Улицу было не узнать — настолько она преобразилась за те секунды, пока шёл бой. Мирная улица превратилась в зону боевых действий. Повсюду были раскиданы обломки машин, в тротуаре зияли воронки, повсюду лежали человеческие тела, оторванные руки и ноги. На дороге прямо перед окном валялся чей-то ботинок.

А на другой стороне проезжей части возле фургона стояли люди с автоматами и стреляли по окнам ресторана и по кучам по грудам разодранного металла, в которые превратились припаркованные авто. Пули свистели рядом со мной, бились о стены, звякали о железо. Пять или шесть штурмовых винтовок поливали свинцом нашу сторону улицы.

Но мне было плевать на вражеский огонь. Схватив пистолет обеими руками, я принялся палить по злоумышленникам.

Хлопок, похожий на выстрел из гранатомёта. Позади жахнуло. Синяя вспышка озарила тьму. Что-то ударило в спину. Я завалился на пол, спрятавшись под подоконник. Помещение затянуло пылью. Это взорвался очередной энергоконцентрантый снаряд, какими расстреляли нашу компанию. Сейчас он чуть не настиг меня.

Треск очередей звучал, словно сквозь толстый слой ваты — уши заложило. Я высунулся и снова принялся стрелять, почти не целясь, но надеясь хоть в кого-то попасть. В дождливом мраке мелькнул синий луч. Невидимая сила подняла меня в воздух, и в следующий миг я опять оказался на полу, засыпанном стеклянными осколками вперемешку со штукатуркой. Когда приподнялся, увидел, что рядом с тем местом, где я сидел секунду назад, в стене зияла дыра.

Значит, у противника имелись боевые энергетические блоки. Луч, выпущенный из такого, хоть и имел мизерную дальность действия, но разносил буквально всё на своём пути и был чертовски опасен даже для энергетиков. Мне опять повезло. Прицелься стрелок лучше, последствия могли оказаться более плачевными.

Я снова подполз к окну. Но стрельба уже прекратилась, и теперь с улицы доносились лишь шум дождя, да крики людей. Завизжали шины. Высунувшись над подоконником, я увидеть, как фургон рванул с места. Последние пули из обоймы моего пистолета отправились ему вслед. Тщетно. Машина резко набрала скорость и свернула за ближайший угол.

Перебравшись через подоконник, я оказался на улице под дождевыми струями, что мочили мой рваный китель, шлёпали по лужам и разбитому асфальту, по которому расплывались красные разводы. На губах — что-то солёное. Дождь смывал с моего лица чужую кровь, забрызгавшую меня с ног до головы. На миг я растерялся, не зная, кому из раненых помочь первым.

Тела лежали повсюду, зияя рваными ранами в свете равнодушных фонарей. Сорванные кители оголяли изуродованную плоть. Все, с кем десять минут назад я сидел за одним столом, вся эта подвыпившая весёлая компания теперь валялась мясными ошмётками среди воронок, кусков асфальта и обломков железа. Энергоконцентратные снаряды и энергетические лучи произвели страшные разрушения. Против них шестой-седьмой ранг — ничто, особенно если учесть, что никто из ребят даже не успел привести себя в боевую готовность.

Пытаясь понять, кого ещё можно спасти, я нервно озирался по сторонам. Взгляд упал на парня с разорванным животом и грудной клеткой, оскалившейся обломками рёбер, одна рука отсутствовала, а внутренности разлетелись по асфальту, и дождь смывал их в ближайшую воронку. Этот — всё, готов. Немного подальше другой боец пытался встать. Я шагнул к нему, но тут же остановился, заметив, что у бойца отсутствовала нижняя часть тела. Он даже не кричал, просто дёргался, делая попытки опереться на руки. Я узнал его — это был сержант Двинский. Ему тоже уже не помочь.

У стены валялось безголовое тело. Китель почти сорвало взрывной волной, поэтому мне сразу стало понятно, что это — одна из девушек. Руки были раскинуты, ноги вывернуты неестественным образом, на животе и груди чернели язвы — последствие прямого воздействия энергоконцентратной гранаты. Но тело принадлежало не Насте, а другой. Настя была полнее и ниже ростом. Но её я не нашёл. Снаряд разорвался совсем близко от нас. Похоже, от неё ничего не осталось, как и ещё от нескольких ребят. Я же уцелел. То ли благодаря огромному количеству энергии, то ли — чуду. А скорее — и тому, и другому.

С другой стороны на тротуаре — ещё несколько человек. Один боец сидел с оторванной рукой возле перевёрнутого авто и держался за культю. Рядом на боку лежал парень, схватившись за живот и вопя на всю улицу. Ещё один едва шевелился и постанывал, обхватив руками голову. Несколько человек не двигались.

Надо было срочно что-то предпринять. Я подбежал к бойцу с оторванной рукой и стал вытаскивать ремень из своих брюк, чтобы перетянуть культю и остановить кровь.

— Держись, братишка, держись, — бормотал я, проделывая все эти манипуляции, но когда взглянул в лицо бедолаге, понял, что глаза его уже неживые. В щеке парня зияла серая дыра, кожа на шее и лбу тоже посерела и осыпалась.

Я заметил движение. Один из бойцов подполз ко мне, ошалело таращась по сторонам. Это был Окуловский.

— Цел? — спросил я. — Куда ранило?

— Нормально всё, — Акула помотал головой, словно стряхивая что-то, и вытер ладонью лицо. — Твою ж мать. Что за блядство? Кто это был?

— Не знаю… Встать можешь? Надо помочь раненым, вызвать штаб, надо… — я замолчал, чувствуя, как апатия и безразличие накрывают меня. Адреналин схлынул, оставив пустоту внутри. Словно что-то высосало все эмоции.

Понимая, что сейчас — не время расслабляться и сделав над собой усилие, я подбежал к парню, что лежал, схватившись за живот. У того было пулевое ранение, причём не только живота, но и ног. Но рана в животе причиняла особо сильную боль.

Меня отвлекла хлопнувшая дверь ресторана. Я обернулся. Из заведения вышел молодой человек со всклокоченной шевелюрой и оторванным рукавом кителя. Это был Даниил Засекин. Похоже, его, как и меня, зашвырнуло взрывом в ресторан.

— Даня! — крикнул я ему. — Иди сюда! Тут раненые!

Ничего не понимающим взглядом Даниил посмотрел на меня, посмотрел вокруг… Его тело содрогнулось, словно от судорог, и извергло на тротуар потоки рвоты — весь сегодняшний ужин вышел обратно, смешавшись с кровью убитых сослуживцев.

А в ночи уже выли сирены, спеша на помощь.

— На фронт? Тебя во вторник на фронт отправляют? — переспросила Ира и нахмурилась. — Так скоро?

— Разумеется! — ответил я. — До отъезда же ещё тебе сказал, что еду в горячую точку. Мы и так в тылу засиделись.

Я расположился за столом в своей комнатушке и беседовал с Ирой по видеосвязи. Воскресный вечер выдался свободным, и я использовал его для общения.

— Блин, я боюсь, — Ира сделала жалобное выражение лица. — Опять думать о том, что ты не вернёшься?

— Мы уже говорили об этом, — напомнил я.

— Да-да, помню… И мне ужасно одиноко. И страшно. Вдруг меня опять будут допрашивать? Я так перепугалась в тот раз. А тут никуда не денешься. Хорошо, хоть этот придурок… я имела ввиду, Алексей, уехал. Когда он был тут, я вообще боялась из дома выйти и дверь постоянно держала запертой, если мама уходила.

Я подавил вздох. В данном случае, ничем помочь было невозможно. Вскоре после отъезда в Пинск я снова связался с Дмитрием Прокофьевичем и попросил, чтобы Иру перевезли обратно в усадьбу. Слишком сильно меня беспокоило, что за ней придут Борецкие. Если они охотятся за мной, то не остановятся ни перед чем и вполне могут использовать кого-то из родни, чтобы заставить вернуться. Лучше уж пусть живёт в поместье, тем более что Лёха уехал.

Уехал он, правда, не в спецотряд, как собирался, а куда-то на юг отдыхать. Но я слова своего братца и не воспринимал всерьёз. В любом случае, дома его нет, Иру он не побеспокоит. А когда вернётся, напомню, чтобы даже не приближался к ней. Меня-то он теперь слушается.

— Всё понимаю, но на самом деле, в поместье — безопаснее всего, — успокоил я Иру. — А Лёху можешь не бояться. Он у меня по струнке ходит. Вряд ли тебя будут снова допрашивать. Зачем ты им? В общем, не переживай слишком сильно. Лучше скажи, как экзамены прошли? Всё сдала?