— Я и Лучианна есть в Солнечной книге. Семью Нуово, кажется, должны были включить пару лет назад, как оказавших важную услугу Сеньории.
— Включили. Так что всё законно. — Женевьева широко улыбнулась, явно довольная тем, что имеет не меньшее право войти в Совет, чем Лучианна. Интересно, почему они друг другу так не нравятся? Или все сёстры ревнуют братьев к их девушкам?
— Отлично. Теперь насчёт покушения. Убить пытались меня, так что и решать мне. Я буду требовать, чтобы зачинщики и исполнители были найдены и заточены в Башню правды.
Кажется, никто их соратников не ожидал такого ответа. Первым нашёлся Хлодвиге.
— Твоё право, догаресса. Ты хочешь справедливого суда для них и Амэранты?
— Да. Заодно и решим проблему с кораблём.
Ни к чему им знать, какой именно справедливый суд будет ждать заговорщиков.
За час до сбора Совета мы разошлись по своим комнатам. Хлодвиге аккуратно поинтересовался возможностью составить мне компанию, но я отказалась.
Оказавшись у себя, я устроилась перед зеркалом и придирчиво принялась изучать собственное отражение. Почти два месяца, проведённые в Новой Венеции, изменили меня: на лбу и на висках прорезались первые морщины, в волосах цвета молочного шоколада появилась первая — и очень заметная — седина, в глазах — какое-то затравленное, недоверчивое выражение. И без того острое лицо заострилось ещё сильнее, приобрело какое-то хищное выражение. Разве может так выглядеть Богиня?
Не может. А я окажусь в безопасности только в том случае, если стану Богиней для каждого жителя Светлейшей Сеньории. Поэтому у меня есть только час, чтобы магией привести в порядок кожу и волосы, убрать морщины и седину, вернуть глазам живость и блеск. И да помогут мне боги пластической хирургии.
К тому моменту, когда в дверь постучал слуга, чьей обязанностью было повсюду сопровождать дожа, я была донельзя вымотана и настолько же довольна собой. Мой образ «сотворить идеал из измотанной женщины» вполне мог бы войти в учебники Университас. Не войдёт, конечно, ибо раскрытие этого маленького секрета никак не сочетается с моими планами, но местные женщины и сами неплохо справляются. И вообще, если я не Богиня на самом деле, то уж точно гений! Толком не зная биологию, создать образ, непрерывно поддерживающий эталонный внешний вид и тратящий при этом минимум энергии, это внушительное достижение.
В этот раз зал оказался заполнен на две трети. Интересно, что же пробудило в аристократах уважение к воле покойного? Зрелищное сожжение или не менее зрелищное сражение с неведомым злоумышленником?
— Приветствую Большой Совет! — Я прошла сразу к своему месту, но садиться не стала. Требовать следовало сразу, не давая им времени опомниться. — Я вижу, многие смогли переступить предрассудки и принять верное решение. Но те аристократы, которые сочли возможным поставить свои личные убеждения превыше блага Новой Венеции должны быть выведены из состава Большого Совета. Желает ли кто-то возразить?
Пауза. Не более, чем дань вежливости, призрачная возможность возразить. Почему же они молчат? И тут я едва не рассмеялась. Они видят в моих словах прекрасную возможность пропихнуть в Совет своих союзников и усилить собственное влияние! Ну и отлично. Так они скорее согласятся на требование ввести в Совет моих соратников.
— И первыми кандидатами на освободившиеся места я хотела бы назвать Женевьеву и Антонио из семьи Нуово, Хлодвиге из семьи Либерте, Лучианну из семьи Порталуче.
Облегчение, которое аристократы испытали после того, как я замолчала, было почти ощутимым. Ещё бы: из двухсот освободившихся мест мои ставленники претендуют только на четыре. Есть, чему радоваться.
— Предлагаю сразу же проголосовать, многоуважаемые. — Этого дородного мужчину, словно сошедшего со старинных портретов, я в прошлый раз не видела. Интересно, я его не заметила или он только сегодня проникся уважением к последней воле Фредерике? — Кто за?
Как я и ожидала, несогласных не оказалось.
— Следующий вопрос, который я хотела бы вынести на ваш суд, касается сегодняшнего покушения… — Я прервалась, увидев, как худая почти до измождённости женщина в строгом фиолетовом платье испанского типа медленно поднимается со своего места.
— Я слушаю вас, многоуважаемая… — я сделала паузу, давая женщине возможность представиться.
— Виттория Градениге, догаресса. Я позволила себе прервать вас лишь ради того, чтобы сообщить: нападавшие на вас преступники найдены, изловлены и содержатся сейчас в моём доме. Естественно, я готова передать их в руки правосудия в любой удобный момент.
— Прекрасно. Я желаю, чтобы их судили по законам Светлейшей Сеньории. Что, как я понимаю, будет возможно только лишь после того, как я обручусь с Терриной. До того момента их следует поместить в Башню правды и содержать там, следуя заведённому порядку. Есть ли возражения?
Возражений, как я и рассчитывала, не было.
С рассветом я подошла ко Дворцу дожа, простоволосая, одетая в одну белую длинную рубаху. На приличном расстоянии от меня двигались Антонио, Шива и Женевьева. Это было наглым нарушением традиций: первое Обручение дожа должно было происходить наедине со стихиями, если не считать, конечно, вопящую от радости толпу, заполнившую площадь Марка и Доменика.
Но друзья наотрез отказались оставлять меня одну против толпы. Да и от радости мало кто вопил: некоторые хмурые венецианцы явно желали мне чего угодно, кроме долгих лет жизни и лёгкого правления. Их настроения не улучшали даже выставленные на площадь бочки с алкоголем.
Ничего. Они обязательно всё поймут.
Первым делом следовало обручиться с Воздухом. Раскинув руки и запрокинув голову, я выкрикивала слова клятвы в равнодушное голубое небо. И как им вообще пришёл в голову этот ритуал? Закончив клятву, я свела руки над головой, и в небо ударила яркая голубоватая молния.
Не зря я старалась, творила самую большую и яркую молнию, какую только могла себе представить — приветственных выкриков было куда больше, чем я ожидала.
Обручение с землёй заключалось в трёхминутном стоянии на коленях у Дворца, на метровом куске площади, не выложенном брусчаткой. Обычно результатом этого стояния становился маленький, идеально круглый камень, который считался даром планеты новому дожу. Но эту часть ритуала я решила нарушить. К счастью, толпа находилась за моей спиной, и никто не мог даже краем глаза заметить, как у самой земли зреет огромный бриллиант.
На коленях я простояла целых четыре минуты. Создание местной версии земного Куллинана [1] высосало почти все силы. Но как же орала и бесновалась толпа, когда я повернулась и показала его: огромный, розовый, брызжущий светом новый символ Новой Венеции.
Из последних сил я заставила бриллиант зависнуть в пятнадцати метрах над площадью и взглядом указала на него Шиве. Несколько взмахов крыльев, и маленький чёрно-серебристый котодракон висит рядом с бриллиантом и всем своим видом показывает: только тронь! Спустя пару мгновений к Шиве присоединились Канделиус и ещё пара незнакомых мне котов. Кажется, они спикировали откуда-то от Дворца дожа.
Отлично. Можно идти на памятный пирс, отдавать морю кольцо.
Эта часть ритуала оказалась невыносимо сложной. Стоило мне дойти до того места, на котором я стояла, когда Фредерике решил пожертвовать меня морю, как горло сдавило удушьем, ноги и руки затряслись, а сердце съёжилось где-то под рёбрами. Память о громадной волне, безжалостно сметающей меня с пирса, властно поднялась из глубин подсознания и захватила сознание, практически вытеснив из него всё остальное.
На подгибающихся ногах я сделала шаг, другой, третий… И остановилась. Идти дальше было совершенно невозможно. Хорошо, что толпа осталась на площади: за мной шли лишь свидетельствующие ритуал Антонио и Женевьева. Но они не имели права подходить ближе, и никак не могли мне помочь.
И что делать?
Использовать магию по принципу: «а ну быстро почини мне мозг» я не решилась. За всё время, что я провела на Террине, я так до конца и не поняла, как именно некая часть звёздного излучения взаимодействует с человеческим мозгом. Проверять это сейчас — потрясающий, просто редкостный идиотизм.