Присмотревшись внимательнее, возле окна увидел третий труп. Кто такой, не смог понять, жмур валялся лицом вниз. Больше никого тут не было.

— Вставай, нам нужно бежать домой, к маме, — сказал Варе и хотел встать, но так и остался лежать на боку, видя, как по ангару перемещается мужская фигура. На меня человек не обращал внимания, он двигался к Гарику.

Я успел закрыть уши Варе и накрыть её собой до того, как прогремит последний выстрел. Затем мужчина достал из кармана моего бывшего босса документы, расхохотался и начал мочиться на остывающий труп. Но и этого ему показалось мало, он начал пинать мертвое тело, громко матерясь. Я узнал отморозка: Игнат.

Теперь понятно, почему псина так веселилась. Видать, на хвост мне села со своим корефаном. Я был прав, просто так он не собирался отдать землю и решил замараться кровью, только бы его прелесть осталась с ним. Свидетелей он вряд ли оставит, следующий на очереди я.

— Варьку матери верни, — процедил ему, смотря прямо в глаза, когда ублюдок склонился надо мной, держа на прицеле.

— Непременно верну, не переживай. Девочка будет с мамой, а ты неплохо отработал, Глеб Осинский. Или Мартынов? Я все про тебя знаю, все….

— Дана, успокойся! Что сказал Глеб? Что всё хорошо. Они с Варенькой уже в пути. Скоро будут.

Я металась по комнате, нервно наматывая круги и периодически прилипала к окну, выглядывая появление знакомого внедорожника. Всегда удивлялась маминой стойкости. Её, видите ли, успокоили слова Глеба. А меня нет! Он и звучал странно по телефону и Варя, пускай и была цела и невредима, но в телефоне я отчётливо расслышала, как дрожал её голос.

— Мама, у меня не сумку похитили и не кошелек, — воскликнула возмущенно, — а дочь, слышишь? Частичку моей души забрали. Не на пять минут, а на целых два дня. Она не была у знакомых, а находилась в окружении незнакомых людей. Бандитов и убийц. Я ничего не ждала от этого ребёнка, просто хотела подарить счастливую жизнь и свою безмерную любовь. Но как видишь, я не смогла этого сделать. Твоя дочь и тут облажалась.

— Дана! — всплеснула мама руками. — Не говори так! И не смей перекладывать на свои плечи чужую вину.

Ага. Конечно. Легко говорить. И как это она ещё не вспомнила свою короную фразу: «Я же предупреждала».

— Ты несправедлива к себе, — начала усердно успокаивать меня, но я перебила её, увидев машину Глеба.

— Приехали! — бросилась на улицу. Сердце от волнения подскочило вверх, застряв в глотке. Мама побежала следом, повторяя одну и ту же заезженную пластинку, мол, зря я переживала, всё же хорошо. А я ей отвечала, как попугай, что успокоюсь только тогда, когда прижму к груди Варю.

Папа уже открывал ворота, впускай во двор забрызганный автомобиль. Не разбирая дороги, я едва не попала под колеса, проехавшись в тапках по скользкой дорожке.

— Варя! Дочка! — кинулась к задней двери, извлекая на улицу плачущего ребёнка. — Маленькая моя… Солнышко моё… Ты как?

Град поцелуев, обрушившийся на заплаканные щечки, мамины советы не стоять на холоде, папины расспросы — всё закружилось вокруг меня как в каком-то калейдоскопе. Варя висла у меня на шее и надрывно плакала, а Глеб… На него я даже не взглянула.

— Мама… Я так боялась… Я думала, ты оставила меня тому дядьке.

— Ну что ты!.. Ласточка моя… Бусинка моя… Я места себе не находила…

— Тогда почему не приехала? Почему не забрала?

— Я хотела приехать, но… — растерялась я, рассматривая её со всех сторон. Осунулась, исхудала, глазки красные, воспаленные.

— Я знаю, — всхлипнула, начав икать, — мне дядя Глеб всё объяснил, но я всё равно очень испугалась. Я так ждала тебя.

Знаю, глупо надеяться на то, что с ней там обращались по-человечески. Это что-то из рода фантастики. И я полностью отдавала отчёт, что для такой маленькой девочки как Варя подобное пребывание среди незнакомых людей было сплошным ужасом, но я боялась услышать от неё подробности. Боялась, ибо могла просто не выдержать её откровений.

— Варя… маленькая, они тебя не обижали? — спросила и замерла, увидев, как дочка бросила быстрый взгляд на Глеба. Я испытывала двоякие чувства. С одной стороны — море благодарности. Что и говорить, если бы не Глеб, я бы и не стояла сейчас здесь, не обнимала свое сердечко. Он много раз выручал меня и я не имела права копить на него злость. А с другой… Сердце ещё ныло и до конца не отошло от услышанной правды. Вот бы найти бы противоядие от этого яда.

— Нет. Там был дядя, который всегда был рядом, — ответила уже более спокойно Варя, но всё ещё трясясь от пережитого страха. — Он принес карандаши и я рисовала. А ещё… бутерброды давал и… и сок. Мам, они не обижали меня, только… к тебе… не пу-у-уска-а-али, — снова разрыдалась, судорожно обнимая меня дрожащими ручками.

Несмотря на испытываемую боль, не выдержала и тоже глянула на подозрительно приникшего Глеба. Он быстро отвел взгляд, словно избегал зрительного контакта, и я заметила, что невпопад отвечал на расспросы отца. Да и выглядел он как-то странно. Вроде и держался молодцом, но как-то через силу. Бледный, ещё и эта испарина на лбу.

— Тсс…Всё хорошо, ты дома, со мной. Больше я от тебя ни на шаг не отойду.

— И что теперь? — не мог успокоиться папа, выжидающе заглядывая Глебу в глаза. — Всё вот так и закончится?

— Господи, Игорь, успокойся? — вмешалась мама, начав оттеснять нас в направлении дома. Сначала подтолкнула к крыльцу нас с Варей, а потом взялась и за мужчин. — Дай человеку отдохнуть с дороги. Давайте, пойдемте в дом.

Мы начали подниматься по ступенькам, как вдруг Варя попросила отпустить её и когда я выполнила её просьбу — бросилась к так и оставшемуся стоять возле машины Глебу.

Все обернулись, наблюдая, как Варя подбежала к нему и с разбега обняла за талию, уткнувшись лицом в живот.

— Дядя Глеб, не уезжай! Пойдем со мной. Обещаю ухаживать за тобой. Пожалуйста!

— Не понял? — спустился следом за Варей отец, начав присматриваться к нашему «супер-мэну», — А вы почему не идете?

Если честно, я чувствовала себя последней дрянью. Я должна была благодарить его за спасение дочери одной из первых, а я стояла, как неродная, не зная, куда пристроить бегающий взгляд. Папа-то не просто так звал Глеба в дом. Мама ему всё рассказала, поэтому он хотел задать Глебу несколько вопросов. Напасть с обвинениями не позволяло воспитание. Тем более, все были благодарны Глебу, не смотря ни на что. Кем бы он ни был и какие цели не преследовал, но данное слово сдержал. Я прекрасно помнила его слова. Да и будь он и, правда, плохим, то давно бы уже сдал нас. Что не говори, а против этого факта я была бессильна.

— Я лучше вернусь в Александровку, — вяло улыбнулся Глеб, поглаживая Варю по растрепанным волосам. А потом наклонился и быстро прошептал что-то ей на ухо. Дочка расстроено кивнула и, шмыгнув носом, всё-таки отлипла от него, освобождая проход.

Казалось бы, после нашего разговора это вполне ожидаемая реакция. Я вела себя как последняя истеричка и неблагодарная стерва. Какие тут ещё могли быть эмоции? Ясно, что я не брошусь ему на шею, хотя видит бог, хотела этого больше всего на свете. К черту обиды и недосказанности. Мы просто обязаны нормально поговорить и расставить все точки на «і». Какой бы огромной не была моя обида, но отпускать его в обратный путь я точно не собиралась.

— Нет, нет, — спустился к ним папа и впился Глебу в предплечье стальной хваткой, — даже не думайте отказываться. Мы хотим знать все подроб… — и неожиданно осекся, увидев, как Глеб, ни с того ни с сего начал оседать в снежный сугроб.

Пока я во все глаза смотрела на него, не понимая, что случилось, Варя, расплакавшись, снова прилипла к нему, огорошив всех новостью, что «дядя Глеб ранен и у него кровь».

— Как ранен? — слетела я с крыльца. — Глеб! Глеб! — затормошила его за плечи, пока родители пытались поднять его на ноги. Вроде же цел, нигде никак следов крови. И вдруг вскрикнула, почувствовав под рукавом пальто непонятное уплотнение. Да и рукав был влажным. Я не придала сразу этому значение, так как шел мокрый снег, но когда я испуганно отняла ладонь, то действительно увидела на ней кровь.