– Теперь сладить с Деканом будет очень трудно, – сказал он задумчиво. – Он уже твердит, что всему виной сексуальная вседозволенность.

Леди Мэри фыркнула.

– Полная чушь, – бросила она неуверенно. – Если бы в колледже были женщины, такого бы никогда не случилось.

– А Декан считает, что как раз присутствие миссис Слони в комнате Пупсера и вызвало катастрофу.

– Декан, – в сердцах сказала леди Мэри, – закоренелый женоненавистник. Гибкая политика совместного обучения поможет избежать сексуального подавления, следствием которого и является фетишизм. Постарайся внушить это членам Совета на следующем заседании.

– Дорогая, – устало отозвался сэр Богдер. – Ты, кажется, не понимаешь всю трудность моего положения. Теперь я едва ли могу уйти в отставку. Это будет выглядеть так, будто я взял на себя ответственность за случившееся. К тому же у меня теперь появится забота посерьезнее – сбор средств на восстановление здания. Ремонт башни встанет в четверть миллиона.

Леди Мэри кинула на него строгий взгляд.

– Богдер, – сказала она. – Ты не должен сдаваться. Не поступайся принципами. Не бросай оружие.

– Оружие, дорогая?

– Оружие, Богдер, оружие.

В устах убежденной пацифистки такая метафора звучала по меньшей мере неуместно. А что касается оружия, то происшествие с Пупсером выбило из рук сэра Богдера последнее оружие.

– Не знаю, что и делать, – сказал он.

– Ну, прежде всего, распорядись, чтобы в колледже продавались презервативы.

– О чем, о чем?! – закричал сэр Богдер.

– О чем слышал, – огрызнулась его жена. – В уборной Кингз-колледжа даже торговый автомат стоит. И еще кое в каких колледжах. Весьма здравая предосторожность.

Ректор содрогнулся:

– В Кингз-колледже, говоришь? Ну, им полагаю, нужно. Еще бы: притон гомосексуализма.

– Богдер, – предупредила леди Мэри.

Сэр Богдер осекся на полуслове. Он знал, что думает жена по поводу гомосексуалистов. Она испытывала к ним не меньшее уважение, чем к лисам, а охоту на лис она порицала, мягко говоря, несдержанно.

– Я только хотел сказать, что Кингз-колледж их держит для определенной цели, – объяснил он.

– Я не думаю, что… – начала леди Мэри, но тут служанка-француженка внесла кофе.

– Так вот я говорю…

– Pas devant les domestiques [24], – перебила его жена.

– Да, да, – спохватился сэр Богдер. – Я только хотел сказать, что их держат pour encourager les avtres*.

Служанка вышла, и леди Мэри разлила кофе по чашкам.

– Кого это остальных? – спросила она.

– Остальных? – не понял сэр Богдер, который уже потерял нить разговора.

– Ты сказал, что Кингз-колледж установил торговые автоматы, чтобы подбить остальных.

– Точно. Я знаю, как ты относишься к гомосексуализму, но все хорошо в меру, – объявил он.

– Богдер, ты увиливаешь от ответа, – твердо сказала леди Мэри. – Я настаиваю, чтобы хоть раз в жизни ты сделал то, что обещаешь. Когда я вышла за тебя замуж, у тебя было столько светлых идеалов. Смотрю на тебя теперь и думаю, где же тот человек, за которого я вышла.

– Дорогая, кажется, ты забываешь, что всю жизнь я занимался политикой, – запротестовал сэр Богдер. – Поневоле научишься идти на компромисс. Прискорбно, но это факт. Если угодно, называй это крушением идеализма, но, по крайней мере, так было спасено немало человеческих жизней.

Он взял кофе, пощел в кабинет, угрюмо сел у огня и стал размышлять о собственном малодушии.

Когда-то он разделял увлеченность жены борьбой за социальную справедливость, но время притупило… или, скорее, так как леди Мэри с годами оставалась все такой же энергичной, не само время, а что-то еще притупило рвение – если рвение вообще можно притупить. И вдруг сэр Богдер поразился, что озабочен этим вопросом. Если не время, то что же? Неподатливость человеческой натуры. Полнейшая инерция англичан, которые свято чтят прошлое, которые гордятся своим упрямством. «Мы не выиграли войну, – думал сэр Богдер, – мы просто отказались ее проиграть». Воинственность разыгралась в нем с новой силой. Ректор схватил кочергу и стал со злостью ворочать в камине поленья, наблюдая, как искры летят в темноту. Будь он проклят, если позволит Декану себя провести. Не для того он всю жизнь занимал высокие посты, чтобы какой-то дряхлый профессоришка, пристрастившийся к портвейну, нарушил его планы. Он встал, налил себе крепкого виски и зашагал по комнате взад и вперед. Леди Мэри права. Торговый автомат – это шаг в правильном направлении. Утром он поговорит с Казначеем. Он выглянул в окно. У Казначея горел свет. Еще не поздно, может, зайти на огонек? Сэр Богдер допил виски, вышел в холл и надел пальто.

Казначей жил не в колледже. Но благодаря кулинарным способностям своей жены предпочитал обедать не дома, а в Покерхаусе. Лишь случайно он задержался в тот день у себя в кабинете. Было о чем подумать. Во-первых, пессимизм Декана и, во-вторых, неудачная попытка заручиться помощью сэра Кошкарта. Не плюнуть ли теперь на свою и без того нетвердую преданность Совету колледжа, не перейти ли в стан сэра Богдера? Ректор уже показал себя человеком решительным – Казначей не забыл его ультиматум Совету колледжа, – и, если с ним поладить как следует, тот воздаст должное за оказанные услуги. В конце концов, кто, как не он, Казначей, снабдил сэра Богдера сведениями, которыми тот запугивает Совет колледжа? Об этом стоит подумать. Он уже собирался надеть пальто и отправиться домой, как на лестнице послышались шаги какого-то позднего гостя. Казначей снова уселся за стол и притворился погруженным в работу. Раздался стук в дверь.

– Войдите, – пригласил Казначей.

В дверь заглянул сэр Богдер.

– Казначей, – сказал он извиняющимся тоном, – надеюсь, не помешаю? Я тут шел через двор, смотрю – свет горит, дай, думаю, заскочу.

Казначей поднялся и поприветствовал Ректора с радушием, сильно смахивающим на раболепие.

– И хорошо, что зашли, господин Ректор, – сказал он и поспешил помочь сэру Богдеру снять пальто. – Я как раз собирался черкнуть вам записку с просьбой о встрече.

– Что ж, я рад, что избавил вас от лишних хлопот, – ответил сэр Богдер.

– Пожалуйста, присаживайтесь.

Сэр Богдер сел в кресло у огня и приветливо улыбнулся. Радушный прием Казначея и бедная обстановка пришлись ему по вкусу. Он осмотрелся и с одобрением заметил изрядно потертый ковер, завалящие гравюры на стенах – очевидно, из старинного календаря – и ощутил под собой сломанную пружину. Сэр Богдер знал, как унизительна бедность. За годы работы в правительстве он научился сразу распознавать тех, кто нуждается в покровительстве. А отказывать в покровительстве сэр Богдер не собирался.

– Не желаете выпить? – спросил Казначей. Он неуверенно топтался у графина с неважнецким портвейном.

Мгновение сэр Богдер колебался. Мешать виски с портвейном? Но в угоду политике он плюнул на печень.

– Спасибо, разве что рюмочку, – ответил он, достал трубку и набил ее табаком из видавшего виды кисета. Сэр Богдер не имел обыкновения курить трубку – от нее у него горел язык, но он обладал талантом общения с людьми из разных слоев общества.

– Ну и дел натворил этот бедняга Пупсер, – посетовал Казначей, подавая портвейн. – Восстановление башни будет делом дорогостоящим.

Сэр Богдер раскурил трубку:

– Как раз насчет этого я и хотел с вами посоветоваться. Казначей. Думаю, нам придется учредить фонд восстановления.

– Боюсь, что так, господин Ректор.

Сэр Богдер потягивал портвейн.

– При обычных обстоятельствах, – сказал он, – и, если бы колледж был менее… мм… скажем… занял менее консервативную позицию, полагаю, я бы использовал свое влияние в Лондоне, чтобы собрать значительную сумму. Но при нынешнем положении дел я оказался в двусмысленной ситуации.

Он ловко повернул тему, дав Казначею почувствовать, что у него огромные связи в сфере финансов.