Первыми в класс падальщиков-ксенофилов перешли журналисты, развязавшие массированную пропаганду ксенофилии и «хлевных интересов», об опасности которых предупреждал еще Салтыков-Щедрин. Он писал, что в случае торжества этих интересов мы будем «валить навоз во щи» и в итоге «нас вша заест». Так оно и получилось. Журналистика напрочь лишилась нравственных норм, задач исследования жизни и стала подобна проституции. Ксенофильская журналистика и теперь, после катастрофы хлопотливо опорочит все «свое» и принимает такое задание как профессиональный долг. Долгом теперь считается оправдывать свою зарплату самыми гнусными выдумками и издевательствами над всем, что еще служит России. Это поветрие добралось и до заразившихся либерализмом православных публицистов, которых профессия обязала больше, чем вера.
Вторыми поставщиками класса падальщиков стала советская интеллигенция, вдруг обнаружившая страстное желание быть признанной совокупностью личностей. Не имея для этого никаких оснований, слой вчерашних троечников, получавших более чем скромные зарплаты за свои более чем скромные трудовые подвиги и совсем никудышные способности, объявил теперь, что интерес каждого выше интересов всех вместе. Неучи, невежи и тунеядцы стали выбиваться в первые ряды, как только поняли, что тут можно брать голосом, нахрапом, наглостью. Ксенофилия двинула интеллигенцию на митинги, а после митинговых страстей в ней осталась одна только злоба на Россию.
Падальщики-ксенофилы и теперь суетятся не покладая рук, но уже хитрее — скрываясь за патриотической риторикой. Замечательный русский философ А.Ф.Лосев писал, что «спецификум либерального “противоречия” заключается в том, что либерализм весь живет на счет известного политически-экономического и культурно-социального режима и в то же время систематически разрушает его. Конечно, в нем есть нечто новое и самостоятельное, почему он и называется таким именем; но главная его роль — разрушительная, несмотря на то, что либерал весь с головы до ног, и культурно, и экономически, и политически, вскормлен тем самым режимом, который он разрушает, и весь целиком стоит на плоскости этого режима».
Главным врагом ксенофилов и падальщиков всегда является суверенное государство и самобытная нация. Страсть к разрушению поддерживается в них убеждением, что либерализм воплотил в себе мечту человечества о личной свободе и торжестве частного интереса над общественным. Им кажется, что они имеют от природы данное право крушить все, что чудится им как препятствие для свободного выражения своих эгоистических взглядов и преследования своих антиобщественных и антигосударственных целей. А коль скоро личного успеха эти неучи и бездари никогда не имеют, их враждебность становится патологической. Зато ксенофилия — это их «позитивная» программа. То есть, их «позитив» — полное уничтожение в России всего русского, включая русский менталитет и русский антропологический тип. Последнему предназначается рабская функция, работа на чужаков.
Либералы утверждают, что модель западной цивилизации — демократия, рынок и частная собственность — завоевывает мир. И эта чужая цивилизация становится для них родной и любимой. Поэтому с экстремистской безжалостностью отторгается, отбрасывается и дискредитируется все еще недавно «свое», народное, историческое, русское.
Бердяев писал: «Всякий раз, когда свергается иерархический строй, когда хотят освободить личность от всякой дисциплины государства и культуры, подымается звериный хаос, истребляется личность, убивается образ человека. Свобода личности всегда имеет своим коррелятивом тысячелетнюю дисциплину сложной культуры, претворяющей хаос в космос»
Озверевшие ксенофилы хотят вовсе не иной системы государства и общества. Для них именно хаос является формой жизни — в иной ситуации ксенофилия не распространяется. Именно поэтому подспудно этот человеческий тип всегда стремится сломать все формы стабильной жизни. «Хорошо там, где нас нет» — эта шутка у них переходит в кредо. Поэтому там, где они есть, им все нехорошо, а где их нет — все кажется привлекательным.
Дисциплина местного порядка, принципы местной традиции — все это ксенофилам кажется обременительным, противоестественным, абсурдным, а те, кто не хочет или не решается поднять руку на собственную страну, на собственный род, на культуру — какими-то недочеловеками, ксенофобами. Право на вражду, право на ненависть они признают только по отношению к собственному народу.
Им хочется все уравнять — сделать народы похожими на некий несуществующий образец, а для этого — все смешать и спутать. Причем степень одинаковости, степень приближенности к выдуманному антропологическому типу (при одновременной похожести на некоего усредненного «чужака», взятого за образец на Западе) предложено даже отождествить со степенью цивилизованности.
Ксенофилы, будучи самыми отъявленными живодерами и разрушителями (как образа «своего», так и образа врага), пытаются найти повод, чтобы врагами рода человеческого назначить кого-то другого. Вот они и ищут под каждой лавкой фашиста. Пафос «борьбы с экстремизмом» ксенофилы смогли протащить в парламент и кремлевские кабинеты. Все согласно китайской стратагеме: «Размахивая красным флагом бороться против красного флага». По русской «стратагеме» это выглядит как перекладывание с больной головы на здоровую — больные экстремизмом и антигосударственным нигилизмом ксенофилы перекладывают свою болезнь на государствообразующий народ, объявляя кучку хулиганов его типичными представителями.
Антифашизм стал для иных ксенофилов отдельной профессией, хорошо финансируемой из зарубежных фондов и правозащитных организаций, выполняющих в России подрывные функции. Понятно, что для ксенофила боевик становится любезным, социально близким уже по той причине, что желает вреда России. Поэтому правозащитный «патриарх» Сергей Ковалев и главарь бандитов Джохар Дудаев смотрели на российские войска из одной амбразуры.
Ксенофил пытается втолковать вменяемому человеку, что для него нет «чужих», а у России нет врагов — все, мол, для нас «свои», а извне нам ничто не угрожает. Значит, армия нам не нужна, внутренний рынок защищать от экономической экспансии не надо, культурные ценности ограждать от разорения и поругания — бессмысленно. Ксенофил хочет, чтобы мы все сошли с ума и сдались на милость международным шакалам, оплачивающим либеральных пропагандистов. Он хочет, чтобы мы все стали оппозицией самим себе, своему государству, своему народу — разделились бы на враждующие группы внутри страны, полагая, что друг другу мы «чужие», а вот за границей живут сплошь «свои» — милые и добрые.
Ксенофилия сама не проходит. От нее нужно лечиться укреплением духа и нравственным оздоровлением. В личном порядке это задача освоения представлений о «своем» и понимание, что у Отечества и родной веры есть враги. Враг наиболее явственно представлен адептами «демократических ценностей». Поэтому «свои» — те, кто с этими ценностями не хочет иметь ничего общего, отыскивая для себя ценности национальные и отвергая чуждые. Вместо либеральной, «общечеловеческой» демократии нам нужна традиционная форма демократии — национальная демократия, укорененная веками российской истории. В такой демократии нет и не может быть безбрежной свободы слова средств массовой информации, бесстыдной игры политических сил на выборах, имитирующих народную волю. В такой демократии никакого свободного рынка также быть не может, а любая коммерческая инициатива, приходящая в противоречие с национальными интересами пресекается на корню. В такой демократии чиновник служит, как солдат Отечества, а если не служит, а обслуживает — тут же выставляется за ворота власти с хорошим пинком под зад. В такой демократии все решают не партии и не выборы, а сила авторитета, моральные законы, традиция.
Если мы действительно хотим спасения России от ксенофилов, то должны спокойно и без всякого трепета обсуждать самые жестокие меры постлиберальной реанимации страны. При этом уничтожение врагов России, изъятие их имущества (уворованного у народа или полученного от зарубежных спонсоров) и преследование их пособников по всеми миру — дело достойное и честное.
