Девушки переглянулись.
– Прошу тебя, мама, это же ее дом, – сказала Аниара. – Куда ей еще идти?
Мави уже знала, что будет дальше; и точно – Тетта и Ория повернулись и уставились на нее. Мать Панчи ткнула в нее пальцем, и Аниара тоже обернулась.
Озадаченный жрец тоже смотрел на нее – просто потому, что смотрели другие.
– Ну ладно, – сдалась их безмолвному напору Мави. – Я отведу ее туда. – Правду сказать, согласилась она не только из сочувствия к Панче, но и потому, что могла лишний раз повидать лорда Ханнера и убедиться, что он все еще принадлежит ей.
– Могу я узнать – куда? – спросил жрец.
– Объясни ты. – Аниара уже шла к лестнице. – Я пока помогу Панче собраться.
Обрабатывая толпу на площади – срезая с поясов кошельки и опуская их в собственную суму, – Танна-Воровка не переставала размышлять, с кем ей поговорить об Элькене. И надо ли вообще о нем с кем-нибудь говорить. Она пришла сюда, чтобы предупредить городскую стражу насчет чародеев, но сразу же поняла, что им уже все известно. Гвардейцы у входа во дворец, шумящая толпа – дураку понятно, про чародеев знают все.
И за ее сведения никто ей и гроша не даст.
Она пожалела, что потратила день, хороня Элькена; а еще ведь надо было отмыться, украсть чистую одежку и хоть немного успокоиться. Приди она сюда вчера да расскажи все – глядишь, ей и перепало бы несколько медяков.
Само собой, она и так внакладе не останется: заработает обычным манером, и не медяки. Толпа большая и злая, а значит, народ куда более неосмотрителен, чем всегда, так что с полдюжины кошельков ей обеспечены точно. Однако тут дело принципа: у нее есть что продать, а она не может выручить за это деньги.
Как еще посмотреть, сказала себе Танна, деньги-то она все равно получила, ведь просто так она никогда бы сюда не пришла: площадь перед дворцом, стражи полно, да еще и маги могут следить... Так что нет, не было бы ее здесь – и толпу эту с ее дармовыми кошельками она бы прозевала.
Она отвлеклась, и зря; рядом тут же раздался вопль: «Мой кошель!.. Где мой кошель?!»
Танна обернулась посмотреть, кто вопит, готовая задать деру, если на нее укажут. Возможно, люди были все же не так беззаботны, как ей казалось.
Пожилой человек смотрел на перерезанные шнурки, что болтались на его поясе; потом поднял голову и оглядел толпу.
– Кто это сделал? – проревел он. – Видел кто-нибудь, кто срезал мой кошель?
Повинуясь внезапному озарению, Танна выкрикнула:
– Чародеи!
Голова старика повернулась, и он уставился прямо на девушку.
– Он исчез, – объяснила Танна. – Я видела! Просто исчез. Чародеи это, больше некому!
– Чародеи?.. – повторил старик. – Сперва забрали у меня сына, а теперь деньги? – Он повернулся взглянуть на стражников у северного края площади. – Гори оно все, пора же хоть что-нибудь с этим делать!
– Скажите это им! – С этими словами Танна ловко скользнула за широкую спину какого-то верзилы.
Мигом позже она пробиралась сквозь толпу подальше от сердитого старика, который уже ругался с одним из стражников Самое время сматываться, сказала она себе. Она попыталась исполнить гражданский долг, сообщив про Элькена – как он хотел захватить Стофутовое поле, и собрала несколько толстых кошельков для собственных нужд; пора убираться, а то как бы удача не повернулась к ней задом.
Десятью минутами позже она трусила вниз по Аренной улице, стараясь не слышать рева толпы за спиной.
Кеннан был в бешенстве. Стражники отослали его к капитану, тот терпеливо выслушал его рассказ, а потом велел убираться.
– Но они украли мой кошель! – возмутился он.
– Твой кошелек, господин, украли не чародеи, – возразил капитан. – Похоже, тут поработал обычный вор.
– Но девочка видела!..
– Вот она-то скорее всего его и срезала.
– Капитан, у меня похитили сперва сына, потом – деньги, и я требую, чтобы вы сделали что-нибудь с ворами!
– Правитель совещается с помощниками и магами, они должны решить, что предпринять.
– Что предпринять? Да просто взять их всех, и пусть возвращают украденное! – яростно выкрикнул Кеннан. – Они все там, в большом черном каменном доме на углу Высокой и Коронной!
–Сэр, сомнительно, чтобы там были все чародеи!
– Ну, некоторые-то уж точно там! – злобно заявил Кеннан. – Лорд Фаран ушел туда, и тот толстяк, и рыжая девка...
– Сэр, у меня приказ, – сказал капитан. – Я должен охранять площадь и дворец. Если только у вас нет явных доказательств, что именно эти чародеи похитили вашего сына и ваш кошелек, я не стану арестовывать их. Если у вас действительно есть свидетель – приведите ее сюда на допрос.
Кеннан пылающим взглядом смерил солдата, повернулся и стал высматривать тоненькую длинноволосую девушку в коричневой тунике.
Ее нигде не было.
С минуту он молча злился, потом, прорычав:
– С меня хватит! – тяжело зашагал прочь.
– Прости, – сказал кто-то.
Кеннан повернулся: перед ним стоял плотный крепыш в светлой тупике.
– Да?
– Я не ослышался, ты скапал, что знаешь, где живут чародеи?
– Знаю, – кивнул Кеннан. – И что?
– Они забрали моего брата, – сказал крепыш. – Не мог бы ты показать мне то место?
Кеннан снова всмотрелся в толпу, но девица как в воду кинула. Похоже, тут ему ничего добиться не удастся.
– Ладно, – решился он. – Пойдем вместе. Хоть проследим за домом на худой конец.
Глава 22
Магу Манрину, магистру Этшара-на-Песках, в чьи обязанности входило наблюдать за всеми теми магами, что живут вне городских стен на расстоянии двух дней пути, и представлять их интересы, было не до веселья. Даже более не до веселья, чем за день до того его коллеге Итинии в Этшаре Пряностей до разговора с лордом Фараном.
Ночь Безумия, как ее теперь называли, ударила по Этшару-на-Песках едва ли не сильнее, чем по его брату Этшару Пряностей. Сотни людей пропали, дюжины – погибли, лавки и дома были разграблены и сожжены. К тому же в отличие от беспорядков в соседнем городе безумства в Этшаре-на-Песках длились до рассвета. Тут не было законопослушных чародеев, чтобы патрулировать улицы, усмиряя взбесившихся собратьев; Эдерд IV не стал призывать стражников защищать дворец, как сделал это его собрат Азрад VI, вместо этого он отправил их на улицы, что зачастую только подливало масла а огонь.
Тем не менее не до веселья Манрину было отнюдь не из-за всего этого.
Люди Эдерда IV рыскали по всей улице Волшебников, допрашивая каждого попавшегося им на глаза волшебника: таким образом они надеялись найти объяснение странному взрыву неведомой волшебной силы. Сам Эдерд во дворце держал совет с несколькими весьма уважаемыми магами разных школ, а его супруга Зарреа отправилась в город, дабы организовать, где можно, восстановительные работы, если надо – с помощью магов.
Манрина же у него дома допрашивал лорд Калтон, сын министра юстиции, и это было весьма неприятно. У Манрина в результате сложилось впечатление, что жители города преисполнены недоверия к магии вообще и к нему, магистру, в частности.
Но и это не было главной причиной головной боли Манрина.
Среди пропавших оказалась дочь Манрина: ее не видели со времени ночного переполоха.
Но даже и это в череде неприятностей не стояло для Манрина на первом месте; на втором – не более того. Феррис была взрослой женщиной, уже не очень молодой, но вполне способной позаботиться о себе, и Манрин убеждал себя, что она, возможно, просто укрылась в каком-нибудь безопасном месте и выжидает, пока все успокоится. А если даже она и вправду среди пропавших, так ведь никто не знает, что с ними сталось; быть может, все они живы и невредимы.
А трое остальных детей Манрина, их супруги, дюжина внуков и полдюжины правнуков благополучно сидели по домам. Ни о ком из них он не волновался.
Больше всего Манрин тревожился за свой магический дар. В последние несколько дней он перепробовал множество самых разных заклятий и мог бы перечесть по пальцам те, что сработали. Ничего удивительного, что ничего не вышло с заклинанием Явленной Мощи – в тех обломках на улице, на которые его наложил Манрин, могло и не сохраниться никаких следов пропавших людей, а сами по себе чары были достаточно сложны и хитроумны – девятый уровень как-никак. Но, потерпев неудачу с заклятием Всеведенья, Манрин понял: что-то действительно не так. Неудавшееся заклинание было простеньким, всего третьего уровня, он выучил его еще в ученичестве – тому вот уже почти сто лет – и не знал с ним проблем со времен, когда был подмастерьем. Теперь он магистр; как же нечто настолько обыденное может у него не выходить?.. Главным, конечно, являются составляющие. Манрин точно знал, что и кинжал, и курения были именно такими, какими нужно. А может, на камень каким-то образом попал солнечный свет?