Законы генетики показывают, что различие между популяциями тем больше, чем длительнее их изоляция (отсутствие смешения). При изоляции уже через несколько поколений популяция переходит по определенному набору генов в гомозиготное состояние — ряд признаков вымывается и исчезает, другие закрепляются и подвергаются мутациям, становящимся причиной специфической судьбы группового генотипа.
Большое количество раннепалеолитических пещерных стойбищ, раскопанных по всей Евразии, говорят о том, что древние люди не были кочевниками — у них существовала эндогамная семья и меры по стабилизации рождаемости. Следствием такой самоорганизации являлась определенная программа стабилизации генотипа, четко обособлявшего данное племя от любого другого — даже от близкородственного.
Случайный или предрешенный генетикой переход группы к более высокому уровню развития производительных сил означает быстрый рост ее численности и поглощение малочисленных групп, распространение на большие пространства до тех пор, пока ландшафт не заполняется и внешняя экспансия не прекращается. Переход к внутренней конкуренции исчерпывает ассимиляционный потенциал и начинается новая дифференциация — до последующей волны экспансии, которая родится в одном из изолятов или придет извне, если в данный ландшафт хлынет племя с новой технологией (оружием и способами хозяйствования) и более мощными средствами мультипликации своего генотипа. Так раса создается технологией, имея корни в биологии. Разные типы цивилизации (культуры и хозяйства) имеют разный демографический потенциал, меняющийся на разных этапах развития цивилизации.
Семья — средство отбора
В целом при изучении генотипа любой популяции ожидается, что митохондриальный геном должен быть более разнообразным, чем Y-хромосома, что связано с большей скоростью мутации. Однако в евразийских (и особенно европейских) популяциях картина обратная — более вариабельны как раз Y-хромосомы. Отсюда можно сделать вывод, что мужская миграционная активность (выход за пределы ареала популяции, который в лице мужского населения мог перемещаться как единое целое) была значительно ниже — срабатывают факторы семейной организации и искусственной селекции. Наличие у многих народов прошлого (да и настоящего) полигамии также может объяснять эту тенденцию.
Семейные отношения — первейший регламент отбора, прямо вмешивающийся в биологические процессы. От обычного животного стада человека отделяют жесточайшие запреты браков определенного типа или, напротив, преобладание браков определенного типа. Причем, отбор на выживание осуществлялся, бесспорно, в жесткой конкуренции различных моделей семьи и рода.
Примером образования новой расы за счет направленного брачного смешения являются камчадалы, порожденные сожительством русских колонистов-мужчин с местными аборигенками-ительменами. В то же время, это пример скорее не до конца прошедшей ассимиляции. На русское население это смешение не оказало ровным счетом никакого действия. Дальнейшее давление русского генотипа сломило бы и привело к исчезновению генотипа ительменов. Обособление же населения в сочетании с определенного типа экзогамным браком создало расу.
Следует различать типы семьи, способствующие мутационному сдвигу генотипа, и типы семьи, закрепляющие и стабилизирующие генотип. Первые дают импульс к расообразованию из малой группы особей, вторые — к расосбережению, становлению расы как многочисленной общности с выведенными в социально-природной лаборатории новыми полезными качествами.
Гаремная семья соответствует самому жестокому столкновению самцов и выделению именно по мужской линии самых мощных физически и самых умных. Вероятно, именно этим обусловлены разбитые черепа, многочисленные прижизненные травмы, признаки каннибализма, обнаруженные при изучении древних популяций людей. В жестоких столкновениях осваивалось средства нападения — оружие, которое в сублимированном сознании древнего человека могло становиться также и орудием.
Важнейшую роль в сохранении гаремной семьи в животном мире играет гипертрофированная половая способность самцов и множество ухищрений для удержания самок около себя. Эти свойства во многом закрепились и сохраняются в поведении современных мужчин — в том числе и помимо образования брачных союзов. Правда, прежняя функция в таком поведении утрачена — мужчины древних племен были близкими родственниками. В отличие от современных мужчин, именно их генотип становился объектом «эксперимента» на выживание. Возможно, в этом «эксперименте» появился разум — как следствие фактического запрета на сексуальность, потребовавшего сублимации в иных видах деятельности.
Промискуитет (групповой брак) — общедоступность самок и терпимость старшего самца к отношениям других самцов с самками (обратно — и других самцов к отношениям вожака с их самками) свойственны лишь диким племенам. Оргии современной «сексуальной революции» являются признаком деградирующих сообществ, в которых нет жесткой конкуренции за самок.
До современности дошли варианты «дополнительных мужей» (полиандрия), сорорат (сожительство или брак с сестрами) и левират (сожительство или брак с женой старшего или младшего брата), а в средневековой Европе — в «праве первой ночи». В любом случае разнообразие половых связей в древности вело к быстрой унификации генотипа и минимизации различий в экзогамном родовом сообщества. В то же время групповой брак не мог быть конкурентоспособным при регламентации жизни рода, поскольку не давал ему шансов противостоять внезапно изменившимся условиям, требующим контролировать численность, а также не исключал жестоких столкновений, которые могли вспыхивать между самцами.
Экзогамный брак — запрет браков с сородичами, иногда — непременное требование брака между двумя родами (дуальная экзогамия). Экзогамная форма брака отчасти разрешает противоречие гаремной семьи — сородичи вожака ищут себе невест «на стороне», образуя свою собственную брачную ячейку. Вслед за такой формой брака быстро должна возникать кровнородственная семья или — в порядке тупикового пути развития при исходно достаточно благоприятных условиях — групповой брак. Снятие жестокостей конкуренции требует введения новых и новых запретов, сужающих выбор пары, а после выбора практически закрывающих возможность полигамного брака. Все это давало множество способов регулирования численности семьи, но в то же время формировало стабильное и многочисленное родовое сообщество с четким осознанием «своего» в отличие от «чужого».
Кровнородственная семья естественно складывается из разрешения противоречия между крайностью промискуитета и крайностью мужской конкуренции в гаремной семье. При этом вводится жесточайшая регламентация отношений между полами — прежде всего, запрет на браки между разными поколениями. Сама же возможность вступать в брак обуславливалась тяжелейшими испытаниями, в которых юноша должен был доказать, что стал мужчиной. Тем самым отбор наиболее сильных и терпеливых мужчин продолжался уже не в смертельной конкуренции, а в регламентированной социальной практике. Кроме того, это давало роду возможность разрастаться численно и образовывать сообщество более высокого порядка и большего генетического разнообразия — племя.
Характерно, что для кровнородственной семьи дети обобществляются вне зависимости от реального родства. Возникают поколение родителей и поколение детей; все родители считаются родителями всех детей. (В российской действительности обращение старушки к мальчику — «сынок», юного мужчины к старушке — «мать», «матушка», к старику — «отец» и т. д.) Тем самым идентификация «свой»/«чужой» изначально демонстрируется как исключительно биологическая. Предположение о том, что древние и дикие племена не в курсе причины появления детей в этом плане выглядит более чем натянутым.
Таким образом, семейная мораль, статус семьи, брака — важнейшее условие стабилизации генотипа. Пренебрежение регулированием в этой области со стороны современного государства (автору приходилось писать, что стабильной семьи в современном российском праве не существует) чревато вырождением. Вместо регламентированной обычаем и законом конкуренции ухаживаний мы получаем распущенность нравов и хаотическое смешение, которое теперь вовсе не стабилизирует генотип.
