Как и все остальное, он делал это с изящной ленцой, как будто это не составляло никакого труда, хотя это было не так, потому что мощные мышцы его напрягались и пот струился по нему от жары и напряжения. Он сбросил с плеч подтяжки, и его темные брюки спустились на бедра, подчеркивая узкую талию.

Значит, вот оно как? Они соблазняют женщин своей мужской красотой? Заманивают своим обаянием и силой? И не позволяют им разглядеть, что за всем этим кроется? Но нет. Фредерика могла поверить, что ее муж повеса и грешник. Но она не могла поверить, что он поставил целью ее соблазнить, утаив от нее свой подлинный характер. Она тихо окликнула его:

– Бентли!

При звуке ее голоса он замер, потом выпрямился и чуть повернул голову, чтобы взглянуть на нее. Она увидела, что по его лицу, словно слезы, струится пот.

– Бентли, – тихо повторила она, – нам надо поговорить.

Она услышала, как он выругался себе под нос. Потом, зажав в левой руке рубанок, он повернулся к ней лицом. Положив инструмент, он провел рукой по лицу и, кивнув, прошел мимо нее в тень старого каштана. Здесь было тихо. Тишину нарушали лишь пение птиц да шорох ветерка в листве. Под каштаном стояла старая скамья, и он жестом предложил Фредерике сесть на нее, а сам устроился на траве, вытянув длинные ноги.

Однако в этот момент Фредерика, забыв о физической привлекательности своего мужа, думала о стоящей перед ней ужасной задаче. Казалось, что сердце у нее переместилось куда-то в горло. Страх и сомнения вернулись с удвоенной силой, и ей показалось, что она снова осталась одна с ним в музыкальной комнате Страт-Хауса и ждет решения о том, что будет дальше с ее жизнью.

Оперевшись на руки, Бентли откинулся назад и посмотрел ей в лицо. Она видела, что он опирается ладонью о колючий плод каштана, но он, кажется, этого даже не заметил. Это ее встревожило. Она и раньше не раз удивлялась тому, что Бентли многого не чувствует. Во всяком случае, чувствует не так, как другие. Зато он увидел, что она как-то странно на него смотрит.

– Ну, выкладывай, Фредди, – вздохнул он. – Плохие новости не становятся лучше, если их сообщают не сразу.

Она вдруг решилась сказать все прямо и открыто.

– Я хочу знать, Бентли, – прошептала она, – правда ли, что у тебя была любовная связь с женой твоего брата?

Он посмотрел в сторону и горько усмехнулся.

– Ты, я вижу, зря времени не теряешь, Фредди, – произнес он в ответ. – Но нет, это не было любовной связью. Черт возьми, она мне даже не нравилась Но я но часто трахал ее, если ты об этом спрашиваешь.

– Прошу тебя не использовать это слово, – возмутилась она. – Оно вульгарно и отвратительно.

Он снова взглянул на нее и прищурил глаза от солнца, упавшего на лицо сквозь листья дерева.

– То, что мы делали, и было вульгарно и отвратительно, Фредди, – произнес он бесстрастным тоном. – Так что это единственное слово, которое подходит для обозначения того, что происходило. Мне не хотелось бы говорить тебе об этом, но жизнь имеет не только светлую сторону.

Фредерика удивленно уставилась на него.

– Неужели тебя не мучают угрызения совести? – резко спросила она. – Как ты можешь сидеть тут и говорить «я трахал ее» таким равнодушным тоном, словно говоришь о погоде?

– Примерно такое же значение я придавал тому, что спал с ней, – сказал он, – причем она была почти так же непредсказуема.

Фредерика покачала головой:

– Нет, Бентли, это не могло не иметь значения. Прошу тебя, скажи, что ты не совершал прелюбодеяния с таким безразличием. С такой жестокостью. Тем более с женой своего брата. Прошу тебя, скажи, что ты чувствуешь себя виноватым. Что сожалеешь. Что тебе хоть немного стыдно.

Он снова отвел взгляд в сторону и долго молчал.

– Понимаешь ли, Фредди, проблема в том, что я вообще многого не чувствую. Я… не могу себе этого позволить.

– Я тебя не понимаю, – прошептала она. Он горько рассмеялся.

– Еще бы. Конечно, ты не понимаешь, – согласился он. – Есть у меня в голове нечто вроде шлюзового затвора, Фредди. И если я его открою, если позволю себе думать о том, что она… Но черт возьми, какое это имеет значение? Что эхо изменит? Я это делал. Я делал все, что она хотела. А Кэму, я думаю, все это было безразлично. Если бы не было безразлично, он бы, возможно, заметил. Боже мой, ведь все происходило почти у него на глазах, причем очень долгое время.

Фредерика была потрясена.

– Ох, Бентли, ты говоришь это так, будто хотел, чтобы он это заметил!

Он резко обернулся к ней.

– Я этого не говорил, – возразил он. – И ты ничего не говори ему, Фредди. Я тебе запрещаю, слышишь?

Она медленно покачала головой.

– Я и не собиралась этого делать, – пожала плечами она. – Я думаю, тебе самому это надо сделать, Бентли.

У него задергалась жилка на щеке.

– Ты, должно быть, сошла с ума! Фредерика протянула ему руку, но он ее не взял.

– Тебе придется сделать это, Бентли, ради семьи, – заговорила она. – Ведь это часть проблемы, из-за которой ты не можешь спать. Из-за которой тебе снятся кошмары. Из-за которой вы оба постоянно готовы вцепиться друг другу в горло. Это чувство вины. Но ты можешь избавиться от него, попросив у Кэма прощения.

Бентли упрямо поджал красивые губы.

– Только через мой труп, Фредерика. Фредерика чуть не заплакала.

– Было бы правильно сказать: через труп нашего брака, – произнесла она в ответ. – Я люблю тебя, Бентли, но я не вынесу этой готовой выплеснуться наружу ненависти и ярости.

Он вскочил на ноги.

– Ты не любишь меня, Фредерика! – прорычал он. – Ты просто любишь то, что я могу тебе дать. То, что я заставляю тебя испытывать под простынями. Это все, что я умею и всегда умел делать мастерски. Когда-нибудь ты это поймешь.

– Перестань, Бентли! Прекрати! Мне ли не знать собственного сердца?

Бентли повесил голову.

– Ты всего лишь дитя, Фредерика, – прошептал он. – Причем довольно глупое дитя, если думаешь, что стоит мне признаться во всем Кэму, как все сразу изменится к лучшему.

Но Фредерика стояла на своем.

– Сделай это, соверши правильный поступок, – умоляюще проговорила она и пригрозила: – А если ты не сделаешь, то, клянусь, я не буду жить с тобой как твоя жена, Бентли, понятно?

Он уставился куда-то в пространство отсутствующим взглядом.

– Понятно. Вижу, что этот простой выход из положения кажется тебе заманчивым. Я знал, что в конце концов так и будет. Что ж, если вспомнить, что произошло нынче утром, то, возможно, это и к лучшему, Фредди.

– Нет, Бентли! – в ужасе закричала она.

Он покачал головой и снова горько рассмеялся.

– Из меня хорошего мужа не получится, – сказал он. – Ты сама это говорила несколько дней тому назад. К тому же на Кассандре дело не закончилось. Или ты думаешь, что она была единственной замужней женщиной, с которой я спал?

– Перестань, Бентли! Я не хочу этого слышать!

– Полно тебе, Фредди, почему бы и не послушать? – Он улыбнулся горькой улыбкой, а глаза его были холодны как лед. – Ты ведь знаешь, что обо мне говорят? Я спал со всеми – безутешными вдовами, богатыми дамами из высшего общества, шлюхами из пивных, портовыми проститутками – и, будь уверена, не стану разыскивать их мужей, чтобы принести им свои извинения. В том-то все и дело. Мне это безразлично. Я всего лишь чешусь, когда чешется. А чешется у меня часто, Фредди.

Фредерика возмутилась:

– Ах вот как? В таком случае почему бы тебе не переспать с Джоан? У тебя с ней больше общего, чем со мной. А поскольку у тебя, как видно, совсем нет никаких моральных устоев, то всегда есть под рукой Хелен. Это даже лучше. А когда надоедят они, можно приняться за жен своих соседей! Это тебя займет до Нового года.

Она видела, что он едва сдерживает ярость.

– Замолчи, Фредди! – прошипел он через плечо. – Ведь я обещал, что буду верен тебе, и, черт возьми, я держу слово! Давай-ка лучше расторгнем наш смехотворный брак сейчас, пока мы не возненавидели друг друга.