Но оказалось, что мои министры правы. Голода не было в тех губерниях, которые никогда себя не кормили. Нехватка хлеба как таковая не имела автоматическим следствием голод — своего хлеба не хватало в 13 из 60 губерний Европейской России и Царства Польского. Население этой зоны давно смогло найти сторонние источники дохода — отход (временная работа в городах), кустарные промыслы, выращивание технических культур и т. п. — и часть года питалось покупным хлебом. Но неурожай 1901 года поразил именно ту зону, население которой привыкло надеяться на собственный хлеб. Неурожай поставил выживание крестьян в зависимость от сторонней продовольственной помощи, так как их хозяйства не располагали необходимыми запасами денег и продовольствия, а сами крестьяне не обладали навыками и хозяйственными связями, помогающими им получить добавочный денежный доход.

Усугубить бедствие мог эгоизм хлеботорговцев, но я это предусмотрел. Своим указом, я объявил о введении на территории страны особого положения сроком на год. В течении этого срока, действовали особые правила по осуществлению хлебозакупок. Расчетное количество хлеба, для создания ста тысяч хлебных магазинов, закупал по фиксированной цене "Военторг". И только после "Военторга" закупать хлеб получали право прочие лица, занятые хлеботорговлей. Дальше действовала такая схема: местные органы самоуправления подавали заявки на оказание помощи конкретным людям. Целью оказания этой помощи было предотвращение голодной смерти. Но предоставлялась эта помощь не безвозмездно, а в обмен на письменное обязательство, отработать её в зимнее время на предприятиях "Военторга".

Что из этого вышло? Массовые голодные смерти предотвратить удалось, а злоупотреблений со стороны властей и спекулянтов — не вышло. Впрочем, этого я и ожидал и как только стали поступать сигналы с мест, заработала карательная машина. Хреново кстати заработала. Большинство виновных сумели избежать наказания. Но тысяч десять попавшихся под её удар, отправились "Куда Макаров телят не гонял" — на стройку Беломорско-Балтийского канала.

Понимание того, что это разовая акция не исправит коренным образом ситуации в стране, у меня было. Но решить её обычными бюрократическими методами у меня не выходило. Сколько виновных не сажай, но если сохранилась возможность наживаться на чужой беде, наживаться обязательно будут. Надеяться лишь на совершенство карательного аппарата не стоило. Отчасти выручали законы о местном самоуправлении. Вот только как втолковать крестьянам, что забивать людей насмерть — лишнее? Что достаточно лишь связать, да сдать в полицейский участок. А там его судьба сложится совсем иначе.

А вообще, вывод я сделал простой: чем больше в стране крестьян, тем выше вероятность голодовок. Следовало уменьшать количество землепашцев. Тут было не всё так плохо. Затеянная мной индустриализация уже выдернула из села около пяти миллионов человек. Но и само село потихоньку менялось. Взять те же колхозы. Их меньше тысячи и они не аналог советских колхозов. Больше всего они напоминают мне зародыши сельскохозяйственных корпораций. Полной аналогии тут нет конечно. Тем не менее они успешно работают, обрастая необходимой инфраструктурой и уже конкурируя с крупными землевладельцами. Впрочем, они и сами по факту мало чем от них отличаются. Вся разница, что не единоличное владение, а коллективное. Но в коренных русских землях колхозов как не было, так и нет. Вместо них начали появляться сельскохозяйственные кооперативы. Этих тоже пока немного. В кооперативном движении задействовано не более миллиона крестьян. Но тенденция к росту имеется.

Что хорошо, так это то, что на деревне сейчас никто воду не мутит. Та часть бывших народников, которые выбрали легальную политическую деятельность, образовали партию народных социалистов и начали борьбу за места в земских органах управления. Там сейчас вообще происходят интересные вещи. В основном — грызня за власть между партиями и вызванный этим бардак. Губернаторы, не привыкшие к подобным проявлениям вольностей народных, постоянно шлют жалобы. Но я не спешу что-либо менять. Пусть побесятся ребята в борьбе за местный бюджет, польют друг друга грязью, сольют компромат на конкурентов… Народ должен иметь правильное представление о морде лица своих политиков и научиться отличать дельных людей от ловких демагогов. Потом пена сойдёт и на местах останутся те, кто умеет и хочет работать. Ну а кто вышел из доверия, тем разная судьба приготовлена. Одни уйдут из политики навсегда. Другие пополнят каторгу бесплатной рабочей силой. Третьи — "Приют эмигранта — свободный Париж".

Меня сейчас больше волнуют итоги первой пятилетки и планы на вторую. Не скажу, что всё у меня из задуманного получилось. Но толк есть. Прежде всего в финансовом плане. Отказ от дорогостоящих авантюр и провальных проектов позволил сэкономить немало средств. Государственный долг потихоньку уменьшается, как и налоговое бремя. Доходы казны потихоньку растут. И не только потому, что я такой хороший. Другие тоже стараются. В этом плане показателен разговор между мной и дядей Лёшей. "Семь пудов" как и прежде представляет интересы флота. А флот сейчас мной зело недоволен. Пять лет они терпели мой волюнтаризм в отношении строительства новых кораблей основных классов. И наконец не выдержали и натравили на меня дядюшку.

— Дядя! Я от своих обещаний не отказываюсь. Большие корабли у вас будут. Вот смотри, что мы будем строить, начиная с 1901 года.

Я развернул перед ним эскизы запроектированных новых боевых кораблей.

— Вот смотрите: хороши красавцы?

Выполненные в цвете эскизы новых броненосцев береговой обороны действительно впечатляли. Особенно своим главным калибром. Восемь двенадцатидюймовок в четырёх линейно-возвышенных башнях. Столько же четырёхдюймовых башенных орудий вдоль бортов. Две дюжины орудий калибра 37 мм. Последние в данное время бесполезны в морском бою, но отказываться от них было неправильно. Как объяснил мне Бойко, есть смысл сохранить их производство, ведь скоро скажет своё слово авиация. Рано или поздно придется модернизировать корабли. А посему уже началась разработка универсальных 37 и 100 мм орудий. Когда будет выдан нужный результат — бог его знает, но даже неудачные поначалу разработки дадут конструкторам ценный опыт.

Но орудия — это видимая часть. Гораздо интересней другие вещи. Например — дальномеры которые будут производиться в Екатеринбурге совместно с фирмой "Лейка". Силовые установки на новых броненосцах будут работать не на угле, а на нефти. Кое-что для местных моряков непривычно. Например, отсутствие торпедного вооружения и таранного форштевня. Скандал с чинами МТК по этому поводу уже был.

— Ники! Это конечно красиво, но на что они годны? Только на защиту минно-артиллерийской позиции. А как же океан?

— А про океаны дядя, мы пока что забудем. Нечего нам там делать. Пока нечего.

Такие мои заявления изумляли не только дядю. Брат мой Георгий тоже недоумевал. Он сейчас конечно служил в сухопутном ведомстве, но ведь начинал моряком! И звание у него сейчас было морское — капитан первого ранга. А потому интересоваться флотскими делами не переставал. Пришлось давать ему объяснения по поводу моего отношения к флоту.

Дело в том, говорил я брату, что в отличии от англичан, у нас вопрос строительства флота поставлен с ног на голову. Наличие океанского флота у поедателей овсянки вполне объяснимо. Есть развитая морская торговля и развитый океанический промысел. Естественно, что всё это требуется хорошо защищать. Британские торговые корабли можно встретить по всему Земному шару, практически во всех крупных портах мира. При таком размахе и таких огромных прибылях с этих отраслей, содержать огромный военный флот англичанам не в тягость. По сути дела, Королевский флот содержится с тех прибылей, что приносит морская торговля и морские промыслы.

— А где можно увидеть наши торговые корабли? А если увидишь, то насколько часто? Можешь мне не отвечать. Морская торговля у нас как следует не развита. В этом плане даже Китай нас превосходит. Промысловый флот? Он есть. Но в сравнении с прочими промысловыми флотами он едва заметен. Даже норвежцы с японцами нас в этом превосходят.