Так что я продолжал идти по переулку к Смайли. Собака, лаявшая на меня и раньше, снова залаяла. Но я не стал тратить время на ответный лай. Я продолжал идти по переулку к Смайли.

Нужно было перейти улицу. Я быстро посмотрел в обе стороны, но больше об этом не беспокоился. Если машина шерифа или его помощников внезапно вывернет из-за угла и ослепит меня сперва фарами, а потом пулями, ну, тогда всё. Сперва волнуешься, потом перестаёшь. Если дела уже не могут идти ещё хуже, не считая того, что тебя убьют, то либо тебя убьют, либо дела пойдут на лад.

Дела пошли на лад; окно в задней комнате Смайли было открыто. На сей раз я не стал снимать ботинки. Смайли спит наверху, но один и так крепко, что его не разбудит даже разорвавшийся в соседней комнате снаряд от базуки. Помню, я не раз заходил к нему посреди дня и находил его спящим; пытаться разбудить его было почти безнадежно, так что я обычно обслуживал себя сам и оставлял деньги на выступе кассы. А засыпал он так быстро и легко, что даже если Кейтс с Хэнком разбудили его, когда искали тут меня, он уже заснул бы с тех пор обратно.

Собственно говоря, я и в самом деле слышал над головой слабый рокочущий звук, похожий на отдалённые раскаты грома. Смайли храпел.

Я ощупью пробрался через тёмную заднюю комнату и открыл дверь в зал. Там тускло мерцал свет, горевший всю ночь, а шторы были подняты. Но Кейтс уже был тут, а шансы на то, что какой-нибудь прохожий заглянет сюда в половину четвёртого утра пятницы, были ничтожно малы.

Я взял с задней стойки бара бутылку самого лучшего бурбона, какой только был у Смайли, и, поскольку, похоже, оставалась ещё немалая вероятность, что это будет последний выпитый мной напиток, из ящика под барной стойкой я достал бутылку сельтерской. Я отнёс их на столик в углу, тот, что не виден из окон, тот столик, за которым в начале вечера сидели Бэт и Джордж.

Теперь казалось, что Бэт с Джорджем сидели там давным-давно, быть может, много лет назад, и не вызывали и десятой части прежнего ужаса. Почему-то они даже выглядели слегка забавными.

Я оставил на столе обе бутылки и вернулся за стаканом, палочкой для размешивания и парой кубиков льда из холодильника. Я долго ждал этого напитка, и ему следовало быть достойным.

Я решил, что даже как следует заплачу за него, особенно после того, как заглянул в свой бумажник и нашёл там только несколько десяток и ничего более. Положив десятидолларовую купюру на край кассы, я задумался, получу ли с неё когда-нибудь сдачу.

Я свернулся к столу и смешал себе выпивку — хорошую.

Я также закурил сигару. Это было немного рискованно, поскольку, если Кейтс придёт сюда перепроверить, то может в тусклом свете заметить сигарный дым, пусть я и находился вне поля его зрения. Но я решил, что риск того стоит. Ведь я обнаружил, что можно попасть в такую западню, что чуть больший риск уже не будет иметь никакого значения.

Я сделал добрый глоток, глубоко затянулся сигарой и почувствовал себя недурно. Я вытянул руки, и они не дрожали. Очень глупо с их стороны, но тем не менее.

И мне пришло в голову, что впервые у меня появилась возможность всё как следует обдумать. Впервые с того момента, как умер Иегуди Смита.

Маленький человек, что теперь?

Закономерность. Могу ли я найти в ней какой-нибудь смысл?

Иегуди Смит, только это, несомненно, не было его настоящее имя, иначе карточка, которую он мне дал, не была бы отпечатана в моей типографии, пришёл ко мне и сказал...

«Пропусти всё, что он говорил тебе, — так ответил я сам себе. — Это была тарабарщина, именно такая тарабарщина, какая способна была заманить тебя в столь безумное место в столь безумное время. Он знал тебя, то есть, — поправил я себя, — знал о тебе многое. Твои увлечения, твои слабости, и что ты есть, и что тебя интересует...

Его приход был спланирован. Хорошо спланирован заранее; карточка это доказывает.

И, согласно плану, он приходит в тот момент, когда у тебя больше никого нет дома. Возможно, сидя в своей машине, он следил, как ты возвращаешься домой, зная, что там миссис Карр, и, по всей вероятности, он или кто-то ещё следил за домом весь вечер — и ждал, когда она уйдёт, чтобы объявиться ему.

Никто его не видел, никто, кроме тебя.

Он ведёт тебя в западню. Не было никаких «Стрижающих мечей», это тоже тарабарщина.

Свяжи это с тем фактом, что Майлз Харрисон и Ральф Бонни убиты, пока Иегуди Смит развлекает и занимает тебя, и что их тела положены в багажник твоей машины.

Легко. Смит был сообщником убийцы, нанятым, чтобы держать тебя подальше от кого-нибудь способного дать тебе алиби на момент преступления. Кроме того, чтобы ты рассказал, объясняя, где был на самом деле, такую невероятную историю, что в неё едва ли поверила бы твоя собственная мать, будь она жива.

Но соедини это с тем фактом, что и Смит был убит. И с тем фактом, что деньги оставались в твоей машине рядом с телами.»

И это складывалось в полную ерунду.

Я глотнул ещё, и напиток показался мне слабым. Я взглянул на стакан и увидел, что просидел между глотками так долго, что почти весь лёд растаял. Я добавил ещё бурбона, и вкус снова стал нормальным.

Я вспомнил о пистолете, который схватил со стола Кейтса, том ржавом пистолете, которым были совершены два убийства. Я вынул его из кармана и вгляделся. Я смог сделать это так, чтобы не трогать засохшие пятна на прикладе.

Я вскрыл его взглянуть, не стреляли ли из него, и обнаружил, что в нём нет патронов, даже пустых. Я снова собрал его и попробовал курок. Он проржавел. Значит, из него вообще нельзя стрелять. Только выбить, как молотком, мозги из двух голов.

И я определённо выставил себя дураком, взяв его с собой. Этим я только сыграл на руку убийце. И я убрал пистолет в карман.

Мне хотелось, чтобы нашёлся кто-то, с кем я мог бы поговорить. Я чувствовал, что вслух понимаю вещи лучше. Хотелось, чтобы Смайли проснулся, и в какой-то момент я поддался искушению подняться и разбудить его. Но решил, что нет, за сегодняшний вечер я уже однажды подверг Смайли опасности, из которой он вытащил нас обоих без какой-либо помощи с моей стороны.

А это была моя проблема. И нечестно было бы впутывать в неё Смайли.

Кроме того, она не касалась ни мускулов, ни мужества Смайли. Это походило на игру в шахматы, а Смайли в шахматы не играл. Карл мог бы помочь мне разобраться. Но не Смайли. А я не хотел втягивать в это Карла.

Но хотел с кем-то поговорить.

Отлично, возможно, я слегка спятил, а не напился, определённо, не напился, но слегка спятил. Я хотел с кем-то поговорить, и я это сделал.

Человечек, которого там не было.

Я представил, как он сидит за столом напротив меня, сидит с воображаемым напитком в руке. С радостью, с огромной радостью я бы налил ему на самом деле, будь он там в действительности. Он странно смотрел на меня.

— Смитти, — сказал я.

— Да, док?

— Как твое настоящее имя, Смитти? Я знаю, не Иегуди Смит. Это было частью шутки. Карточка, которую ты мне дал, подтвердит.

Задан неправильный вопрос. Он заколыхался, словно хотел исчезнуть на моих глазах. Не следовало мне задавать ему вопрос, на которой я сам не знал ответа, ведь он был там лишь потому, что туда его помещал мой разум.

Он не мог сказать мне ничего, чего я сам не знал или не мог понять.

Померцав, он снова собрался.

— Док, — сказал он, — я не могу тебе этого сказать. Как и не могу сказать, кем я работал. Ты знаешь это. — Да, он произнёс «кем я работал», не «на кого я работал». Я испытал гордость за него и за себя.

— Конечно, Смитти, — сказал я. — Мне не следовало спрашивать. И, знаешь, мне жаль — чертовски жаль, что ты мёртв.

— Всё в порядке, док. Все мы когда-нибудь умрём. И — ну, до тех пор это был хороший вечер.

— Я рад, что накормил тебя, — сказал я. — Рад, что дал тебе всё, что ты хотел выпить. И послушай, Смитти, мне жаль, что что я расхохотался, увидев тот пузырёк и ключ на столике со стеклянной крышкой. Я просто не мог удержаться. Это было забавно.