Эллиот встал и с непринужденной фацией повернулся к нему.

– Если уж речь зашла о кнуте, то я пока еще не уверен, что не найду ему применения.

Гас удивленно заморгал.

– Извините, не понял, сэр?

– Подойди сюда! – рявкнул маркиз. – Фредди, выйди. Гас, садись.

Это была уже не просьба. И Фредерика обрадовалась, что получила возможность удалиться. Когда она поднялась, Гас с печальным сочувствием заметил се опухшие от слез глаза.

– Что, черт возьми, произошло с Фредди? – спросил он, как только за ней закрылась дверь.

Эллиот стоял, широко расставив обутые в сапоги ноги, и смотрел сверху вниз на молодого человека.

– Она ждет ребенка, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

– Боже милосердный! – изумился Гас. – Ты, должно быть, шутишь?

– Я совершенно серьезен, – оборвал его Раннок. – И я считаю, что это произошло по твоей вине.

Гас неуверенно приподнялся с кресла.

– Что вы такое говорите, сэр? – хрипло спросил он. – Я воспринимаю это как оскорбление! Как вам в голову могло такое прийти? О любом из нас? Это… это возмутительно.

– Ох, Гас, – устало вздохнула Эви, – он не это имел в виду. Раннок снова сел в кресло и пристально уставился на Гаса. В воздухе повисло тяжелое молчание.

– Я скажу тебе, что следует считать возмутительным. Это то, что невинная девочка не может быть защищена от подобного злодеяния под крышей ее собственного дома, – заявил маркиз. – По твоей вине мы все попали в эту историю, и теперь я подумываю о том, чтобы заставить тебя жениться на ней.

– Не слишком ли это сурово, сэр? – возмутился Гас. – Я не имел к этому никакого отношения, но я бы очень хотел пристрелить мерзавца, который это сделал!

Раннок сощурил глаза.

– В таком случае заручись Божьей помощью, когда будешь это делать, Гас, – мрачно пробурчал он. – Потому что он стреляет практически без промаха, и твоя могила будет не первой из тех, которые он выкопал.

Эви поднесла руку ко лбу, как будто у нее разболелась голова.

– Гас, – пояснила она, – отцом ребенка является Ратледж, Гас изумленно взглянул на нее.

– Ратледж? – переспросил он, как будто никогда раньше не слышал этого имени. – Ушам своим не верю… Наш старина Неукротимый? И… и Фредди?

Раннок вскочил с кресла.

– И Фредди, – подтвердил он, подходя к камину. – А теперь она говорит, что не хочет выходить за него замуж.

– Здесь, должно быть, какая-то ошибка, – слабым голосом произнес Гас. – Он никогда не сделал бы такого.

На лице Раннока застыло страдальческое выражение.

– Тем не менее он это сделал, и теперь, черт возьми, я намерен приволочь его сюда, приставив нож к горлу, – заявил он. – Я должен заставить его выполнить свою обязанность по отношению к этому ребенку. Я не могу выносить ее слез Она говорит, что из него получится плохой муж, и я не могу с ней не согласиться. Боже мой, Гас, ты хоть понимаешь, что мне не терпится убить этого мерзавца?

Эви поднялась на ноги.

– Сядь, дорогой, – отчеканила она, заставляя его снова опуститься в кресло. – Мы должны думать только о Фредди и о том, каким образом свести ущерб к минимуму.

– Хотел бы я знать, как это сделать, – пробормотал Раннок.

Эви принялась расхаживать по комнате.

– Фредерика попросила, чтобы ее отослали отсюда, – напомнила она. – Сама я не приняла бы такого решения, но многое говорит в его пользу. Пожалуй, мы смогли бы пойти на одну уловку. – Эви хитро улыбнулась. – Что, если мы отошлем Фредерику во Фландрию? Там по крайней мере безопасно. Дядюшка Питер позаботится о девочке, к тому же там у нас много преданных друзей. И дом моих родителей в данный момент никем не занят.

– В чем же заключается уловка? – спросил Раннок.

– А Лондоне мы распустим слух, будто она уезжает, чтобы выйти за кого-то замуж на континенте.

– За кого? – с сомнением спросил Раннок. Эви пожала плечами:

– Ну, скажем, за какого-то кузена. Или за старого друга семьи. Мы будем говорить уклончиво, давая понять, что познакомились они, когда мы были за границей.

Гас вздохнул с облегчением:

– Думаю, нам это бы удалось.

Эви повернулась и снова пересекла комнату.

– Уинни и Майкл могли бы на пару недель взять с собой Фредди в Брюгге якобы для того, чтобы окончательно утрясти детали бракосочетания, – предложила она. – А потом, как только закончится сезон Зои, к ним могли бы присоединиться и все остальные.

Раннок покачал головой:

– Эви, любовь моя, слухи появятся сразу же, как только она вернется с младенцем на руках, но без мужа.

Эви печально взглянула на него.

– Фредди не сможет вернуться, Эллиот, – объяснила она. – А если вернется, то не сразу. Я ее, конечно, не оставлю до тех пор, пока не родится ребенок. Потом я буду приезжать к ней, как только смогу. А через год-другой мы сможем убить ее мужа в какой-нибудь катастрофе.

Гасу эта затея, кажется, пришлась по душе.

– И тогда безутешная вдова сможет вернуться к своей семье, – подвел итог он. – Это не лишено здравого смысла.

Раннок кисло улыбнулся им обоим.

– Можно попробовать, – сказал он. – Но это лишит ее последней надежды сделать хорошую партию.

Лицо Эви опечалилось.

– Да уж. Одно дело сбить со следа сплетников, и совсем другое – обмануть потенциального супруга. Но что касается сплетен, то кто будет задавать лишние вопросы?

– Уж, конечно, не Ратледж, – горько рассмеялся Гас. Раннок презрительно фыркнул.

– Это, черт возьми, маловероятно, – согласился он. – Он будет вне себя от радости, поняв, что мы не потащим его, связанного по рукам и ногам, к алтарю. И я не сомневаюсь, что этот негодяй никогда больше не появится на пороге нашего дома.

В течение трех десятков лет брокерская фирма «Гольдштейн и Стоддард» была расположена на расстоянии плевка от Королевской биржи и Английского банка, в самом центре лондонского финансового района, столь же сильно отличающегося от Мейфэра, насколько мел отличается от сыра. В Сити улицы носили основательные, без излишних украшательств названия, напоминавшие об их прежнем предназначении: Корнхилл [5], Треднидл-стрит [6], Полтри [7], а также брокерский рай – Эксчейндж-Элли [8]. Контора Стоддарда находилась на Ломбард-стрит, названной так в честь ее первых обитателей, ломбардских ростовщиков, которые появились там в XIII веке и постепенно не только сильно разбогатели сами, но и позволили разбогатеть некоторым другим счастливчикам.

Теперь в Сити крайне редко осуществлялись сделки с зерновыми или домашней птицей, однако на Ломбард-стрит произошло мало изменений. Старый Гольдштейн давно умер, но по мраморным ступенькам лестницы в контору поднималась, сменяя один другого, вереница способных Стоддардов, последним из которых был Игнатиус, чей голос был подобен скрежету металлической мочалки для чистки кастрюль, но зато он обладал не традиционным ангельским «зеленым большим пальцем» [9], а кое-чем получше: указательным пальцем из чистого золота. В этот момент Стоддард этим самым указательным пальцем пересчитывал пачку банкнот.

– Да, да, все правильно, – проскрипел он, обращаясь к джентльмену, сидевшему возле его стола. – Ровно три тысячи. – Неуловимым профессиональным жестом он выровнял деньги в пачке, хлопнув о крышку стола, и передал их клерку, стоявшему рядом. – Отнеси в бухгалтерию и внеси запись в кассовую книгу.

Когда клерк ушел, Стоддард снял очки и неодобрительно взглянул на клиента.

– По правде говоря, мистер Ратледж, – с упреком проскрежетал он, – вы просто вводите в искушение воров, таская такие суммы в карманах.