Первым не выдержал командир 14-ой дивизии Сазонов.

— Кхм-кхм, какое известие, ваше высочество?

— Известие заключается в том, что первый корпус должен был взять Витебск еще дней пять назад. И сейчас уже двигаться на юг, чтобы отрезать противнику пути отступления. — Я еще раз оглядел всех присутствующих, никто особо виноватым не выглядел. Ну что ж, им же хуже. — Господа, не хочу вас разочаровывать, но если будет стоять выбор, кто из вас поедет руководить пограничной стражей на берег студеного океана… То я бы предпочел, чтобы генерал-лейтенант остался здесь. А вот насчет остальных, сказать того же не могу.

Как таковой отдельной пограничной стражи в России пока не существовало, однако, думаю, что меня поняли правильно. Во всяком случае, на лицах генералов заметно проявилась озабоченность.

— Но, ваше высочество, — вновь подал голос Сазонов, — я, вероятно, выскажу общую мысль…

— Давайте, попробуйте мне объяснить, почему имея в два раза больше штыков, вы две недели топчитесь возле города, даже не пытаясь приступить к штурму?

Сазонов, поняв, что выставить крайним Кульнева не получается, и, таким образом, перспектива похоронить тут свою карьеру становится совершенно отчётливой, только опустил голову и промолчал. Вообще искусство вовремя промолчать, порой изрядно недооценивают, вот и я, не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, быстро сменил гнев на милость, предложив перейти к рабочим, так сказать вопросам, и обсудить ближайшие действия корпуса. Казалось бы, какая мелочь — упоминание перспективы поехать дальше служить на севера, — однако энтузиазм генералов мгновенно взлетел на недосягаемую ранее высоту.

Как известно, решительный шаг вперед очень часто является результатом увесистого пинка сзади. Вот и в этот раз оказалось достаточно хорошенько замотивировать местных генералов, и уже на следующий день был составлен план атаки на Витебск, а 13 октября полки, стоящие на разном удалении от города, наконец пришли в движение и вместо ленивой ни к чему не приводящей осады начали подготовку к штурму.

16 октября после короткого решительного приступа Сен-Сир с остатками своего корпуса — у него к этому времени оставалось чуть больше десяти тысяч боеспособных человек — был выбит из Витебска и вынужден отступать на юг в сторону Орши.

Одновременно с этим не менее интересные события разворачивались на южном фланге, где Томасов выделив из своей армии двадцатитысячный корпус под командованием Остен-Сакена для прикрытия тыла на случай активности Шварценберга, с оставшимся силами двинулся на Минск. В этом губернском городе с двадцатью тысячами штыков стоял Виктор, который оставался, по сути, последним «столбом», держащим проход на запад для отступающего Наполеона. При этом десять тысяч бойцов маршалу пришлось отправить в сторону Орши на помощь Сен-Сиру, поскольку с захватом этого города русской армией и оборона Минска становилась бы бесполезной.

К столице Белой Руси Тормасов подошел 20 октября, однако сходу атаковать не стал. Вместо этого он, не торопясь, расположил свои полки так, чтобы отрезать французам любую возможность прорыва на запад. Два дня Александр Петрович готовил штурм, и после долгого обстоятельного артиллерийского обстрела пошел на приступ.

Не смотря на чуть ли не двукратное преимущество в численности и полуторакратное в артиллерии, 260 орудий против 140, легким штурм не получился. Виктор в течение двух дней отбивался с ожесточенностью обреченного и лишь полное исчерпания возможностей к сопротивлению вынудило его в ночь с 25 на 26 октября покинуть город. Его остатки — целых строений после двух штурмов и одного пожара в течение трех месяцев тут почти не осталось.

Постоянно напирающий сзади Кутузов вынудил французов выдвинуться из Смоленска всей армией, иначе русские могли бы просто разгромить отдельные отряды интервентов по частям. Это привело к увеличению потерь от холода, поскольку бредущим иногда по колено в снегу солдатам в темное время суток было просто негде останавливаться на ночлег. При этом чуть ли не каждый день происходили коротки арьергардные стычки и русская кавалерия постоянно отхватывала от отступающих колонн по несколько сотен человек. Преследователи, конечно же, тоже несли немалые потери, но даже размен один к одному — а таким образом, учитывая обстоятельства, получалось отбиться далеко не каждый раз — обещал в ближайшее время привести к полному истреблению французской армии.

В этом мире тоже произошел бой под Красным. 27 октября на проходящий по дороге на Оршу корпус Богарне неожиданно с фланга, как снег на голову, свалился пятнадцатитысячный корпус Каменского 2-ого. Параллельный переход проселочными дорогами хоть и позволил Николаю Михайловичу опередить основные силы французов, но дался очень нелегко. В конце концов от мороза страдали не только интервенты, каждый километр марша в двадцатиградусный мороз стоил русскому отряду десятков отставших. Многие среди них ослабшие и обмороженные находили приют у местных крестьян, но не мало было и таких, кто так и остался на обочинах дорог, заплатив своей жизнью за скорость, необходимую для перехвата отступающих французов.

Поскольку, у Каменского было всего пятнадцать тысяч штыков, сражение получилось не столь драматичным, как в прошлый раз. Отрезать корпус Нея не удалось, да и в целом отступающей армии во главе с французским императором, хоть и ценой нескольких тысяч человек, удалось прорваться в Оршу, где его ждал Сен-Сир. На 2 ноября, даже с учетом войск, ждущих его в этом городе, армия Бонапарта едва-едва дотягивала до сорока тысяч.

Что касается меня, то я вместе с Кульневым и двадцатью пятью тысячами штыков, оставив в Витебске небольшой гарнизон из восьми тысяч человек, отправился по дороге в сторону Борисова на соединение с армией Тормасова. 28 октября Александр Петрович догнал Виктора у этого города на Березине и в тяжелом бою сумел отбросить его на восточный берег реки. Собственно, не исключено, что Виктор бы и не отступил — сражение получилось упорным, а западные предместья города несколько раз переходили из рук в руки, — однако именно наше приближение в востока, грозившее маршалу окружением, вынудило его бросить все, включая обоз и большую часть артиллерии, и спешно отступить по дороге на восток. На соединение с двигающейся навстречу «Великой армией».

Главой соединенной армии, имевшей суммарно около сорока тысяч штыков, стал генерал от кавалерии Тормасов, что мгновенно в лучшую сторону повлияло на страдающую до того дисциплину в корпусе Кульнева. Против командования Александра Петровича, имевшего старшинство в чине еще от первого года, никто ничего возразить не мог.

— Станем здесь, по берегу реки, — первым озвучил самое логичное предложение на собранном совете именно Тормасов. — Сожжем мост, перекроем все варианты переправы и посмотрим, что Бонапарт предпримет, имея на закорках подходящую первую армию. Лед на Березине еще тонкий, массовой переправы не выдержит. Одно-два пушечных ядра, и французам придется добираться до нашего берега вплавь.

— К тому времени, как Бонапарт подойдет может уже и крепче прихватить, — возразил Кульнев, который ратовал за то, чтобы идти навстречу Бонапарту и бить противника, так сказать «не отходя от кассы».

— Будет небольшая оттепель в ближайшие дни, — подал голос я. Тормасов с некоторым сомнением отнесся к моему присутствию при штабе армии, видя в этом деле как бы ущемление полноты своей генеральской власти, однако я сразу уверил его, что лезть в управление армией не собираюсь.

— Откуда вы знаете, ваше высочество? — Поинтересовался генерал от кавалерии. Пришлось только загадочно улыбнуться и покачать головой. Объяснять старому вояке, что вскоре «Березина» должна стать именем нарицательным во французском языке я не стал. Только попросил отправить конные команды для поиска возможных бродов вверх и вниз по реке. Хоть убей, но какой стороны от Борисова Наполеон будет устраивать демонстрацию, а с какой реально переправляться я не помнил совершенно. Благо у нас было в запасе дней пять до подхода основной армии французского императора чтобы хорошенько все в округе обшарить.