«Прежде чем попасть на территорию семейной резиденции, гости и посетители (особенно если они приехали без приглашения) обычно проходят через ритуал идентификации, привлечения внимания, приветствия и извинения за беспокойство. Такой поведенческий обмен происходит на улице, если первым появился владелец дома, и обычно между взрослыми. Если первыми появились дети, то у них спрашивают, где их родители. Если на улице ни с кем из взрослых увидеться не удалось, посетитель обычно подходит к двери дома и дает знать о своем появлении — стуком или звонком. Если дверь открыта, то гость сообщает о себе голосом. Порог переступается только после приглашения владельца. Но даже после этого гость чувствует, что может войти только в гостиную, и в случае необходимости просит позволения посетить другие части дома, например ванную или спальню.
Когда в доме гость, другие члены семейного клуба воспринимают его как продолжение хозяина. То есть его ограниченные права распространяются только на территорию его хозяина. Хозяин несет ответственность за территориальные перемещения своих гостей перед владельцами других резиденций... Детей также не воспринимают как независимые личности. Они — продолжение своих родителей, и за них отвечают взрослые. Взрослые контролируют перемещения детей и пресекают недопустимое поведение.
Проселочная дорога через коттеджный поселок доступна для всех членов клуба. Они могут добраться по ней до своих резиденций или просто прогуливаться. Этикет требует, чтобы владельцы здоровались друг с другом, заметив на улице, но посещать друг друга свободно и без всяких церемоний не принято. Ритуал признания на улице менее формален и более прост, чем в доме»{122}.
Война — это насильственное нарушение сложной и очень важной системы территориальных табу, соблюдаемых социальными группами. За большинством военных конфликтов стоит этноцентризм, иррационально преувеличенная приверженность людей своему роду и соплеменникам{123}. В целом первобытные люди разделяют мир на две вполне ощутимые части: дом, деревня, род, друзья, прирученные животные, ведьмы и далекая вселенная соседних деревень, межплеменных союзников, врагов, диких животных и призраков. Такая элементарная топография облегчает различение врагов, которые могут напасть и убить, и друзей, которые напасть не могут. Контраст усиливался путем придания врагам пугающего и даже недочеловеческого статуса.
Бразильские охотники за головами мундуруку отлично сознавали эти различия. Они видели во врагах дичь — в буквальном смысле слова. О parivat (то есть о тех, кто не принадлежал к племени мундуруку) они говорили точно так же, как о пекари и тапирах. Охотник, добывший голову врага, получал более высокий статус. Считалось, что он овладел сверхъестественными силами леса. Война была доведена до уровня высокого искусства, и племена охотились друг на друга, словно стаи особо опасных животных.
Вылазки тщательно планировались. Под покровом предрассветной дымки мужчины мундуруку окружали вражескую деревню, а их шаман погружал врагов в глубокий транс. Нападение начиналось на рассвете. В хижины летели стрелы, а потом нападающие с криками выскакивали из леса, выгоняли жителей из домов и обезглавливали как можно больше взрослых мужчин и женщин. Поскольку уничтожение целой деревни было делом сложным и рискованным, нападающие быстро удалялись с головами жертв. Они старались уйти как можно дальше без отдыха, а потом возвращались домой или нападали на другую вражескую деревню.
Информацию о племени мундуруку собирал Роберт Ф. Мерфи, а позднее ее проанализировал Уильям Г. Дерхем{124}. Он увидел в ней убедительное доказательство того, что война и метафора дичи — это механизм приспособленности, который помогал охотникам за головами поддерживать хорошую форму. Как это принято в естественных науках, Дерхем применил к информации о мундуруку и других первобытных воинственных племенах три взаимоисключающие гипотезы, которые должны были полностью исчерпывать все возможности взаимосвязей между наследственностью и культурой.
Гипотеза 1: Культурные традиции войны в первобытных обществах развивались независимо от способности людей выживать и размножаться. Люди ведут войны по разнообразным культурным причинам, не имеющим никакой связи с генетической приспособленностью, то есть с выживанием и репродуктивным успехом человека и ближайших родственников. Первобытные войны плохо поддаются объяснению с помощью принципов социобиологии. Из лучше воспринимать как чисто культурное явление, результат социальной организации и политических договоренностей, не имеющих ничего общего с приспособленностью.
Гипотеза 2: Культурные традиции первобытных войн развивались в результате избирательного сохранения тех черт, которые повышали инклюзивную генетическую приспособленность людей. Люди начинают войны, когда им самим и их ближайшим родственникам необходимо добиться долгосрочного репродуктивного успеха, выдержать конкуренцию с другими племенами и другими членами собственного племени. Несмотря на кажущуюся противоречивость, войны вполне могут быть примером того, что культура в дарвиновском смысле является проявлением приспособленности.
Гипотеза 3: Культурные традиции первобытных войн развивались в результате процесса группового отбора, который благоприятствовал развитию у ряда воинов склонности к самопожертвованию. Воины вели сражения ради блага группы и, следовательно, не ожидали прямой выгоды для себя и своих ближайших родственников. Доминирующее племя могло расширять свое влияние путем увеличения абсолютного количества воинов-альтруистов, несмотря на то, что такой генетический тип значительно сокращался во время войн. Склонность к жестокой агрессии — хороший пример того, что культура в определенной степени определяется генетическими чертами, выгодными для групп, хотя и неблагоприятными для тех членов этих групп, у которых они проявляются.
В случае племени мундуруку действия воинов лучше всего объясняет вторая гипотеза. Жестокость и храбрость приносили прямые и ощутимые выгоды тем воинам, которые демонстрировали эти качества. Хотя прямые демографические доказательства отсутствуют, косвенные позволяют предположить, что количество мундуруку было (и до сих пор остается в мирном состоянии) ограничено в силу недостатка качественного белка. Основным фактором, зависящим от плотности популяции, в аборигенных саванных поселениях мундуруку являлось количество дичи (особенно пекари) в соседних джунглях. Главным занятием мужчин была охота. Обычно они охотились группами, потому что пекари живут стадами. После охоты они делили добычу между семьями собственной деревни в соответствии со строгими правилами. Соседние племена боролись за ту же добычу в тех же лесах на своих территориях. Когда количество конкурентов уменьшалось в результате жестоких нападений, охотничьи угодья мундуруку увеличивались. Биологическое влияние войн на успешных охотников за головами кажется очевидным.
Однако сами мундуруку не имели никакого представления о дарвиновской теории. Для них воинственное поведение было освящено сильными, хотя и непонятными обычаями и религиозными убеждениями. Охота за головами была просто данностью их существования. Ни защита территории, ни провокации со стороны других групп не считались поводами для межплеменных войн. Те, кто не принадлежал к племени мундуруку, были жертвами по определению. «Можно сказать, что вражеские племена заставляли мундуруку идти на войну просто самим фактом своего существования, — пишет Мерфи, — и слово «враг» означало просто «не-мундуруку»{125}. Традиционные религиозные обряды строились на добыче дичи и ритуальном соблюдении правил ее сохранения. Мундуруку верили в то, что сверхъестественный дух «матери» быстро отомстит охотнику, который убил добычу из засады и оставил скелет гнить. Неудивительно, что концепция врага была подчинена концепции добычи. И что удачливого охотника за головами следовало называть Dajeboisi — «матерью пекари». Однако мундуруку пришли к этим правилам не через понимание экологических принципов конкуренции вмешательства, влияния плотности популяции и демографии людей и животных. Они изобрели более простую и более живую вселенную друзей, врагов, добычи и духов леса. Все это исполняло ту же роль, что и научное понимание экологии.
