– Добрый вечер, господин Ректор.

– Добрый вечер. Декан. Мы как раз обсуждали то дело, насчет Фонда восстановления. Уже есть заявка на Райдер-стрит. Предлагают сто пятьдесят тысяч. Мне кажется, стоит принять предложение. А каково ваше мнение?

Декан одернул мантию и. насупился. Он противился продаже Райдер-стрит по тактическим соображениям. Впрочем, он и так с порога отметал все предложения сэра Богдера – из принципа. Но сейчас следует подать дело таким образом, чтобы Корнелиус Каррингтон мог во всей красе показать черствую натуру Ректора.

– Мнение? Какое тут может быть мнение? Продажа Райдер-стрит – предательство: слугам негде будет жить. И это не мнение, это факт.

– Вам бы все спорить, – вскинулся сэр Богдер.

Старший Тьютор попытался предотвратить ссору:

– Да, решиться на такое нелегко. С одной стороны, интересы слуг, с другой – восстановление башни. Очень трудно выбрать…

– Это не в моей компетенции, решайте сами, – сделал задуманный ход Декан.

Процессия прошествовала в столовую. Капеллан отсутствовал – после взрыва башни он и вовсе оглох, – и Декан сам прочел молитву. Сэр Богдер жевал утку и радовался перемене, происшедшей со Старшим Тьютором. Помогло поражение колледжа в регате и одна-две резкости Декана. Дабы усугубить раскол, сэр Богдер принялся обхаживать Тьютора. Он передавал ему соль, хотя тот его не просил. Он рассказывал занимательнейшие истории о секретаре премьер-министра. Тьютор робко заметил, что столь предосудительное поведение – результат вступления в Общий рынок, и Богдер тут же подробно описал свою встречу с де Голлем. Декан в продолжение увлекательной беседы демонстративно не слушал, а только позевывал и смотрел на галдящих студентов. Он высчитывал – когда взорвется заложенная в Каррингтона бомба. Наконец байки Ректора о причудах де Голля иссякли и он заговорил о делах более насущных.

– Моя жена мечтает залучить вас к нам в гости, – соврал он. – Ей необходимо посоветоваться с вами по вопросу приглашения женщин-преподавательниц для студенток Покерхауса.

– Женщин? В Покерхаус? – удивился Тьютор.

– Мы переходим на совместное обучение. Без женщин не обойтись. Мы введем их и в Ученый совет.

– Прелестно, – злобно проворчал Декан.

– Это, знаете ли, полная неожиданность, – заметил Тьютор.

Сэр Богдер положил себе кусочек стильтона.

– А как быть с женскими делами? Представьте, приходит к вам девица с вопросом – делать ли ей аборт?

– Типун вам на язык! – Старший Тьютор чуть не подавился манго.

– Но такое случается сплошь да рядом. Пусть преподавательницы с этим и разбираются.

Декан лучезарно улыбнулся.

– А может, заодно нанять хирурга? – предложил он.

Сэр Богдер вспыхнул:

– А что тут смешного?

– Что смешного? Гримасы либерализма – вот что, – довольный Декан уселся поудобнее. – Мы не можем спать спокойно, пока существует неравенство полов, пока не наводним мужские колледжи хихикающими девчонками. А то ведь – страшно сказать – дискриминация! А потом мы устанавливаем в туалете презервативный автомат и открываем абортарий – конечно, в каморке у кастелянши. Со временем обзаведемся роддомом и яслями. Тогда заботливые родители вздохнут свободно – их дочки в надежных руках.

– Секс – не преступление, Декан.

– Нет? А мне думается, за добрачные связи надо судить по не существующей пока статье: членовредительство со взломом.

Декан отодвинул стул, все встали, он прочел молитву.

Как всегда после обеда в столовой, на душе у Ректора было неспокойно. Он задумчиво брел по саду. Что-то больно Декан сегодня расхрабрился. Это не к добру. А может, Декан тут ни при чем? Может, это обстановка столовой внушала сэру Богдеру тревогу? Есть в ней что-то варварское. Этакий пятисотлетний храм желудка! Сколько же туш было тут пожрано? И что за чудные повадки были у тех, кто когда-то давно обедал в этой зале! Невежественные средневековые мракобесы – надо же! – сидели тут, горланили, размышляли… Как вспомнишь, в какие чудовищные предрассудки они верили, так и хочется разорвать цепь времен, сковывающую нас с этими животными. Он, в конце концов, разумный человек, рационалист… И вдруг сэр Богдер поймал себя на противоречии. Он разумный человек, он свободен от дурацких предрассудков и суеверий, которые были свойственны этим дикарям, рассуждавшим о природе ангелов и чертей, об алхимии, об Аристотеле. Но ведь это его предки! Сэр Богдер даже остановился при этой мысли. Они так же далеки от него, как динозавры, а он живет в том же здании, ест в той же столовой! А сейчас ступает по той же земле. Встревоженный таким кошмарным родством, сэр Богдер испуганно огляделся в темноте и заторопился домой. Успокоился он только у себя в прихожей, когда запер дверь и включил электрический свет, такой родной и полезный для глаз. Леди Мэри в гостиной смотрела передачу о доме престарелых. Сэр Богдер пристроился у телевизора. Он всматривался в лица стариков и пытался приложить к ним уравнение «изменение равно улучшению». Ничего не выходило, на бренном человеческом теле уравнение не срабатывало. Ректор отправился спать с крамольной мыслью, что лично для себя предпочел бы прошлое будущему.

Кухмистер до закрытия просидел в «Лодочнике Темзы», не ужинал, но выпил восемь пинт портера и утвердился в мысли, что с ним поступили подло. Пошатываясь, вошел он в привратницкую. Уолтер встретил его причитаниями: жена, мол, ждала его к семи часам, а сейчас одиннадцать, и что он ей скажет? Кухмистер молча прошел в заднюю комнату, лег на кровать. Давно он так не напивался. Если бы не чувство долга, он бы ни за что не поднялся в полночь исполнить свою священную обязанность – запереть главные ворота. К тому же приходилось то и дело выскакивать в сортир. Комната кружилась, пол уплывал из-под ног. Он лежал в темноте и пытался собраться с мыслями. Что наговорил этот малый с телевидения? Надо повидать с утра генерала. Выступить по телевизору в программе о Кембридже. В конце концов он заснул, а утром проспал – впервые за сорок пять лет. Но какая разница? Он же больше тут не привратник.

Пришел Уолтер, Кухмистер снял с вешалки пальто. «Пойду пройдусь», – сказал он, и Уолтер решил, что наступил конец света: Кухмистер никогда не уходил по утрам.

Кухмистер ехал в Кофт-Касл на велосипеде. Потеплело, на полях темнели проталины. Пригнувшись, чтобы ветер не бил в лицо, и обдумывая предстоящий разговор, привратник не заметил обогнавшую его машину Декана. Со времени разговора с Казначеем Кухмистер думать забыл об этикете. Он оставил велосипед у парадного входа и смело постучал в дверь молотком. Сэр Кошкарт сам пошел открывать. Генерал так удивился при виде сердитого лица Кухмистера, что забыл отослать его к черному входу и проводил привратника прямо в гостиную. Декан уже устроился в кресле у камина и успел рассказать сэру Кошкарту о приезде Каррингтона. Кухмистер остановился в дверях, но не смутился. Генерал раздумывал – не позвонить ли повару, чтобы тот принес стул из кухни?

– Что вы здесь делаете. Кухмистер? – спросил Декан.

– Пришел сказать генералу… Меня уволили.

– Уволили? Как это? О чем вы?

С привратником творилось что-то неладное. Декан встал спиной к огню – специальная поза для беседы со строптивыми слугами.

– Выгнали. Вот Бог – вот порог.

– Быть того не может. Меня никто не информировал. За что?

– Ни за что.

– Наверное, ошибка, – вмешался сэр Кошкарт. – Ты не понял…

– Казначей вызвал меня. Сказал – я должен уйти, – твердил Кухмистер.

– Казначей? Но у него нет полномочий! – возмутился Декан.

– Вчера днем. Сказал, чтобы я искал другую работу. Сказал, колледж не может держать меня. Я ему деньги предлагал, хотел помочь. Но он не взял. Просто уволил меня.

– Возмутительно? Так поступить со старым слугой. Я с ним переговорю…

Кухмистер угрюмо покачал головой:

– Что толку? Это Ректор ему велел.

Декан и сэр Кошкарт торжествующе переглянулись. А Кухмистер продолжал: