– Но не добровольно. Мы обнаружили, что он совершил ряд серьезных ошибок.

– Каких?

Доктор Уорнер сжал, а затем разжал костлявые пальцы.

– Он… э… «занял» сперму у пациента, обратившегося к нам по поводу бесплодия, когда наш банк спермы был почти пустым.

– Не сообщив об этом оставившему образец?

Доктор Уорнер кивнул:

– Мы обнаружили это в прошлом году. Доктор Борден лишился своей медицинской лицензии, ушел на пенсию и уехал во Флориду. Оплодотворенная пациентка не забеременела, и мы решили, что никому не был причинен вред. – Врач с тревогой посмотрел на Джейка. – Мы решили, что будет лучше, если никто ни о чем не узнает. Если дело получит огласку, клинику придется закрыть. До сих пор мы считали этот случай единичным.

– Вы утверждаете… – уставился на врача Джейк. Похоже, что все так и было. – Вы хотите сказать, что доктор Борден ввел мою сперму женщине, которую я никогда в жизни не видел?

Доктор Уорнер так плотно сжал губы, что они вообще исчезли с лица.

– Судя по записям, да.

Хотя Джейк уже все понял, подтверждение, высказанное вслух, оглушило его. На верхней губе у него выступил пот.

– В компьютере записано, что она забеременела. Доктор Уорнер послушно кивнул.

– Значит, у меня где-то есть ребенок?

– Мы не знаем, чем закончилась эта беременность, – неловко выговорил доктор. – Мы не отслеживаем это.

– Но вероятность есть, – настаивал Джейк.

Доктор Уорнер ослабил узел своего голубого с серым галстука, старательно избегая взгляда Джейка.

– Послушайте, почему бы вам не пойти домой и не забыть об этом? Если вы будете копать дальше, то можете разрушить не одну жизнь.

Джейк с недоумением уставился на доктора:

– Вы предлагаете мне уйти домой и забыть о том, что у меня есть ребенок?

– Ну, в общем-то он не совсем ваш. – Доктор сложил пальцы домиком. – Я хочу сказать, что вы не отвечаете за него. Это была ошибка – ошибка врача, который больше не занимается медициной. – В его глазах была мольба. – Послушайте, вы провоцируете неприятности. Себе, нашей пациентке, ее семье. И потом, надо подумать о клинике. Она помогает сотням бесплодных пар каждый год. Если информация выплывет наружу, ей конец.

– Плевал я на вашу клинику. Вы только что сказали, что у меня, возможно, есть ребенок!

– Пожалуйста, мистер Честейн, не так громко. – Доктор наклонился вперед. – Во время беременности чего только не бывает. Только в первые шесть недель случается до двадцати процентов выкидышей. Знаете, мистер Честейн, иногда о чем-то лучше не знать. Неизвестно, чем могли закончиться роды. Почему бы вам не выбросить все это из головы? Так будет лучше для всех.

– Ну ты и сукин сын, – пробормотал Джейк. Он поднялся и, не говоря ни слова, миновал комнату, заполненную историями болезней, приемный покой и вышел через стеклянные двери на улицу.

От асфальта поднималась сухая жара. Он подошел к своему белому «вольво». Еще более горячая волна воздуха ударила ему в лицо, когда он, открыв дверцу машины, забрался на сиденье и нажал на раскаленную кнопку отделения для перчаток. Пот катил с него градом. Джейк достал карту штата Оклахома и развернул ее.

Машина казалась черной кожаной сауной, но все равно это не шло ни в какое сравнение с пожаром, полыхавшим у него в груди. Джейк склонился над картой в поисках ответа на вопрос, следом за которым последуют и другие вопросы. Где, черт побери, находится в Оклахоме это самое местечко Лаки?

Энни Холлистер провела гребнем с широкими зубцами по пушистой белой шубке. Животное повернулось и уткнулось носом в передний карман джинсов Энни, прижав ее к ограждению загона.

Улыбнувшись, Энни погладила бархатные ушки:

– Я почти что закончила, Снежный Ком. Постой спокойно еще несколько минут, и ты получишь свой кусок сахара.

Она почувствовала на затылке теплое дыхание и повернулась еще к одному альпака, более крупному, дымчатой окраски, который тянул из-за забора свою длинную шею к голове Энни. Засмеявшись, она вытащила изо рта животного прядь своих волос.

– Хватит, Дымчатый Джо. Мои волосы в меню не входят. – В ответ животное толкнуло лбом расческу. Энни укоризненно на него посмотрела. – Я знаю, что ты любишь, когда за тобой ухаживают, но тут очередь. Ты следующий.

– Не уверен, что у меня осталось достаточно волос, чтобы их расчесывать, – прозвучал за забором знакомый мужской голос.

Энни, подняв глаза, увидела упитанного управляющего ранчо Бена Эйкинса, который подошел к забору, взлохматив скудные остатки седых волос. Ее губы изогнулись в улыбке.

– Я разговаривала с Дымчатым Джо, а не с тобой.

– О! – с притворным разочарованием протянул Бен. – Этим типам так нравится, когда их расчесывают, что я подумал, не попробовать ли и мне эту процедуру.

– Пожалуй, но ведь ты знаешь, что дело не только в уходе. Я собираю вычесанную шерсть.

Улыбка Бена стала еще шире, открылась расщелина между двумя его передними зубами. Он почесал корявыми пальцами свою лысину.

– Боюсь, что я опоздал лет на двадцать.

Энни засмеялась, Бен работал на ранчо еще у ее дедушки и бабушки, и ей всегда нравилось его мягкое поддразнивание. Она была очень привязана к Бену и его миниатюрной жене. Когда они согласились остаться и работать на ранчо «Радость ковбоя», которое Энни получила по наследству два года назад, это дало ей возможность осуществить свою мечту.

Она всегда хотела жить на этом ранчо. Энни проводила здесь в детстве каждое лето, и рай в ее представлении был именно таким. Ей нравилось ухаживать за животными, бегать на свежем воздухе, самой планировать свое время, располагать собой. Но как управлять скотоводческой фермой, она, конечно, плохо представляла.

Энни выучила все, что касалось рекламы, и ей до смерти надоело этим заниматься. Она устала ублажать капризных клиентов, ухаживать за вздорными фотографами и топ-моделями, устала жить в безликой толпе незнакомцев. А больше всего устала от того, что должна была помогать огромному безликому конгломерату продавать кошачий помет или дезодорант от пота.

Ей хотелось жить там, где она может видеть широкое небо, вдыхать приносимый ветром аромат дождя. Ей хотелось работы, которая радовала бы ее сердце и приносила дивиденды на банковский счет. Она хотела заниматься тем, на что сможет с гордостью оглянуться, когда станет старой и седой.

И всем сердцем и душой Энни хотела ребенка.

К сожалению, на горизонте кандидатов в отцы не наблюдалось. Ее скоропалительный брак закончился десять лет назад. В тридцать один год биологические часы тикали, как поставленная на временной завод бомба, а работая в одной из рекламных фирм Нью-Йорка и бесконечно разъезжая по командировкам, стать матерью-одиночкой она себе позволить не могла.

После того как умерли дедушка и бабушка, оставив ей ранчо, она решила полностью изменить свою жизнь.

Снежный Ком опять тянул нос к Энни. Последний раз проведя гребнем по его белой шубке, она сунула руку в карман своих выцветших джинсов.

– Ладно, дружок. Вот твое лакомство. – Животное торопливо схватило кусок сахара и опять ткнулось мягкими губами в ладонь Энни.

Бен покачал головой:

– Эти ребята будут такими же избалованными, как старая гончая твоего дедушки.

– Не будут. Я не позволю им спать у себя на постели.

– Пока да, но ты так с ними обращаешься, что это лишь вопрос времени.

Энни, улыбнувшись, посмотрела на часы:

– Если уж мы заговорили о времени, то разве вы с Хелен не должны быть на пути в Талсу?

Бен поставил ногу, обутую в сапог, на низкий брус ограды.

– Я пришел сказать тебе, что мы вот-вот уедем, Хелен нужно быть в клинике для обследования перед операцией в четыре часа. Нас там должна встретить Элейн. – Элейн была взрослой дочерью Хелен и Бена и жила в Таласе с мужем и детьми-школьниками. – Я буду так рад, когда это колено подправят.

– Хелен тоже будет рада. Мы разговаривали с ней, когда я заезжала к вам сегодня утром. – Энни согласилась взять к себе таксу Хелен и Бена, пока их не будет. – Хелен сказала, что ждет не дождется, когда сможет выбросить свою палку. Она предвкушает, как вы снова будете бегать наперегонки.