Предложение.

Макс только поздно вечером добрался до Мадрида. До Барселоны было бы ближе, но оттуда Аэрофлот пока не летал. Да и консульства там еще не было. Здание под него купили уже российские власти во времена Ельцина. В той жизни из всей старой Европы Максу ближе всего были Барселона и Флоренция. Рим ассоциировался с развалинами и постоянным гвалтом и суетой. Париж с собачьим говном на улицах и арабами. Берлин был безлик после войны. Амстердам — с кофе-шопами и запахом анаши. Лондон не Европа — имперская столица, которая перестала ею быть и вобрала в себя сотни тысяч беженцев из колоний. Там был и индусский район, и пакистанский, и китайский. Отдельно жили белые беженцы из ЮАР и евреи из Бейрута, и приближенные свергнутого шаха Ирана. А также шейхи из Эмиратов и Кувейта, Аравии и Бахрейна, вспухшие от нефти и растаскивающие свои и чужие деньги по британским оффшорам через операции в Сити. Пожалуй, еще оставалась Вена, но Макс не знал немецкий и там чувствовал себя туристом. Когда в немецкой глубинке он остановился, чтобы спросить где тут заправка — не знающие никакого языка кроме немецкого местные бюргеры указали ему направление на «штуцер-танк» он понял, что не смог бы жить в Германии. Хотя масса его знакомых прекрасно там освоились. Испанцы всегда шутили: «todos los alemanes tienen una cabeza cuadrada» (у всех немцев квадратная голова), что потом подхватили и китайцы. Правда Макс всегда уважал немецких инженеров. Немецкие «дипломированные инженеры» становой хребет германской промышленности.

Вернув машину на стоянку у вокзала Аточа, Макс тут же у вокзала нашел отель и завалился спать. Много часов за рулем подвымотали его. И уже утром после завтрака он двинул в аэропорт к рейсу на Москву. Подтвердив билет увидел, что до регистрации еще часа два пошел искать кофейню. Купив свежую прессу сел за столик потягивая кафе кон лече (кофе с молоком, где полчашки был крепкий кофе и половина горячее молоко)начал читать. Незаметно кофе кончился и едва Макс встал, как столкнулся с мужиком в светлом костюме с бабочкой вместо галстука. Тот извинился на английском и тут же спросил, — Господин Юсупов, если не ошибаюсь?.

— Да верно, мы разве знакомы? — поднял брови Макс.

— Ну вас то не узнать было бы трудно! — рассмеялся незнакомец, — все газеты написали восторженные статьи про «русскую субмарину». Я Джек Каллахен — протянул руку он. Нью-Йорк Таймс.

Прононс у него техасский. На ньюйоркца не тянет, — подумал Макс. — Что этому говнюку надо?

— Ну меня вы и так знаете, — пожал ему руку Макс.

— Да вас уже весь мир знает, — улыбнулся типично американской улыбкой Джек. — Побил все рекорды и ушел из спорта на взлете. Вы легенда!

— Я уже объяснил все на пресс-конференции, — заметил Макс. — нет стимулов продолжать плавать. Пара моих рекордов простоят лет 10, а может и больше. Убивать здоровье на интенсиве за еще сотые доли секунды не имеет смысла. Для меня во всяком случае.

— Да я был на ней, — ответил Джек. Намерены перейти на тренерскую работу?

— О нет, это точно не моё. — поднял руки Макс. Консультировать буду, но не более. Да и работа у меня есть. Она вполне меня обеспечивает и устраивает.

— Вы о вашем увлечении иглорефлексотерапией? — качнул головой Джек.

— Это не увлечение, — господин Каллахен, — это работа. У меня своя практика. И я дипломированный специалист. — возразил Макс.

— Просто Джек, — отмахнулся он. А разве в коммунистической России разрешена частная практика? — удивленно спросил Джек.

— В некоторых случаях — да, — как у нас и например, гомеопаты тоже под это подпадают, — уточнил Макс. — нас очень мало и наши услуги не востребованы государственным протоколом. Подготовка точечная и нет достаточного количества учителей или как с гомеопатами — отсутствие школы. После революции множество гомеопатов уехало из страны и официальная медицина их не приветствовала.

— Зато в Америке их полно, — хохотнул Джек, — даже целая ассоциация есть. Но и у нас они с официальной медициной не ладят. Слишком разные подходы.

— Ну да, трудно объяснить линейному врачу общей практики как сотая доля грамма активного вещества может обратить вспять воспаление, — улыбнулся Макс, — лучше выписать кучу антибиотиков широкого спектра и болеутоляющих. А потом, для подавления чувства тревоги еще и транквилизаторов. И все довольны. Фармкомпании продали лекарства, страховые точно зная стоимость лечения, пролоббировали принятие протоколов лечения, пациент счастлив приняв успокоительное и линейный врач своим пэй-чеком. Идиллия! — закончил Макс.

— Откуда такие познания у молодого человека? — удивился Джек. — вы очень точно описали нашу систему. Все делают деньги, а платит за это обыватель. Но вы дали мне идею написать про частную практику в Советской России. Это может заинтересовать наших читателей. Сможете мне порекомендовать кого-то из гомеопатов? В Москве разумеется. Я готов даже поделиться гонораром, — хитро взглянул Джек на Макса.

— Дарю, Джек. Но я не москвич. Думаю, что ваш корреспондент в Москве сможет такого разыскать. Но он то точно с вас сдерет оплату, — вернул Макс любезность.

— Ладно дам заработать соотечественнику, если коммунист от денег отказался, — расслабился Джек, — а вы не хотели бы уехать в Америку? С вашими талантами там самое место.

— Нет Джек. Не хочу, — поняв наконец причину подката журналиста, ответил Макс.

— Да ладно вам! Все так говорят на митингах, а на самом деле разыгрывают грин-карты в лотереях и стараются свалить в Америку, — убежденно сказал Джек. — Там вся сила мира. И полная свобода.

— Ой не надо Джек! Вы еще мне расскажите про сияющий град на холме. Не превращайтесь в убогого пропагандиста. У нас своих пропагандистов хватает, — рассмеялся Макс. Не надо портить первое впечатление. Оно, как правило наиболее верное.

— Но почему? У вас огромные перспективы в Америке. Вы могли бы получить прекрасные контракты, заработать много денег и жить припеваючи не завися ни от кого. Надо только захотеть. — убежденно произнес Джек. — а жить в концлагере, это не для вас.

— Джек — Джек, — покачал головой Макс. Ну раз вы так хотите, давайте сравним вашу жизнь у вас и мою у нас. Вам сколько еще платить банку за свой дом? — наверное еще лет 15. Или двадцать. Сколько у вас остается на руках после всех обязательных выплат? — Думаю едва ли треть от всех доходов. Итого две трети от того, что вам достается тяжелым трудом вы отдаете банку, страховым компаниям, федеральному и местному правительствам, коммунальным компаниям, поставляющим воду, газ, электричество и телефонную связь. А еще вам надо накопить деньги на колледж детям. А если у вас трое, то всем троим. И не забудьте про пенсионные деньги вам на старость. Я могу вас поздравить — вы в долговой яме. И никогда оттуда не вылезете. А еще ваше любимое правительство стало выдавать образовательные кредиты, на которые, прошу заметить, не распространяются законы о банкротстве, Вас уже это не коснется, а вот ваших детей еще как, потому что, как только образование стало доступно — тут же вырастают цены на обучение. Машина — кредит, большие покупки — кредит, колледж — кредит. И так хорошо — ведь ставки падают и вам можно взять еще больший кредит и платить по нему меньше. Это же выгодно! И еще — сколько дней в году вы отдыхаете и где? Скорее всего у вас отпуск неделю и скорее всего не на Багамах или Гавайях, а на ближайшем озере или речке, где вы бронируете отель за полгода, чтобы сэкономить. Ведь велосипед не падает, пока он едет. А теперь представьте себе, что наступил кризис. Как известно при капиталистическом типе развития циклические кризисы неминуемы. И ставка в банках вновь выросла и долг в виде тела кредита не изменился, но проценты выросли. И вот вам уже не хватает на выплаты по всем долгам ваших доходов и у вас есть два пути или три. Первый — увеличить доходы, второй — уменьшить расходы, ну и третий — кого-нибудь ограбить и закрыть все долги. Наиболее приемлемый второй. Вы же не гангстер. — и вот такую жизнь вы предлагаете мне? — спросил Макс. — Благодаря покорно. Я воздержусь.