Но вообще, заметных проявлений вражды к самодержавию в простом народе не наблюдалось. В большинстве своем, рабочие и крестьяне придерживались монархических взглядов. Что сильно огорчало наших социал‑демократов. А на что они рассчитывали? На исключительную возможность использовать популярную в это время идею? Не дождетесь! Я ведь тоже в некотором роде имею отношение к марксизму. И вполне способен возглавить борьбу пролетариата за свои права. Да собственно говоря и возглавляю. Профсоюзы с чьей подачи появились? Плехановцы к этому точно не имеют отношения. Народное самоуправление на низовом уровне – это кто внедрил? Точно, не они. А процесс социализации предприятий? В сочетании с работой Промышленных судов, это является одной из форм классовой борьбы. Причем борьбы не на словах, а на деле. Рабочему классу действительно от этого стало жить легче. И заметьте, это не ссорит его с монархией. Наоборот, как и писал Владимир Ильич, нынешнее самодержавие способно сыграть роль органа диктатуры пролетариата. Не само по себе конечно, а совместно с политическим авангардом – Народно‑Монархическим Союзом, большевистской фракцией которой руководит именно Ильич. Честно говоря, он имеет право претендовать на это, так как польза от него питерским пролетариям была огромной. Избавив этого человека от необходимости скрываться в эмиграции, я получил настоящего практика классовой борьбы. Вот только в этом мире Ильич не пролетариев звал на баррикады, а вытягивал на суд проклятых буржуев. Его, как неплохого адвоката, знала вся столица. Причем, не только «чистая публика», но и рабочие окраины. Ведь именно он выступал на суде от имени фабрично‑заводских комитетов.
Я конечно не был настолько хорош, как писал в своих статьях Владимир Ульянов, да и меньшевики Шарапова вполне способны составить в этом деле конкуренцию большевикам. И составляют, окучивая умеренные по настрою элементы.
А вообще, к созданию новой для нашей державы идеологии, приложили руку все, кто только мог. Взять ту же партию христианских социалистов. Это достаточно влиятельная партия, которая уверяет народ в том, что Иисус Христос был первым в мире социалистом и потому христианские принципы не чужды идеям социализма. Что социально‑ориентированное государство, должно строиться на основе тех заповедей, что даны людям от бога. С этой позицией согласилось большинство делегатов Поместного Собора. То есть, принципы Православия – это принципы справедливой жизни и должны быть приняты за основу. И насчет Самодержавия, у меня свои взгляды, которые я пытаюсь передать своей здешней родне.
– Понимаешь, Жорж, – говорил я брату, – ошибаются те, кто равняет наше самодержавие с любой монархией европейского типа. Ведь кто такой король, в представлении европейской аристократии? Первый среди равных? Звучит красиво. А на деле – страшная мерзость! Потому что равняя себя с верхушкой общества, монарх становится частью той олигархии, которая рано или поздно, но погубит свой народ. А может быть и хуже. Если олигархов перестает устраивать свой народ, они его заменят на другой. Возьми итальянцев. Это вовсе не потомки римлян. Те были слишком строптивы. Поэтому, римских крестьян расселили по провинциям, где они и растворились без остатка в местном населении, а вместо них в Италию завезли рабов – сирийских семитов.
– То есть, Ники, если я правильно тебя понял, нынешние итальянцы – это потомки жидов?
– Может быть и жидов. Я честно говоря особой разницы между арабом и жидом не вижу. Все они потомки Абрама и Сары.
В отличии от Европы, на Руси у монарха совершенно иная роль. Монархия у нас – это не просто верховная власть, передаваемая по наследству. Такое и в Европе есть. Она еще и САМОДЕРЖАВНА. Она независима от любой сторонней внешней власти, никому не платит дани, и обладает неограниченной внутренней властью.
А уж «конституционная монархия» – это вообще нонсенс. Такой в природе не бывает.
А зачем она нужна? А для того и нужна, что рано или поздно, народные чаянья и желания аристократии будут противоречить друг‑другу. Рано или поздно, возникнет конфликт между народом и знатью. И кончится все это большой кровью. Кто бы в этом конфликте не победил – проиграет все общество. Нужен арбитр, которому спорящие стороны доверяют. Причем, этот арбитр должен располагать достаточными собственными возможностями, чтобы погасить возникший конфликт, на любой стадии его развития.
Для этого, ему нужны и свои войска, и своя казна, и свои кадры управленцев. Взять все это он может у своего народа. Уже это означает, что относиться к народу он должен так же, как относится отец к своим детям. А иначе – никак. Иначе, аристократия либо подомнет его под себя, либо вообще свергнет. Сил у нее на это хватит.
А обойтись без аристократии он никак не может? Может. Но тогда, придется весь управленческий аппарат делать чисто бюрократическим. Выманивать и транжирить деньги у общества, подминать общество под себя, бюрократы умеют неплохо. В итоге окажется, что процесс управления страной становится непомерно дорогим. Аристократия обходится дешевле. А значит, изводить ее под корень не стоит. Поэтому, монарх, для того, чтобы не быть беспомощным в вопросах управления страной, какое‑то количество бюрократов при себе держит, но всей власти им не отдает.
И складывается удивительная ситуация:
Как бы не хотелось нашей знати всяческих республик и конституционных монархий, ей приходилось учитывать, что по единому царскому слову, мужик возьмет в руки топор и отыграется на «злых боярах» по полной программе. Почему? Да потому, что бояре и прочее начальство, это слуги царские. В услужении они не столько у царя, сколько у большой русской семьи. Конечно, слуг в доме наказывает только отец, но он может сделать это и руками своих сыновей.
Так у нас и сложилось: Мужику нужен царь, чтобы бояре не борзели. Царю нужны мужики, ибо они дают силу всей семье. Но тогда и боярам нужен царь. Потому, что только он может их уберечь от взбесившегося мужика.
К сожалению, семейство Романовых подобные вещи давно перестало понимать. На том в моем времени и погорело.
Кстати, насчет аристократии. Не стоит считать ею, только потомков средневековых феодалов. В нынешние времена, роль аристократии неплохо исполняют те же банкиры. А в моем времени и в моей стране, такую же роль играли номенклатурные работники. И товарищ Сталин допустил ту же ошибку, что и Романовы. Став первым среди равных, Иосиф Виссарионович тем самым сделал партийную аристократию слишком сильной. Сильней его и всего советского народа.
И нужно сказать, что не вся Россия была сторонницей самодержавия. КПРФ и ЛДПР, которые ныне находились в подполье, притягивали к себе самых ярых противников самодержавия. В основном тех, кто был недоволен моим «заигрыванием с чернью». А таких хватало среди наших промышленников. Недовольны они были многим. Но главные причины их недовольства: удорожание рабочей силы и необходимость делиться с ней частью прибыли. Удивляться этому не стоило. Все мои требования по обеспечению работников качественной спецодеждой, согласно принятых стандартов, по обеспечение безопасных условий труда, по обязательному профессиональному обучению, все это влетало в очень заметную копеечку. А платить кому? Вот им любезным и приходилось платить за все. А хотелось, чтобы за все это платила казна. А откуда казна деньги на это возьмет, их совершенно не волновало. Бесило их и утрата прежних возможностей помыкать своими работниками. Они с тоской вспоминали прежние блаженные времена, когда по их заявкам, полиция да войска подавляли всяческое недовольство. Но после Промышленной войны 1896 года этому блаженству я положил конец. С той поры, подавлять трудовые конфликты мои губернаторы категорически отказывались. Только если возникали беспорядки! И нужно сказать, что беспорядки эти возникли как по заказу. Но ведь и я непрост. Расследование причин этих беспорядков велось. И что оказалось? Их устраивали нанятые фабрикантами провокаторы. Пришлось и тут наших буржуинов прижать. Отныне, за последствия забастовки они несли прямую ответственность. Вплоть до уголовной. Ну а если это привело к срыву казенного заказа, то тогда этого негодяя могли и собственности лишить. И становилась его фабрика предприятием со смешанной формой собственности. И эти процессы национализации и социализации промышленности приводили их в ужас. Что касается забастовок, то число их неуклонно уменьшалось. Зато увеличивалось количество рассматриваемых в Промышленных судах дел.
