Как раз сейчас, я находился в Минске, где готовились торжественно открыть велосипедную фабрику. Но не только велосипеды были причиною моего визита в Минск. Этот город был мне важен по иной причине. Настолько важен, что в дополнение к местному бюджету получил на развитие солидные средства из казны. Здесь во время войны будет располагаться моя Ставка. Поэтому в городе и вокруг него развернулось грандиозное строительство. Совершенствовался железнодорожный узел. Строился аэропорт для дирижаблей и аэродром "РосБельАвиа". Естественно, что узлам проводной и беспроводной связи было уделено особое внимание. Памятуя о том, что я являюсь не только военным руководителем, но и правителем страны, то забота об устойчивой связи с гражданскими ведомствами была тоже проявлена. Для каждого ведомства строилось отдельное представительство. Город быстрыми темпами электрофицировался и телефонизировался. Не обошел я вниманием и местные лечебные заведения. Ведь транспортный узел, это ещё и место, куда во время войны хлынет поток раненых. А значит, возможности города по их приёму и излечению должны быть достаточными. А раз так, то строятся новые и совершенствуются старые лечебные заведения. В мирное время они обслуживают местных жителей, а в военное работают на войну.

Не один только Минск удостоился подобной чести. Помимо него такое же внимания были удостоены Москва и Самара. В качестве запасных командных пунктов. Василий Иванович предлагал иные варианты: Екатеринбург и Новониколаевск.

— Василий Иванович! Отступать можно до бесконечности. До самого Тихого Океана. Моя армия, — я нарочно это выражение подчеркнул своей интонацией, — должна знать предел, за которой для неё земли нет! Минск ничем не хуже Сталинграда. Армия, знающая заранее, что после Минска для неё земли нет, убьёт любого, кто скажет, что отступать есть куда.

— А если враг пройдёт дальше?

— Значит, вместо Ленинградской Блокады будет Минская Блокада!

— А не боишься, что белорусы тебя проклянут?

— Нет, не боюсь. Я знаю простую вещь: мёртвые святые: ещё святей! А раз так, то всякий, кто заявит о том, что можно было ценой сдачи города врагу, сохранить жизни жителям, будет убит на месте и белорусом, и русским!

Как раз во время посещения Минска, со мною пожелал встретиться никто иной как кайзер Вильгельм Второй. Причем, в личном послании он сообщал, что желательно придать этой встрече частный характер. Я не возражал, понимая при этом, что разговоры будут вестись не только на личные темы. Встретились мы в имении Поставы, что расположены в Виленской губернии, правда, никакой охотой на лис мы не развлекались. Мы просто провели время в беседах на щекотливые темы. То есть, о политике. А если точнее, то большую часть времени мне пришлось выслушивать претензии в свой адрес. Кайзеру не нравилось многое. В первую очередь наше стремление отпустить поляков на свободу.

— Дело даже не в том, что такой шаг уже породил брожение умов у нас и в Двуединой монархии. Плохо то, что мы получили на своих границах задиристого цыплёнка, который хоть и зависим от галльского петуха, но способен самостоятельно затеять драку с кем-нибудь из соседей. Мы получаем государство-провокатор с непредсказуемой политикой. Это чревато всеевропейской войной, — просвещал меня Вильгельм.

В ответ я сослался на мнение русского общества, с которым мне приходится считаться. Оно в данный момент не желает видеть в составе нашей империи таких проблемных людей, как поляки.

— Могу ли я надеяться на то, что между вашими странами не возникнет союза, враждебного Германии?

— Вилли! — фамильярно обратился я к нему, поскольку кайзер сам мне предложил отбросить всякие церемонии и вести разговор так, как ведут его два товарища по полку, — честно говоря, я вообще не желаю ни союза с будущим Польским королевством, ни выступать в роли гаранта его независимости.

— Но в случае возможной войны между…

— Я приведу войска приграничных округов в состояние боеготовности.

Я знал, чего именно опасается Вилли и старался не дразнить гусей. "Привести войска в боевую готовность" и "объявить мобилизацию" — разные вещи. Вилли опасался второго варианта, ибо мобилизация в такой стране как Россия, совсем не то, что мобилизация в той же Швеции. Конечно, реагируют и на Швецию, вопрос только в количестве отвлекаемых сил на парирование возможной угрозы. С Россией парой дивизий не обойдёшься. Даже не воюя, мы создаём тот Восточный фронт, который так не нужен Германии.

— То есть, вступать в войну с Германией вы не намерены? — продолжал пытать меня кайзер.

— Вилли, я вступлю в войну только тогда, когда меня к этому принудят, — продолжал юлить я.

— А Франция?

— С Францией всё непросто. Я до сих пор не знаю: друг она нам или враг? Мой отец считал её другом большим, нежели Германия. Общество наше считает точно так же. Но у меня есть причины сомневаться в искренности французов. А потому я в нерешительности. Скорее всего, я воздержусь от опрометчивых шагов, — как можно уклончивей отвечал я.

Мой ответ совершенно не удовлетворил кайзера и он продолжал зондировать почву уже по "Балканскому вопросу".

— Вилли, я с уважением отношусь к интересам Германии не только на Балканах, но и на Ближнем Востоке. Но есть один камень преткновения: Проливы. Этот вопрос можно решить по-разному. На заре своей истории, русские осаждали Константинополь. В итоге так и не захватив его, наши предки заключили неплохой торговый договор с византийцами. Договор был настолько хорош, что нам не потребовался ни Крым, ни выходы к Черному морю, ни сами проливы. Если бы турки в своё время были столь же разумны, как и византийцы, то вопрос о проливах никогда бы не стоял на повестке дня. Что нам нужно по большому счёту? Свободное мореплавание для своих торговых и военных кораблей и отсутствие чужих флотов в Чёрном море. Нам не страшен турецкий или германский флоты. Но заход британских или французских флотов… У нас ещё помнят Крымскую войну. К сожалению, Турция не желает понимать нас.

— Значит, если Германия установит свой контроль над Проливами…

— Смотря какой контроль. Если Черное море так и останется закрытым для нашего флота и доступным для флотов недружественных стран, то нам с этим нужно что-то делать. Германские или австрийские боевые корабли в нашем море мы не будем считать угрозой, с которой невозможно справиться. Но британский флот нас не устраивает ни под каким видом.

И по этому пункту разговор окончился ничем. Кайзера совсем не устраивала ситуация, в которой Босфор будем контролировать мы. Черноморские проливы были для него не так важны, как трасса Берлин — Багдад. Он прекрасно понимал, что владея проливами, мы в любой момент можем прервать эту ниточку, которая свяжет Центральную Европу с Ближним Востоком. Мне уже докладывали о намерении кайзера создать крейсерскую станцию в Персидском заливе. Нам от этого было ни жарко, ни холодно. Турки тоже не возражали. Зато британцы были резко "против", а потому начали вывешивать перед нашим носом вкусную морковку под названием "Черноморские проливы". Именно поэтому они лояльно отнеслись к устроенному мной перевороту в Болгарии. "Болгарский вопрос" тоже беспокоил кайзера. Но тут я сослался на то, что русское общество неравнодушно к судьбе братьев-славян, а потому у власти в Софии удержится лишь прорусски настроенное правительство. Тот факт, что имея Болгарию в качестве плацдарма, мы в любом случае держим под контролем пути сообщения с Ближним Востоком, с этим придётся смириться. А ведь есть ещё Сербия, народ которой не менее дружественен нам. Конечно, правящие им Обреновичи те ещё сволочи, но я не стану диктовать "братушкам" о том, какой правитель для них будет лучшим. Сами поймут. А поняв — примут надлежащие меры.

Говоря про это, я достал с книжной полки географический атлас и раскрыв его на соответствующей странице, провёл пальцем по линии Дуная. Вилли всё понял без слов. Ведь эта река столь же важна для стран Европы, как и сухопутный путь в Азию. И перекрыть этот путь я смогу с такой же лёгкостью. Тем более, что в Николаеве сейчас строятся речные корабли не только для нашей, но и для болгарской речных флотилий.