В относительной безопасности, конечно. Сейчас вокруг царил мир, но – судя по словам Йорна – мир недолгий.

И наверху тоже не все было тихо и спокойно. Нескольких чародеев – не только Дессет – ночью разбудили кошмары. Хуже всех пришлось Рудире: она просыпалась трижды.

В первый раз, проснувшись в растерянности, она уверяла, что кто-то звал ее из-за дома и она закричала, чтобы зов прекратился.

Во второй раз она проснулась в воздухе; она билась о северную стену своей комнаты и твердила, что должна выйти. Альрис, ее соседка, затащила ее назад в постель – проявив немалое мужество, как подумал Ханнер.

В третий раз она вышибла дверь своей спальни и с криком полетела по коридору, пока ее не остановили защитные чары, которые наложил на свою дверь лорд Фаран. Шум перебудил весь дом, и тут же пошли разговоры о таинственных силах, которые пытались натравить Рудиру на лорда Фарана, или о том, что магия лорда Фарана привлекла сонную Рудиру.

Ханнер своего мнения не высказал, но подумал, что Рудира бежала к дядюшкиной спальне только потому, что эта комната находилась в северном крыле дома. Он помнил, как стремились на север те, кто пропал в Ночь Безумия, и как Роггит, сын Райела сказал магистрату, когда его судили, что собирался бежать из Этшара в Алдагмор, но почему именно в Алдагмор – так и не сумел объяснить.

Алдагмор на севере. Именно поэтому, считал Ханнер, Роггит и выбрал его.

Сам Ханнер тоже чувствовал – в том направлении есть нечто. Очень слабое, очень чуждое, отталкивающее и привлекательное одновременно.

Но ощущение было очень слабым. Он улавливал это нечто лишь своим новообретенным чародейским зрением, но даже и тогда это было похоже на попытку расслышать жужжание пчелы в миле от себя.

После третьего кошмара дядя Фаран поднялся на четвертый этаж и вернулся с каким-то снотворным питьем для Рудиры. Она выпила все без колебаний и, едва добравшись до постели, провалилась в сон.

Потом суета прекратилась, и все разошлись – кроме нескольких стражей в нижней гостиной.

Ханнер тоже лег, но заснул не сразу. Он размышлял, почему Рудире досталось больше всех: не потому ли, что она самая сильная из них?

Существует ли прямая связь между ночными кошмарами и силой чародейства? Ханнер мысленно вернулся назад, пытаясь припомнить самый первый сбор за завтраком. Тогда сны – после первого раза в Ночь Безумия – приснились четверым: Рудире (разумеется!), Дессет из Восточного округа – той, что помогала лечить Киршу, Варрину-Ткачу и Алару, сыну Агора. И теперь кошмары снова приснились этим троим: Рудире, Дессет и Варрину; Варрину даже дважды, и второй раз он проснулся, взлетев в воздух. Про Алара, сына Агора, ничего сказать было нельзя: он как ушел в первый день, так и не возвращался.

По крайней мере – пока, хотя Ханнер подозревал, что он еще придет.

Рудира, Дессет и Варрин – трое летунов из его отряда в Ночь Безумия. Когда дядя Фаран выяснял, кто может летать, а кто – нет, Ханнер вышел из комнаты прежде, чем выяснение закончилось, но он знал, что и Рудира, и Дессет, и Варрин были в «летающем» углу.

Значит, связь между силой чародея и кошмарами вполне может существовать. Сильных чародеев отличает от слабых умение летать.

Как интересно! Не есть ли кошмары своего рода плата, неудобство, уравновешивающее выгоды, которые дает большая сила?

В столовой с дюжину людей сидели за столом и завтракали. На завтрак были сосиски и хлебцы, и Берн сновал взад-вперед через кухонную дверь. Ханнер поздоровался со всеми и отдельно – с невыспавшейся Альрис. Она ночевала в одной комнате с Рудирой, так что сегодня ей, понятное дело, отдохнуть не удалось.

И тут Берн, вернувшись в столовую с подносом светлого пива, заметил Ханнера.

– Лорд Ханнер! – окликнул он молодого человека. – Не мог бы ты уделить мне пару минут?

– Разумеется, – ответил Ханнер. – Но было бы хорошо, если бы ты принес мне сосиску – я ее съем, пока ты будешь говорить.

– Да, конечно, милорд. – Берн быстро поставил поднос, раздал кружки, положил на тарелку пару жирных сосисок, подал Ханнеру и сказал: – Пожалуйста, пройдите со мной, милорд.

– А здесь поговорить нельзя?

– Мне надо тебе кое-что показать. Я надеялся сообщить об этом лорду Фарану, но сегодня еще не видел его, и он вполне может провести наверху целый день. Не пройдешь ли ты со мной?

– Что ж, пошли. – Ханнер с тарелкой в руке последовал за Берном по наклонному каменному коридору в освещенную лампой кладовую: окон в ней не было.

Там они остановились. Берн выглядел встревоженным. Ханнер огляделся, но ничего тревожащего не заметил. Кладовая как кладовая, ничего особенного, вот разве что больше пустых полок, чем обычно.

– В чем дело, Берн? – спросил он.

– Милорд, – заявил Берн, – я не осмелился беспокоить лорда Фарана по такому поводу, но мне надо было кому-нибудь показать.

– Да что показать?

– Взгляни, милорд. – Полным отчаяния жестом Берн указал на пустые полки. – Обычно здесь было достаточно припасов для вашего дяди, двух-трех его друзей, ну и, конечно, от одного до полудюжины слуг. Но сейчас у нас здесь сорок человек. Я думал, что смогу обеспечить вас, если стану каждый день наведываться на Южный рынок и время от времени посещать Рыбный и Западный. Ну и, может, прикуплю кое-чего в лавках Торгового квартала или в Старом городе.

– Немалые концы, – заметил Ханнер. Южный рынок был примерно в миле от дома, Западный – еще дальше. – Особенно с едой для сорока ртов.

– Я рассчитывал нанять возок, – сказал Берн. – Но, милорд, это невозможно.

– Почему? – Не успел вопрос сорваться с губ Ханнера, как он вспомнил толпу на Высокой улице и магическую защиту, установленную с трех других сторон дома. – Ох! – сказал он, прежде чем Берн ответил.

– И в любом случае у меня кончаются деньги, милорд, – продолжал Берн. – Я не уверен, может ли сейчас лорд Фаран рассчитывать на кредит – несколько дней назад его имя было лучшей гарантией, но сейчас?..

– У него должны быть деньги. – Ханнер постарался, чтобы голос его звучал уверенно. – Скорее всего золото, на худой конец – серебро.

– Очень надеюсь, – ответил Берн. – Но даже если так, как мне добираться до рынков – и возвращаться целым?

Ханнер задумчиво смотрел на него. Пришла пора чародеям рассчитываться за кров и стол.

– Думаю, это можно устроить, – проговорил он. – Мы можем летать на рынки. Да и деньги вряд ли станут проблемой. – Он был уверен, что у дядюшки где-то в доме припрятаны деньги, а если нет – можно будет продать что-нибудь из обстановки.

Или чародеи просто потребуют, чтобы им предоставили кредит. Прямых угроз вполне можно избежать. Осведомляться о возможности кредита, стоя перед фургоном фермера и небрежно жонглируя, ну, скажем... кинжалом – без помощи рук, разумеется, – что ж, это окажется достаточно устрашающим, размышлял Ханнер, чтобы большинство торговцев оказались сговорчивыми.

Большинство. Купцы, которые вообще не захотят торговать с чародеями – ни в кредит, ни за наличные, – несомненно, станут проблемой, но с такими можно будет разобраться – даже и силой, если придется.

Ханнер вдруг осознал, что совершенно спокойно обдумывает, как совершить преступление, – вещь, всего несколько дней назад для него немыслимая.

Но несколько дней назад он и не подозревал, что его дядя вот уже много лет незаконно занимается магией; он не был изгнан правителем из долгу; не видел приказа, обрекающего на изгнание дядю Фарана и всех остальных из города только потому, что они те, кем не по своей воле стали.

Несколько дней назад он не был чародеем – и другие тоже не были ими. Ночь Безумия изменила все.

– Благодарю, милорд, – поклонился Берн.

– Нам нужен список всего, что тебе потребно, – сказал Ханнер.

– Да-да, милорд, конечно. Я составлю его, как только все позавтракают.

– Хорошо. – Ханнер подцепил наконец одну из сосисок, откусил изрядный кусок, улыбнулся от удовольствия и повторил – совсем по-другому: – Хорошо!..