Еврейский расизм воплотился в антирусских установках еврейских олигархов. Именно они являются носителями расистской догматики, прикрытой риторикой либерального плюрализма. И наоборот, либерализм черпает у еврейства нигилистические установки, напористость и аргументацию.

Панарин ссылается на теорию Зиммеля, согласно которой деньги перевернули нормальную логику мира, обеспечив становление капиталистических отношений. Более всего деньги оказались удобны менталитету еврейства — деньги для евреев были «единственным шансом взять реванш над более влиятельными и авторитетными группами». Деньги — родина безродных — стали оружием нового строя, направленным против аристократии и традиции. Как и Вебер, Зиммель искал религиозную природу для капиталистической мотивации, находя ее в этнорелигиозных мотивациях еврейства. Вебер нашел то же самое в протестантских общинах. Обе теории обнаружили нечто общее — общую пространственную родину безродных, Америку. Причем, современная Америка — нечто принципиально иное, чем замысел отцов-основателей.

Изначальная Америка, рожденная в борьбе за свободу, погибла, заболев жаждой наживы и легализовав ранее постыдные практики. Именно здесь кроется источник двойной морали американцев: с одной стороны, просвещенческий пафос свободы, с другой — циничная алчность, стремление к захвату и монопольному употреблению мировых ресурсов. Но не только. Американизм стал источником «новых путей в запретное» — нелегитимных в рамках любой традиции социальных практик, форм человеческих отношений.

Таким образом, «еврейский вопрос» на поверку оказывается «американским вопросом», имеющим этнорелигиозный источник в иудаизме (представление о божественном дозволении того, что не дозволено другим), политический источник в протестантизме и нынешней «гражданской религии» США (представление об избранности «земли обетованной» и освоившего ее народа) и глобализм как средство подрыва всех иных «вопросов». Иудаистское и протестантское избранничество противоречит национальным режимам демократии, отрицает общедоступность демократии и навязывается политическим нациям с собственными политическими культурами с бесконечными нравоучениями, вслед за которыми всегда приходят санкции, а за ними — применение силы. Только сдерживающие факторы потенциального неприемлемого ущерба останавливают иудео-протестантский мессианизм от немедленного военного вторжения в Россию и другие страны.

Изживание еврейского глобализма в целях сохранения российской государственности, безусловно, заденет ни в чем не повинных евреев, кои нигилистами никогда не были. Их беда состоит также и в том, что никто не ждет их теперь — после крушения СССР — ни в США, где евреям уготована жизнь в резервации или полная утрата прежней идентичности, ни в Израиле, где формируется израильская нация. Все это исторический крест евреев, возложенный на их плечи неразумными еврейскими общественниками, нашедшими в русских «образ врага» и ставшими для русских реальным врагом.

Доносчики-русофобы

Донос — всегда обращение к власти или обществу с целью привлечь внимание к некоему персонажу, которого иным путем «достать» доносчик не может. В отличие от обращения к властям и обществу ради самозащиты, восстановления справедливости и т. п., доносчик если и решает свой собственный вопрос, то не напрямую. Ожидаемые им санкции общества и государства могут доставлять ему просто удовольствие. Донос — чаще всего «асимметричный» ответ: ты мне так, а я тебе вот так-то, как ты и не ждешь, ты мне грубость, а я про тебя в «органы» — что ты шпион. Причина доноса скрывается. Действительная причина — личные счеты или холопье стремление «приласкать ближнего» из страсти к пакостям. В современной России особую популярность получили два вида доносов: правозащитная «аналитика» и нравоучительные разоблачения, чтобы «открыть глаза на истинное лицо».

В первом случае на деньги, полученные от европейских и американских спонсоров, организуется писание неких «докладов», коллекционирующих и интерпретирующих разного рода высказывание известных или малоизвестных лиц. В дальнейшем «доклады» становятся отправной точкой для антироссийской пропаганды на Западе. При этом правовая эффективность правозащитных доносов чрезвычайно низка. Так, из 35 доносов, написанных одной из лидирующих в этом вопросе организаций в течение двух лет, прокуратура приняла к производству только 4, а реальную перспективу судебного решения получил лишь один. За несколько лет немыслимой истерии в СМИ по поводу расизма, судебные решения по такого рода делам крайне незначительны — не более двух десятков в год, среди которых и явно заказные, инспирированные властью приговоры.

Во втором случае некие «нравоучители» берут на себя смелость навязчиво интерпретировать совершенно невинные высказывания политиков и общественных деятелей (преимущественно оппозиционеров) и делать глубокомысленные выводы вразрез с контекстом данных высказываний и элементарной логикой. Правоохранительная система при всех попытках оклеветанных привлечь клеветников к ответственности предпочитает отклонять требования о возбуждении уголовных дел. Обращение в суд в России по поводам, связанным с защитой чести и достоинства патриотов, заведомо бесполезно.

Обобщение и анализ этой деятельности не входит в наши задачи. Для понимания того, как формируется политический образ врага, удобнее более откровенные сочинения, в которых авторы не следят за стилем, имея в виду возможные судебные иски. Речь идет о письмах некоего ученого еврея, который взялся судить высказывания патриотов и смело сообщил автору свое мнение по разным поводам. Это коллекция русофобской ненависти, общая для всех русофобов, включая «правозащитников» и «нравоучителей».

Невозможно не заметить, что эта общность имеет отчетливо расовый характер: она составлена исключительно из евро-журналистов. Общим для этой группы является также расистский подход: представители иных народов считаются порочными именно по принадлежности к ним (чем прочнее эта связь, тем жестче оценки), русский народ и его политические представители всегда оцениваются только как фашисты, никакие опровергающие доводы не принимаются, как будто они исходят от неспособного к суждениям субъекта. Соответственно, евро-русофобы никогда не отвечают на опровержения и никогда их не публикуют, не вступают в дискуссию или ведут ее так, чтобы не слышать собеседника. Свое мнение они практически всегда формулируют как донос — донос в правоохранительные органы, донос мировой общественности в виде всякого рода «докладов» с разоблачениями России, донос на русских как разного рода подборки цитат, долженствующие показать исконное уродство русской жизни и русского расового типа.

Судя по письмам ученого еврея, в отношении врага русофобами всегда выдвигаются требования разоружиться: то есть, принять заведомо слабую позицию и принять позу подчинения. Некоторые требования к русским патриотам таковы: не судите о евреях по Гусинскому, да не судимы будете по Ежову; не ведите антропологических исследований, потому что с этого начинали нацисты (а кончили Майданеком и Освенцимом); не иронизируйте над холокостом, ибо это демонстрация идеи расового превосходства; не напоминайте чеченцам о геноциде русского населения Чечни, потому что это грозит для чеченцев новым холокостом; обязательно читайте серьезные труды по истории евреев и т. д. В общем, оппоненту предлагается просто стать русофобом и евреем — принять все, что евро-русофобы думают о русских и о самих себе за истину, принять их образ поведения. Требования выдвигаются под угрозой обвинить оппонента либо во всех смертных грехах, либо в невежестве. Сами обвинители себя определяют безгрешными и всесторонне образованными.

Особенно симптоматично, что русским предлагают судить о евреях только вообще, но никогда в частности. То есть, евреи в целом, по мнению русофобов, не должны получать никаких негативных суждений со стороны русских — даже если отдельные евреи, широко известные именно как еврейские общественные активисты, замешаны в нечистых делах. Причем в качестве угрозы предполагается использовать принцип «око за око»: как вы с нами, так и мы с вами. Но «вы против нас» оценивается негативно, а «мы против вас» — нейтрально, как очевидная и оправданная ответная мера.