Впрочем, когда я встретился с капитаном, тот сказал обратное.

— Не принимайте близко к сердцу слова майора, — сказал он. — Он давно не был в горячих точках и основывает свои суждения на службе мирного времени. Действуйте, как действовали.

Что ж, я был рад, что хоть у кого-то нашёл понимание. Вот только если майор захочет разжаловать меня, кто ему помешает? Тут даже в командовании отряда не имелось согласия, каждый тянул одеяло на себя.

Была б моя воля, я всем запретил бы покидать расположение части, за исключением особых случаев. В конце концов, идёт война, в ста километрах отсюда — линия фронта, в Минске за последний год произошло два теракта и два — в Галиче. Живя в Новгороде и не сильно интересуясь новостями из соседних княжеств, я ничего не знал об этом, но когда оказался тут, то был шокирован количеством подобных случаев. Но командование спецотряда не считало ситуацию достаточно серьёзной, и бойцы чуть ли не каждый день отлучались в город.

Сегодняшний субботний вечер не стал исключением, к тому же сегодня имелся веский повод устроить праздник — окончание больших учений. А потому оба сержанта из нашего взвода и пятнадцать бойцов, в том числе две девушки из женского взвода второй роты, отправились в ресторан в центре Пинска. Состав такой подобрался не случайно: все эти ребята принадлежали к новгородским родам. Москвичи тусовались отдельно.

Пришлось идти со всеми. В чём-то майор был прав: надо присмотреть за этими оболтусами и проследить, чтобы не случилось ненужных эксцессов. А вот Максима и Павла, вопреки совету командующего группой, я не отпустил. Макс выглядел обиженным, надулся, как индюк, но пререкаться больше не стал во избежание ухудшения своего положения. Да и Пашка Жирнов смотрел на меня с упрёком, словно говоря: «ну и что я такого плохого сделал, что так со мной поступаешь?» Но я был непреклонен.

В город мы поехали при полном параде: на каждом был китель с высоким воротником, сержанты — в фуражках, рядовые — в стильных кепи. На петлицах и на кокардах красовались черепа, пронзённые молнией — символ, внушающий благоговение любому встречному.

Я тоже был в такой же стильной форме, которую три недели назад впервые увидел на лейтенанте Оболенском. Теперь у меня тоже на поясе висела шашка, а на другом боку в кобуре лежал пистолет.

Но хоть я и пошёл со всеми, за столом почти не пил и общался крайне мало. Больше наблюдал за тем, кто как себя ведёт. Зато Аркаша Двинский, как всегда, напился и стал травить байки о своих похождениях. Парни слушали его, разинув рот, как и обе девушки. Что-что, а зубы заговорить Двинский умел. Рассказчик из него был отменный, да и приключений в жизни хватало.

Правда, одна из присутствующих девиц постоянно посматривала в мою сторону. Это была пухленькая девушка с чёрными волосами. Звали Настей. Вторая не обращала на меня ни малейшего внимания, а вот Настю во мне что-то заинтересовало.

— Сержант ваш совсем неразговорчивый, — сказал она Гавриилу Окуловскому, при этом глядя на меня с нескрываемым кокетством.

— А он вообще злой, как собака, — рассмеялся Акула.

Окуловский уже изрядно выпил и теперь сидел, курил сигару. Это был опытный боец, отслуживший в спецотряде полтора года и успевший повоевать в Казахстане. Вот только в отличие от Двинского, сержантом он пока не стал, как не стал и капралом. В армию он пошёл из-за разногласий с родом — так значилось в его личном деле. Подробностей я не знал. Больших амбиций парень не имел, был ленив, всё делал спустя рукава, любил выпить, пару раз даже являлся в часть в стельку пьяным, за что получал нагоняй. Но при этом на учениях за ним косяков не наблюдалось. Да и если верить тому же личному делу, в бою он хорошо себя зарекомендовал. Он имел аж целых две специальности: снайпер и санинструктор. Внешностью он обладал колоритной: был высоким, кучерявым с пухлой щекастой физиономией.

— А с виду и не скажешь, — Настя не отрывала от меня взгляд.

— Он двоих наших сегодня оставил полы драить в казарме, — оскалился Гавриил.

— Да ладно! Правда? — Настя обратилась ко мне. — За что же вы их так?

— Есть за что, — коротко ответил я.

— Действительно строго. А вы давно служите? Это боевое ранение? — её взгляд указывал на мою щёку.

— Хватит уже выкать, — сказал я. — Нет, менее полутора лет отслужил. Тут, под Бельском ранили.

— Под Бельском? — переспросила Настя. — Но тут, кажется, не было спецотряда.

— А я и не в спецотряде служил.

Мы разговорились. Пришлось рассказать девушке, как я попал в армию, как у меня внезапно открылись каналы и как оказался князем. Про последние события и побег от Борецких распространяться не стал. Сказал, что поехал сюда, чтобы подзаработать, поскольку у покойного папаши много долгов.

Потом разговор зашёл про мою семью. Настя оказалась из мелкого боярского рода, но всё равно была хорошо осведомлена о том, что происходит в нашем княжестве. Знала она про мой конфликт с великим князем, и про поединок, окончившийся для Василия Степановича позорным проигрышем. Об этом весь Новгород знал, и месяц назад все только и трепались об этом.

Я охотно разговорился и даже не заметил, как пролетело время. Я и о проблемах перестал думать, оставив их на завтра.

Когда мы покинули из ресторан, уже стемнело. Наша компания шумной гурьбой высыпала на улицу. Теперь предстоял путь обратно в «санаторий». Шёл десятый час. В десять нам полагалось быть в расположение части, но иногда офицеры в виде исключения позволяли задерживаться подольше. Сегодня оказался как раз такой день, поэтому мы никуда не спешили.

Вот только дождь не прекращался. Изначально народ планировал погулять по городу, но какие гулянки в такую погоду?

— А погода всё никак лучше не становится, — сказала Настя, которая шла рядом. — Жаль, что не получится погулять. Говорят, нас в Ружаны скоро отправят. А там фронт близко. Ничего не слышал?

— Может, и отправят, — произнёс я. — Разное говорят.

Раскрыв зонты, наша компания двинулась по тротуару вдоль больших светящихся окон ресторана. Я тоже открыл зонт, и мы с Настей уместились под ним вдвоём. Она шла по левую руку от меня со стороны дороги.

Увлечённый разговором, я даже не обратил внимания на фургон, припаркованный на противоположной стороне улицы. Из-за фургона вышли вооружённые люди. Но когда я их заметил, было поздно. Даже предупредить никого не успел.

Гулкий хлопок огласил ночную улицу, синяя вспышка мелькнула перед глазами. Меня швырнуло в окно ресторана. Звон стекла смешался с нечеловеческими воплями.

Перед глазами рябило большое синее пятно, которое затмевало собой всё. В голове — туман. Ощущение, словно битой дали по башке. Зато энергия била ключом и приятными волнами растекалась по телу. Выброс адреналина активизировал её раньше, чем мозг осмыслил опасность.

За окном творился настоящий кошмар: грохотали взрывы, хрипели автоматные очереди, вопили раненые, и на фоне этой какофонии шелестел дождь.

Я поднялся на четвереньки, под коленями и ладонями захрустело битое стекло, среди него чернели куски асфальта, прилетевшие с улицы. Мой китель был разодран в нескольких местах и чем-то заляпан. Шашки на поясе не оказалось — её сорвало взрывной волной и швырнуло в неизвестном направлении. Не оказалось и фуражки. Рефлекторно моя рука ощупала кобуру — пистолет, к счастью, остался при мне.

Очередной взрыв грохнул совсем близко, осветив улицу синей вспышкой, на меня посыпались куски рамы и штукатурка, рядом брякнулась покорёженная железяка — часть одной из припаркованных возле ресторана машин.

Я плюхнулся мордой в битое стекло, но тут же вскочил вновь. Рябь перед глазами исчезала, но в помещении было темно, поскольку люстры смело взрывной волной, и я ничего толком не мог разглядеть, кроме двух тел, лежащих неподалёку от меня — скорее всего, кто-то из наших. Проверять не стал, да и таращиться по сторонам времени не было. На нас напали, надо вступить в бой. Моя ладонь сжала рукоять тяжёлого армейского пистолета, я подскочил к окну и, устроившись возле низкого подоконника, выглянул наружу.