Особенность монголоидов, как заметил В.П.Алексеев, проявляется в том, что резкая выраженность расовых признаков у них наступает уже в детском возрасте, чего не наблюдается у негритянских и европейских детей. Эта специфика может свидетельствовать как о более позднем отделении монголоидов от материнской расы, так и об особенностях расогенеза монголоидов (например, смешение с одной из родственных расовых ветвей — потомков синантропов).
Монголоидная ветвь по времени отделения от основного миграционного потока ближе всего к исходной африканской расе, но это вовсе не означает генотипического родства — интенсивность расогенеза, как и для кавказской расы, здесь была чрезвычайно высока.
То же можно сказать и о коренном американском населении, образовавшемся от переселенцев, проникших сюда несколькими волнами через пересыхающий в периоды оледенения Берингов пролив 40–15 тыс. лет назад. Судя по антропологическим данным, первые люди жили в Америке 40–30 тысяч лет назад. Исследования показали, что коренные жители Америки происходят всего от четырех носительниц особых мтДНК, которые не встречаются у европейцев, но часто встречаются у тувинцев и сойтов, в значительно меньшей степени — у тибетцев, северных китайцев и монголов. Некоторые исследователи находят нечто общее между коренным населением Америки и негритосами, карпентарианцами (родственники американских индейцев, отправившиеся не с ними, а к югу — в Меланезию и Австралию) и амурцами (группа, осевшая по пути в Америку на Дальнем Востоке). Причем в ранних волнах доминировали амурцы (представители ветви кавказоидов), а в поздних — монголоиды. Как и прочие расы, америнды были не следствием эволюции, а акта творения из малых групп азиатской проторасы.
Протораса рыбаков-африканоидов исчезла вместе с поднятием уровня океана, лишившись возможности прежнего существования и единого для всего побережья ландшафта, а значит — единой расовой общности.
Некоторые ученые считают, что в вопросе о происхождении человека из Африки стоит соблюдать большую осторожность, поскольку исчисленный по мтДНК и Y-маркерам наш общий предок может оказаться вовсе не из рода Homo Sapiens. Тем более, что палеоантропологические данные указывают на наличие человекоподобных существ не только в Африке.
С нашей точки зрения, такая осторожность скорее затрудняет понимание. Действительно, человекоподобные существа могли существовать и существовали далеко за пределами Африки. Вместе с тем, все они вымерли, и только в Африке до современности сохранились ближайшие к человекоподобным существам народы, которые своим генетическим и фенотипическим разнообразием доказывает свою древность и обособленность от других мегарас, сформировавшихся позднее и, возможно, имея в своем генотипе также и фрагменты вымерших популяций, обитавших вне Африки. Мы можем уверенно говорить, что если такое смешение и имело место, оно состоялось значительно позднее исхода пралюдей из Африки и существенно не повлияло на их генетическое разнообразие.
Мы толком не можем определить, в какой момент человекоподобное существо стало человеком — таким, каким мы его видим сегодня или, точнее, хотели бы видеть. В каком-то смысле мы переносим свои идеальные воззрения на человека на своих очень отдаленных биологических предков. Если рассматривать только узкий набор биометрических параметров, то уже прямохождение и развитая кисть ископаемых существ напоминают нам человека. Но некоторые субъекты, которые по этим признакам куда более похожи на нас и встречаются нам если не часто, то хотя бы иногда, могут произвести настолько отталкивающее впечатление, что мы не захотим принимать их за людей. Именно так относились к чужакам уже совсем близкие к нам исторические народы: люди — это «мы», а «они» — не люди.
Вторичные расовые миграции
При всей гомогенности европейского генофонда, он имеет определенную территориальную дифференциацию. Анализ попарных различий между популяциями позволяет выявить прежние миграции. Если исходные попарные различия отражаются резкими колоколообразными распределениями, то миграции сглаживают их — гомогенизируют картину генофонда. Оседлые популяции дифференцируются и в совокупности образуют мультимодальные распределения — несколько групп индивидов, различающихся по комплексам признаков и, чаще всего, связанных с отдельными поселениями. Европейское пространство показывает сглаженное распределение признаков и постепенное уменьшение изменчивости от Ближнего Востока к баскам. Это направление указывает на пути миграции, снижающие различия между популяциями, подвергнутыми расовому смешению. Чем дальше от центра демографического взрыва, тем сложнее потокам мигрантов смешать местное население, тем яснее различия между популяциями.
Расчеты показали, что ближневосточная экспансия происходила десятки тысяч лет. Те же данные дают и митохондриальные исследования, подтверждая верхнепалеолитическое заселение Западной Европы и значительно меньшую роль неолитических экспансий на этой территории. Из этой зависимости, скорее всего, выпадает Восточная Европа, где такие исследования не были проведены по аналогичным методикам и наблюдается собственный генотипический портрет популяций. При снижении в неолите и более поздние периоды значения ближневосточных миграций, Восточная Европа стала своеобразным буфером для мощных трансевразийских миграций, включая те, которые хорошо нам известны по летописной истории.
У европейцев с наибольшей частотой встречаются две родственные гаплогруппы мтДНК — H и V.
Гаплогруппа V является автохтонной («ближневосточной») для Европы и имеет возраст 10–15 тыс. лет, концентрируясь вокруг «родового гнезда» на севере Иберийского полуострова и отчасти на юго-западе Франции. Здесь разнообразие признаков достигает максимума — дает наибольшее число мутационных отличий от предкового гаплотипа. Предположение о том, что из этих территорий происходила диффузия данной гаплогруппы на северо-восток до Скандинавии и на юг до Северной Африки, выглядит сомнительным. Скорее всего, носители соответствующего генофонда были оттеснены из континентальной Европы, но оставив в пришлом населении след своего прежнего владычества. Возможно, впрочем, что некоторую роль сыграла и реваншистская экспансия (в особенности в направлении Африки). Саамы же могут расцениваться как родственники басков только в модели отступления на периферию континента, а вовсе не наступления в зону действия иных расовых типов. Гаплогруппы V нет на Кавказе, на юге Европы и на Ближнем Востоке. Но не надо забывать, что эти территории также не оставались вне влияния миграций и, напротив, были для мигрантов своеобразным перекрестком, где прокатывались экспансии во всех направлениях.
Гаплогруппа Н распространена в Европе в разных популяциях с частотой от 20 до 60 %. С меньшей частотой она обнаруживается в Северной Африке, в Сибири, на Дальнем Востоке и в Индии. Наибольшая вариабельность (а значит и древность) данной гаплогруппы наблюдается на Ближнем Востоке в некоторых популяциях. Расчетная оценка показывает, что она возникла здесь 25–30 тыс. лет назад, но проникла в Европу 15–20 тыс. лет назад.
Анализ Y-хромосомных бинарных маркеров показал, что 95 % населения Европы и Ближнего Востока можно распределить по 10 историческим родословным (различным гаплотипам). Причем 80 % носителей этих гаплотипов (европейских мужчин) являются потомками доледниковых родовых ветвей и только 20 % отражают миграции послеледникового периода.
Гаплотипы Е19 и Е18 (различные только одной точечной мутацией) появились в Европе в палеолите и их носителями являются более 50 % мужчин-европейцев.
Частота Е18 уменьшается а запада на восток и максимальна у басков. Возраст этого гаплотипа около 30 тыс. лет и представляет признак древнейшей европейской родословной. Географическое его распределение напоминает распределение гаплотипа V мтДНК.
Частота Е19 имеет обратное распределение. Этот гаплотип почти не встречается в Западной Европе. Его частота увеличивается к востоку и достигает максимуму в Польше, Венгрии и на Украине, где исчезает родственный гаплотип Е18. Самое высокое разнообразие микросателитных маркеров Е19 найдено на Украине, которая, таким образом, может претендовать на то, чтобы ее население считалось прародителем соответствующей волны миграции. В то же время географический источник миграции мог перемещаться и исходно, как мы полагаем, был вовсе не на Украине. Об этом свидетельствует отсутствие соответствующей географической закономерности для мтДНК. Возможно, данная особенность носит исключительно географический характер, каким-то образом избирательно присутствуя именно в мужской части населения. Иное объяснение требует дополнительных данных и сложных ухищрений интерпретатции.
