Одновременно над постройкой флота задумались и в России, хотя тут мотивация была несколько иной. Объективно говоря, тягаться с англичанами на море никто и не думал пытаться, во всяком случае в Европе, но вот защищать дальние рубежи государства, в первую очередь Дальний Восток, и Русскую Америку имелась совершенно определенная необходимость. Плюс о заселении и снабжении тех мест без сильного торгового и транспортного флота тоже и мечтать не приходилось. Отказываться же от заокеанских владений в этой истории я не собирался ни в коем случае. И дело даже не в золоте и нефти на Аляске — их еще попробуй добудь в тех диких местах. Просто усиливать и без того находящихся на выигрышной траектории США дополнительными землями, виделось весьма сомнительным решением. И вообще, паровозы нужно давить пока они еще чайники, а для этого хорошо иметь у них под боком свою территорию, с которой можно при случае и вдарить побольнее. Ну а если не удастся задавить американцев в зародыше, иметь кусок земли, где в будущем можно будет разместить ракеты средней и малой дальности у врага под боком — это отдельное удовольствие. Цитируя Сухорукова из фильма «Брат-2» — вы мне еще за кубинский кризис ответите.
К лету пятнадцатого года Румянцев окончательно оставил все государственные посты и сосредоточился на общественной и меценатской деятельности. Весь прошлый год со времени поездки в Берлин мы с ним вели регулярную переписку, найдя общий интерес в дальневосточных делах Российской Империи. Николай Петрович, будучи одним из крупнейших акционеров РАК проявлял к этой теме существенный интерес, ну я, не имея возможности разорваться ну кучу направлений одновременно, видел в нем потенциального «толкателя» восточного направления. Хоть Румянцеву и стукнуло в этом году шестьдесят один, в целом старик был еще бодр и несколько лет вполне мог потянуть лямку. Пока не подготовит себе замену.
11 августа меня пригласили быть почетным гостем на заседании совета правления РАК. Трехэтажное здание «штаб-квартиры» кампании располагалось в Питере на набережной Мойки. Карета подкатилась к выкрашенному серой краской особняку и мягко качнувшись на рессорах остановилась перед входом. Никогда не мог понять этой любви к тусклым цветам, и это где? В Питере, где погода и так не радует яркими красками, и восемь месяцев из двенадцати за окном беспросветная серость. Была б моя воля, я бы все дома раскрасил в цвета радуги, глядишь и люди стали бы добрее… Впрочем, это вряд ли.
Я машинально глянул на часы — без десяти двенадцать — заседание назначено на полдень, будет время со всеми поздороваться, а кое с кем и познакомиться. Поправив «бульдога» с укороченным стволом, который последнее время я стал постоянно носить в кобуре подмышкой, выпрыгнул из кареты на брусчатку. Несмотря на то, что на дворе была середина августа, погода не радовала: небо опять затянуло тучами, то и дело срывался небольшой дождь. Температура держалась в районе двадцати градусов, что, если посмотреть с другой стороны, в отсутствии кондиционеров, было не так уж плохо. Опять же земледельческий год постепенно подходил к концу, а значительного похолодания не случилось, значит все проблемы с зерном переносятся на следующий, шестнадцатый год.
Получив значительную подпитку деньгами от Ротшильдовской аферы, я смог позволить себе масштабные закупки зерна — амбары вокруг столицы и в переселенческих районах юга страны строились потихоньку уже три года — готовясь в будущему неурожаю. Одновременно о создании государственного резерва отдельным указом объявил Александр и запретил в пятнадцатом году хлебный экспорт. В эти времена зерно еще не стало главным экспортным продуктом России, поэтому сильных возмущений не было, однако кое-кто все же почувствовал куда дует ветер и напрягся…
— Ваше императорское высочество, — швейцар с поклоном отворил дверь пропуская внутрь меня и помощником. После того как Бенкендорф окончательно ушел с головой в дела службы безопасности, мне пришлось искать себе нового толкового референта, тем более что и по статусу без адьютанта генерал-майору вроде как и неприлично ходить. После долгого-долгого отбора я выбрал себе в помощники поручика Николая Николаевича Муравьева, которого тут же повысил до штабс-капитана, дабы званием тот соответствовал занимаемой должности. Муравьев отличался живым умом, расторопностью, незашоренностью взглядов и редкой способностью выполнять порученные ему задания в независимости от изменяющихся внешних обстоятельств. В общем — полезный человек.
Кроме Румянцева на расширенное заседание позвали товарища министра финансов Егора Францевича Канкрина и митрополита Петербургского и Ладожского Амвросия. На приглашении последнего настоял лично я, поскольку несмотря на весь свой внутренний атеизм — а скорее антиклерикализм — признавал очевидную важность православия в системе управления народными массами. Ну и то, что христианская вера глобально является одним из столпов самоидентификации русского человека, тоже. Во всяком случае в эти времена и в ближайшие лет сто, точно.
Всего же в большом зале собралось два десятка человек разного общественного, сословного и имущественного положения, объединенных лишь заботами — ну и конечно желанием получать прибыль, чего уж греха таить — о владениях России на дальних восточных рубежах империи.
Изначально я не планировал выступать или вообще как-то участвовать в обсуждении, тем более что поднимались в основном сугубо внутренние, управленческие проблемы, в которых я не разбирался совершенно. Вместо этого я, заняв дальний угол, раскрыл блокнот и принялся делать карандашные пометки, дабы отдельно прояснить потом заинтересовавшие меня вопросы у Румянцева.
— Таким образом на господина Баранова поступило уже несколько жалоб, сообщающих о значительных размеров недоимках, которые он покрывает, о мздоимстве и притеснении местных малых народов, — вещал докладчик, поднимая иногда глаза от написанного на листе текста. Я же одновременно рассматривал лица собравшихся: особого возмущения сам факт взяточничества — вернее подозрения в оном, поскольку, находясь тут, за полмира, сказать что-то конкретное было в любом случае невозможно — у присутствующих явно не вызывал. Вообще отношение к казнокрадству и мздоимству в эти времена меня раздражало еще сильнее чем в будущем. Тут это проходило практически по линии досадной мелочи: то, что чиновники воровали, брали взятки, было само собой разумеющимся, и практически никак не наказывалось. В худшем случае, если уж совсем зарвался, могли в отставку отправить. Хоть ОБХСС создавай.
— «Интересная мысль», — прикинул я и сделал себе пометку. — «Искоренить взяточничество вряд ли удастся в ближайшее лет сто, а вот иметь дополнительный рычаг давления на чиновничество — вполне».
Обсуждение меж тем свернуло к известной проблеме нехватки русского населения на берегах Тихого океана. Сосланные год назад на восток дворяне — со всеми чадами, домочадцами, приближенными, слугами и прочими нанятыми и примкнувшими, получилась немаленькая в итоге толпа в две тысячи человек, — по срокам должна была уже двигаться где-то в районе Байкала. Можно было бы послать их конечно кораблями вокруг Южной Америки, но учитывая обстоятельства — не добровольность переселения и большое количество — решено было все же отправить ссыльных своим ходом.
Такое количество русских людей должно было изрядно помочь утвердится империи в тех пустующий пока еще, по сути, краях. Что говорить, если в основанном несколько лет назад Форт-Россе изначально проживало всего двадцать пять русских переселенцев, и такая картина была характерна для всей Русской Америки.
— А чем может нам помочь комиссия по переселению? — Обратился ко мне выполнявший роль председателя собрания Румянцев.
— Комиссия по переселению, — я хоть и был застигнут этим вопросом врасплох, однако быстро сориентировался, тем более что уж свое хозяйство я знал от и до, — может помочь людьми. В любых количествах, но только после того, как нам предоставят расчеты и свидетельства говорящие о том, что суда РАК способны довести переселенцев до нашего Тихоокеанского побережья не загубив людей. Более того, мы даже готовы будем взять на себя часть расходов, однако только после проработки детального плана.
