Ему еще далеко не сорок. Осталось тринадцать лет. И тут возникла Лили.

Найт нахмурился. Она была замужем за Трисом и овдовела лишь два месяца назад. Она скорбит по усопшему мужу. Что за идиотские мысли лезут в голову!

Он резко встал, едва дождавшись конца третьей части сонаты до-мажор.

— Я ухожу, Лили. Спасибо за игру. Увидимся завтра.

«Днем. Только днем. В полумраке, при свете свечи, я сгораю от желания овладеть тобой».

Лили поднялась, но ничего не успела сказать. Найт исчез. Девушка озабоченно покачала головой. Она, кажется, ничем его не обидела. Неужели так отвратительно играла?

Выйдя из гостиной, девушка поднялась наверх. Всего девять вечера. Есть еще время поиграть с Тео и Сэмом. Лора Бет давно уже спит, как всегда раскинувшись посреди кровати.

Через два дня Найт Уинтроп, восьмой виконт Каслроз, стал официальным опекуном троих детей двоюродного брата.

Бой никогда не был в Лондоне, но сразу же почувствовал себя как дома. Главное, здесь все говорили по-английски. Какое счастье слышать родную речь после Франции и Брюсселя, где целый день в ушах звенит от жеманного сюсюканья этих лягушатников.

Монк, уроженец Лондона, повел его по всем знакомым портовым притонам, где приятели жадно вдыхали вонь кривых переулков и удушливые запахи грязных кабаков, казавшиеся им истинной амброзией.

— Наконец-то, Бой, — выдохнул Монк, сделав огромный глоток теплого эля. — Мы найдем чертова лорда и эту крошку, подстилку Триса, не сомневайся. Поверь, все это легче легкого, сущие пустяки. Зато, малыш, я покажу тебе настоящую жизнь!

— Угу, — согласился Бой, пытаясь говорить членораздельно. — Я люблю Лондон.

— Давненько я не был здесь, — пробормотал Монк, плотоядно подмигивая грудастой служанке. — Давненько.

— Ч-чудесный г-горд, Лондн.

— О, да. А в девяносто втором был еще лучше. Тогда я был совсем постреленком, и стражники сцапали меня, стоило мне только запустить лапу в карман какого-то купчишки. Я, конечно, смылся. Мать к тому времени отдала концы. Я остался совсем один и через два года нашел тебя в Ливерпуле, помнишь? Потом мы отправились во Францию с тем, что успели стянуть у леди Кактаме в Дувре.

Эль лился рекой, истории следовали одна за другой, и вскоре приятели дружно храпели, положив головы на стол и ни на что не обращая внимания.

Бой хотел увидеть все достопримечательности, особенно лондонский Тауар, и Монк, чувствуя себя вершителем судеб, полный великодушия и благородства, повел приятеля к тому месту, где прелестная леди Джейн Грей[6] когда-то лишилась головы. Зато оба старательно избегали Боу-стрит[7].

Джулиан Сен-Клер, граф Марч, уселся рядом с Найтом в читальной комнате Уайт-клуба и без предисловий заявил:

— По городу пошли слухи, Найт. Самые неприятные. Возможно, все из-за того, что мы так громко высмеивали тебя и совсем не обращали внимания на тех дураков, которые вертятся рядом. Кроме того, нескольким таким посчастливилось видеть тебя в Пантеон-Базар.

Найт, отложив «Gazette», внимательно посмотрел на друга:

— Понимаю. Пожалуйста, продолжай, Джулиан.

— Мне отвратительно повторять это, но все считают Лили твоей любовницей, а малышку Лору Бет, естественно, твоей дочерью, К сожалению, у нее волосы почти такие же черные, как у тебя.

— Не замечал, но, по-видимому, ты прав, — кивнул Найт с ошеломленной улыбкой. — Однако глаза у нее темно-синие, совсем непохожие на мои.

— По-моему, сплетники не смеют утверждать, что все дети — твои. Ведь старшему уже девять, не так ли? Ты должен был обладать необыкновенной мужской силой к семнадцати годам, чтобы стать его отцом.

«А Лили тогда было всего десять, — подумал Найт, но ничего не сказал вслух, не желая, чтобы Джулиан узнал, как его кузен, женившись на пятнадцатилетней девочке, немедленно наградил ее ребенком».

Он попытался вслушаться в то, что говорил друг. Конечно, до самого Найта доносились какие-то слухи, некоторые знакомые холодно кивали при встрече, но он ни на что не обращал внимания. Какая бессмыслица! Никто из них не сделал ничего плохого, и он не давал себе труда задуматься над всей этой чушью. Однако, если Джулиан настолько встревожен, чтобы рассказать обо всем другу, значит, дело плохо. Хуже, чем плохо, невыносимо. Найт тихо выругался.

— Согласен, — кивнул Джулиан. — Все твои друзья и я тоже пытались рассказать правду, но это похоже на катящееся по склону колесо, и крупица истины мгновенно обрастает всякими домыслами. К несчастью, обществу просто нечем сейчас пощекотать себе нервы, никакого более пикантного скандала не случилось, и тут подвернулся ты. — Он усмехнулся:

— Никогда не видел свою жену в таком гневе. Она едва не убила леди Грегорсон вчера, на музыкальном вечере — отвратительно тоскливая штука, кстати говоря. Какое-то визгливое сопрано из Милана.

— Придется, видимо, отправить Лили И детей в Каслроз. Меня назначили их опекуном, так что Уродина Арнольд может забыть о своих сластолюбивых замыслах. — Я видел объявление в «Gazette». Это еще больше подлило масла в огонь.

Граф, которому было известно о появлении Арнольда, спросил, слегка нахмурившись:

— Надеюсь, этот тип умеет читать?

— Джулиан, тебе пора узнать, что дорогой Арнольд — настоящий сквайр, а его жена, к величайшему сожалению, — моя кузина. Конечно, спасибо за предупреждение, но…

— Но, — подхватил Джулиан, — ты уже знал о болтливых языках.

— Да, только это значительно хуже, чем можно было ожидать. Я не возил Лили ни на балы, ни на рауты, ни на музыкальные вечера только потому, что она в трауре по мужу и не любит оставлять детей одних. — Найт широко улыбнулся. — Кроме того. Лили боится, что Сэм заткнет все дымоходы и мы, кашляя и задыхаясь, вырвемся на улицу в холод и мрак в одних ночных сорочках.

— Но ты не носишь ночной сорочки.

— Значит, сгорю со стыда и приведу в смущение окружающих.

— Лили прелестна. Будь она некрасивой, сплетники, возможно, внимания бы на все это не обратили.

— Знаю. — Найт немного помолчал, задумчиво сложив пальцы домиком. — Самое странное в том, что она даже не сознает, насколько красива. Это приводит в замешательство любого, особенно мужчину, много лет вращавшегося в светском обществе. Я считал, что знаком с каждым трюком, каждым фокусом, каждым заговором, на которые способны лишь изобретательные умы маменек, желающих сбыть с рук дочек-невест. Да что я говорю, тебе самому все известно, ты столько же времени варился в этом котле.

— Верно, но не совсем. Ты действительно вынужден отослать их в Каслроз?

— Что же еще делать, черт возьми? Джулиан начал внимательно изучать аккуратно подстриженный ноготь.

— Думаю, ты мог бы жениться на Лили. Не ожидавший такого удара, Найт остался сидеть с открытым ртом, глядя на друга с таким видом, будто тот внезапно лишился разума, а заодно слуха и зубов.

— Мне еще нет сорока, — произнес наконец Найт, медленно и раздельно. — Мне двадцать семь. Остается еще тринадцать лет свободы, прежде чем я совершу… этот… поступок.

— Это называется женитьбой, Найт, — преспокойно пояснил граф. — Всего-навсего предположение, старина. Ни к чему говорить так, словно беседуешь с полоумным.

— Я нанял учителя для мальчиков. — Найт, снова помолчав, с сожалением добавил:

— Собственно, Джон Джонс — да-да его действительно так зовут — должен прийти и встретиться с Лили в понедельник.

— Значит, он будет сопровождать их в Каслроз?

— Видимо, да.

Но Джулиан понимал, что этому, еще ненанятому наставнику, никогда не доверят заботу о Лили и детях, если, конечно, это будет зависеть от Найта, а тот наверняка скажет свое веское слово. Какая непредсказуемая и забавная ситуация… если бы не эти сплетники! Но Джулиан был уверен, что, встретив Лили, Найт забудет о своих непоколебимых принципах. Он подробно рассказывал обо всем происходящем жене. Кейт каждый раз заливалась смехом и как-то раз пригрозила даже написать о нем пьесу: «Достойный конец для того, кто слишком много протестует!»