь.

— Ты знаешь мой номер. Позвони, если понадобится тебя спасать.

Ее улыбка сменяется хмурым выражением.

— Дамочка в беде. — Она закатывает глаза и тянется в окно за рюкзаком. — Пожелай мне удачи, малыш Силас.

Ее ласковые слова полны сарказма, и меня это задевает.

— Мама? — Мой голос ослаб и больше похож на писк. Я прокашливаюсь. — Мам?

Она выходит из-за угла, напоминая мне машину без тормозов. Я отхожу на два шага, пока моя спина не оказывается прижатой к входной двери.

— Что ты делала с этим мальчишкой?! — шипит она.

Я чую запах алкоголя в ее дыхании.

— Я… он подвез меня домой со школы. — Я морщу нос и вдыхаю через рот. Она нарушает мое личное пространство. Я тянусь за спину и хватаю дверную ручку на случай, если вдруг придется бежать. Я надеялась, что что-нибудь почувствую при виде нее. Все-таки, она — моя инкубационная матка и главный организатор всех семнадцати дней рождения. Я отчасти ожидала потока тепла или воспоминаний, чего-то знакомого. В итоге, я отхожу от этой незнакомки.

— Ты прогуляла школу! И была с этим мальчиком! Не хочешь объясниться?

От нее так пахнет, будто она только что искупалась во всем нашем барном ассортименте.

— Я сегодня… сама не своя. Я попросила его подвезти меня домой. — Отхожу на шаг. — Почему ты пьешь посреди дня?

Ее глаза округляются, и на минуту мне кажется, что она вполне может меня ударить. В последний момент женщина пятится и съезжает по стене на пол. Увидев слезы, я отворачиваюсь.

Ладно, такого я не ожидала.

С криками я могу справиться. А вот слезы меня нервируют. Особенно у незнакомки, которой мне нечего сказать. Она прячет лицо в ладони и начинает громко всхлипывать, а я прокрадываюсь мимо. Не знаю, нормально ли это для нее. Я мешкаю в конце коридора и начале гостиной. В итоге, оставляю маму в одиночестве и решаю найти свою спальню. Мне ей не помочь. Я ее даже не знаю.

Мне хочется спрятаться до той поры, пока я со всем не разберусь. Например, кто, черт возьми, я такая? Дом еще меньше, чем я думала. Рядом с моей рыдающей на полу матерью находится кухня и небольшая гостиная. Маленькие и аккуратные, они до упора набиты неподходящей мебелью. Дорогие вещи в дешевом доме. Передо мной три двери, одна из которых открыта. Я заглядываю внутрь и вижу клетчатое покрывало. Спальня родителей? Ну, явно не моя. Мне нравятся цветы. Вторая дверь ведет в ванную. Третья — еще одна спальня в левой части коридора. Я захожу внутрь. Две койки. У меня есть брат или сестра. Я стону.

Закрыв за собой дверь, я начинаю разглядывать комнату. Определенно сестра. Судя по ее вещам, она младше меня на пару лет. Я с отвращением смотрю на плакаты с группами, украшающие ее часть комнаты. Моя сторона куда проще: кровать с фиолетовым одеялом и над ней черно-белая картина. Я мгновенно узнаю работу Силаса. Сломанные ворота, висящие на петлях; лозы, пробивающиеся сквозь ржавые металлические зубцы — не так мрачно, на фотографиях у него в спальне. Видимо, эта была подобрана специально для меня. На тумбочке лежит стопка книг. Я тянусь за одной и читаю название, как вдруг раздается телефонный звонок.

Силас: Ты в порядке?

Я: Моя мать, похоже, алкоголичка, и у меня есть сестра.

Ответ приходит через несколько секунд.

Силас: Не знаю, что и сказать. Это так неловко…

Я смеюсь и откладываю телефон. Мне хочется покопаться вокруг, поискать что-нибудь подозрительное. В моих ящичках все убрано. Наверное, у меня ОКР[1]. Я разбрасываю по комнате носки и нижнее белье в попытке взбесить себя.

В ящиках пусто, в тумбочке пусто. Нахожу коробку презервативов в сумке под кроватью. Ищу дневник, записки друзей — ни-че-го. Я чистюля и зануда, если не считать картины над кроватью. И ту подарил Силас.

Мама на кухне. Я слышу, как она шмыгает носом и готовит себе еду. «Она пьяная». Может, задать ей пару вопросов? Все равно их не вспомнит завтра.

— Эй, э-э… мам, — говорю я, становясь рядом с ней. Она перестает готовить тосты и смотрит на меня мутными глазами.

— Я вчера не вела себя странно?

— Вчера? — переспрашивает она.

— Ага. Ну, знаешь… когда пришла домой.