— А что насчет маминой болезни?

— А об этом что она тебе наговорила?! — Роберт нахмурился, и на его лице впервые отразились эмоции, а именно: гнев. — Что я ее отравил?! У этой чокнутой, похоже, совсем отказали тормоза!

— Она сказала, что это ты организовал ее лечение. В обмен на услугу с папиной стороны.

На лице Роберта отразилось облегчение. Он откинулся на спинку дивана и неохотно кивнул:

— Это так.

— Ты никогда не говорил мне об этом.

— Не считал нужным. Зачем мне было это говорить? Чтобы подчеркнуть, как ты мне обязан? Я предпочитаю добиваться расположения другими способами.

— Но сейчас ты этого не отрицаешь?

— Нет, ты ведь теперь знаешь правду. Я употребил все свое влияние, чтобы устроить Кате эту операцию. Организовать операцию стоимостью шестьсот тысяч фунтов вне всякой очереди — это немного сложнее, чем щелкнуть пальцами, для обычного подполковника. И ты очень ошибаешься, если думаешь, что я проделывал такое для каждого человека, поставлявшего мне информацию. Но для Кати я это сделал.

— В обмен на папино обещание продолжить с тобой сотрудничество.

— Да, — не стал спорить он. — Ничто, впрочем, не мешало твоему отцу отказаться после того, как лечение было завершено. Но он был человеком чести.

— Ты заставлял папу работать против Альянса, в который он верил всей душой!

— Это моя служба, Димитрис. Я защищаю Содружество от опасностей и врагов. И Альянс был одной из них. История показала, чем был этот Альянс — всего лишь проектом кучки жадных политических конъюнктурщиков. Ты же сам это знаешь! Володя попался в их сети. Мне жаль, что он не разделял мои взгляды на них искренне, а сотрудничал со мной лишь в обмен на мои услуги. Что дальше? Ты винишь меня в том, что я делал свою работу? Или в том, что спас Катю от смерти?

— Я не знаю, чему верить, Роберт, — покачал головой я.

— Верь поступкам, Дима, — посоветовал генерал, гордо откинувшись на спинку кресла. — Я не собираюсь оправдываться после того, как я опекал тебя все эти годы. Я сделал достаточно, чтобы заслужить доверие. А где была в это время она? Ностальгировала и пялилась на свой пупок?

— Она ездила в Бендеры, пыталась вызволить моего отца.

— Это я послал ее туда. Выделил ей ресурсы, обеспечил прикрытие. А она ничего особенного не смогла добиться.

Я с сомнением покачал головой. Главное обвинение еще не было брошено. Но есть ли смысл его озвучивать? Роберт поклянется, что не имеет никакого отношения к задержанию делегации Альянса в Бендерах, и мне останется лишь поверить ему, либо не поверить. Даже сама Клаудия не имела никаких доказательств — это была лишь ее догадка, подкрепленная якобы наличием мотива. Но обвинение не строится на одном лишь наличии мотива, я отлично знал это из теории криминалистики.

Вокруг столько информации, столько фактов, и все равно объективная реальность отступает перед верой. Верю ли я Клаудии, верю ли я Роберту? Верю ли я в Альянс, верю ли я в Содружество?.. Дерьмовый способ принимать важные решения.

— Сумасшедшая у тебя выдалась неделька, Дима, — произнес Роберт, грустно усмехнувшись. — Убийство иммигранта на твоих глазах. Первая в жизни пьянка и похмелье. Ссора с Дженет. Потом этот бардак на Пустыре. Не самое лучшее время выбрала Клаудия, чтобы ворошить прошлое и вытаскивать скелеты из шкафов.

— Беда не приходит одна, — вздохнул я, припомнив все, перечисленное только что Робертом. — Если бы я верил в судьбу, то решил бы, что она толкает меня к какому-то решению.

— Надеюсь, у тебя хватит мудрости сделать правильное решение.

— Когда-то они давались мне легко. Решения, — припомнил я. — Но за время знакомства с тобой я практически разучился отличать хорошее от плохого.

— Это взросление. Только дураки все решают легко и без раздумий.

Видя, что я впал в задумчивость, крутя меж пальцев стакан, Роберт заговорил о другом:

— Если ты думаешь о той каше, которую заварил Свифт — это безумие. Я никогда не поддерживал его баранью политику взаимодействия с «желтыми зонами». За что он боролся, на то и напоролся. На совести заигравшегося упрямого дурака — сотни смертей, которых можно было избежать. Хуже того — он превратил самый благополучный город на планете в театр боевых действий.

— В этом я с тобой, пожалуй, соглашусь.

— Но было бы ошибкой отождествлять мэра Сиднея и все Содружество наций. Его не поддержит ни Парламент, ни Протектор. Его раскритикуют, режим ЧП отменят, назначат перевыборы. После этого наступит «оттепель», политика резко изменится, в «желтые зоны» начнут вливать деньги, интегрировать иммигрантов в общество. Вот увидишь. Наше государство не идеально. Оно достаточно авторитарно, не спорю. Но какова альтернатива? Анархия. Это не пустые слова. Она царит на большей части Земного шара. Все в ужасе бегут от нее сюда — и тут начинают жаловаться на «закручивание гаек».

Я задумчиво кивнул. Это тоже была одна из сторон правды в той многогранной призме, которую представлял собой наш мир.

— Знаешь, что, Дима? — Роберт задумчиво оглядел квартиру. — Раз уж ты начал выпивать, завел бы себе тут бутылку виски. В такие моменты, как этот, я привык попивать что-нибудь крепкое. И я был бы рад хоть раз сделать это вместе с тобой.

— Я сегодня отсюда съезжаю.

— В полицейское общежитие?

— Таков был план сегодня утром.

— А теперь?

— Теперь, — тяжело вздохнув и собравшись с мыслями, я произнес: — Я решил переехать подальше.

— Это не самая мудрая идея, Дима.

— А мне насрать, если честно, — непочтительно высказался я. — Ты же видел мой видеоблог? «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» — так ведь гласит пословица?

— Ты, кажется, послал меня в том видео ко всем чертям, — припомнил Ленц.

— Да, было дело. Тебя, Сидней, Содружество, Дженет. Весь этот сраный лживый мир, полный дерьма. И все это было искренне, — допив свой стакан воды, я поднялся. — Мне пора домой, Роберт.

— Твой дом теперь здесь, Димитрис.

— Нет, — покачал головой я. — Мой дом там, где похоронены мои родители.

— Пустые слова. Никто не живет на могилах — там холодно и ветер не стихает.

— Не оставишь меня? Мне нужно собрать вещи.

Тяжко вздохнув, Роберт проникновенно произнес:

— Дима, после твоего пламенного выступления в Интернете и вечерней прогулки в «желтую зону» в гости к спятившей экстремистке не хватало только, чтобы ты отправился на территорию Альянса. Ты хоть представляешь себе, как сложно мне будет все это объяснить?

Я промолчал.

— Ах, позволь догадаться. Тебе насрать, — развел руками опекун.

До сих пор не знаю, что чувствовать к Роберту. Либо я неблагодарная тварь, которая плюет в лицо человека, искренне желающего добра, либо глупец, который спокойно беседует с монстром, ответственным за гибель его собственных родителей. Оба варианта не делают мне чести, и вряд ли я когда-нибудь узнаю, какой из них верен.

— Прощай, Роберт.

— До скорой встречи, Дима, — поднимаясь с дивана, ответил мой бывший опекун, в уголках глаз у которого светилась искорка веселья.

Вопреки опасениям, никто не стал задерживать меня на паспортном контроле в аэропорту Сиднея или снимать с ночного самолета, отправляющегося в Ганновер. Режим ЧП и закрытие сухопутных границ Анклава никак не влияли на поездки резидентов «зеленых зон» в другие «зеленые зоны», между которыми действовало правило о тридцатидневном безвизовом режиме. На заданный виртуальным интеллектом формальный вопрос о цели поездки я ответил: «Туризм», и этого оказалось достаточно, чтобы к молодому человеку, имеющему высокий балл по шкале Накамуры, не возникло больше никаких вопросов.

В два часа ночи я уже сидел в комфортабельном салоне трансокеанского сверхзвукового лайнера авиакомпании «Куантэс», купленной корпорацией «Аэроспейс» вскоре после Апокалипсиса. Билеты на «Куантэс» были почти вдвое дороже, чем на бюджетных «Ворлдвайд Вингс» и «Серд Миллениум», но расстояние между сиденьями было больше, еда лучше, а улыбки стюардесс шире. Я выбрал этот рейс не из-за барских привычек — просто он отлетал первым.