Мужчина, пошарив на своем поясе, достал огниво и небольшой комочек высохшего мха, в качестве трута. Несколько мгновений, он ожесточенно высекал искру, пытаясь поджечь мог.

— Сейчас, папочка на вас посмотрит…, — забормотал он, просовывая вспыхнувший мох между прутьями клетки (решетка, как он ощупал руками, шла с обеих сторон фургона). — Сейчас… О-о…, — Арт окаменел, не в силах пошевелить конечностями; сейчас он мог лишь смотреть на… здоровенную, чуть больше лошадиной, матово черную морду, по которой прыгали неровные сполохи огня. — О-о-о-о…, — сильнее разгорающийся огонь уже во всю лизал его пальцы, но мужчина не замечал этого — все его внимание было поглощено лишь горящими изнутри алыми глазами-рубинами и выходящим из ноздрей чудовища едва заметным белесым дымком. — Хр-р-р…, — он что-то силился сказать, но моментально пересохшее горло не желало служить ему, выдавая лишь невнятное хрипение. — Хр-р-р…

Это было существо из древних легенд, которые в далеком-далеком детстве он так любил слышать от приезжих сказителей. Вместе с их рассказами, маленький Арт погружался в удивительный мир исчезнувших чудовищ — страшных драконов, которые пламенем из своей пасти уничтожали селения и целые армии. Тогда все эти слова про сверкающие кровью глаза, торчащие клыки-кинжалы и переливающуюся металлом чешую вызывали у мальчишки лишь восторг и дикое сожаление, что ничего этого не было в реальной жизни.

— Благие Боги, — наконец-то, смог хоть что-то прошептать он. — Это не я… Не хотел… Нет! Я не хотел, — вновь бессвязное бормотание снова полилось из его рта. — Не… Благие Боги!

Комочек моха еще раз ярко вспыхнул, еще сильнее осветив выпиравшие из под верхней губы чудовища два мощных светлых резца, и погас, мгновенно погрузив фургон во тьму.

— Благие… помогите, — попятился Арт к выходу, так и не сводя глаз с двух красных огоньков. — Я не знал… Не знал.

В эти мгновения разом проснулись все его детские страхи — «не балуй, а то заберут тебя…», «а живут они в тоще гор, куда и утаскивают тех, кто пререкается со старшими», «а спалить он мог целый город, лишь единожды выдохнув пламя». Окружившая его темнота давила все сильнее и сильнее, вытаскивая наружу детских чудовищ и монстров.

В этот момент пятившийся назад Арт задевает ногой выступ у выхода и, потеряв равновесие, падает наружу фургона и попадает прямо на удивленного и весьма злого гнома. Кром же, едва только открыл рот, чтобы наорать на него, как был едва не оглушен безумным пронзительным воплем, буквально выплюнутым ему в лицо.

— Аа-а-а-а-а-а! — резко отскочив в сторону, мужчина понесся вглубь лагеря, не переставая при этом орать как сумашедший. — Аа-а-а-а-а!

Дико орущего и размахивавшего руками мужика смогли утихомирить не скоро… Однако уже через несколько часов после того как его скрутили, по лагерю словно всепроникающая морская волна стали разноситься слухи… Один безумнее другого, слухи сплетались друг с другом подобно кожаным ремешкам и в конце концов превращались в нечто немыслимое и совершенно отличное от реальности…

Со стороны высокого шатра несся всадник. Несколько сот метров, отделявших его от домообразных фургонов, стоявших полукругом, он буквально пролетел.

— Где же его тут искать? — сдавленно прошипел Гуран, телохранитель короля Роланда, ловко спрыгивая с вставшего колом жеребца. — Вот же…, — он взобрался по облучок и, дотянувшись до перегородки, сколоченной из массивных дубовых досок, с силой застучал кулаком. — Эй! Кто-нибудь?!

Откуда-то слева сразу же залаяли псы, гремя удерживающими их железными цепями.

— Владыка Колин! — громче закричал воин, одновременно продолжая колотить по доскам. — Владыка Колин! Владыка Колин! — от его ударов доски ходили ходуном.

Вдруг его что-то подхватывает и подбрасывает в воздух, откуда не успевший даже ойкнуть воин свалился на подмерзшую землю, где его привалило чем-то тяжелым и дурно пахнущим потом.

— Еще один…, — прямо на Гурана с нехорошим прищуром смотрел мордастый крупный гном, которого мощный металлический нагрудник с здоровенными наплечниками делал еще массивнее. — Тоже хочешь на дракона поглазеть? Я тебе ща-ас…, — большой с голову ребенка кулак медленно подлетел к самому носу человека, который непроизвольно зажмурил глаза.

— Хватит! Кром! Оставь ты его! — Гуран с облечением выдохнул воздух, когда раздался чей-то повелительный голос. — Сам виноват… Нечего было дрыхнуть! Знаешь ведь, что везем…, — к лежавшему на земле воину подошел еще один гном, на этот раз не такой крупный. — Кто это у нас тут такой красивый… пока еще, — добавил он с сарказмом.

Тимур хотел еще кое-что добавить, но со стороны королевского шатра начали раздавать странный звуки. В свете нескольких костров, ярко горевших рядом с застывшими словно статуи стражами, мелькали люди, которые выбегали из шатра.

— Что это еще за хрень? — Колин опустил голову и вновь посмотрел на пойманного. — Знаешь? — тот молча кивнул, по-прежнему придавленный мордастым гномом. — Ну и? Кром, да слезь ты с него! Видишь, человек дышать не может!

Едва тяжелая туша убралась, как Гуран, даже не пытаясь «качать права», начал быстро говорить:

— Шаморцы нападут с рассветом. Его величество король Роланд срочно призывает тебя в свой шатер.

Уже через мгновение это происшествие с посланником было забыто, а сам Тимур уже давал указание скучающему Крому:

— Я сейчас к королю, а ты с братом собери всю нашу «банду» (некоторые особо звучные земные слова, которыми Тимур не раз награждал некоторых из своего клана, приживались довольно быстро и иногда укоренялись настолько, что с легкостью шагали и в большой мир) и будьте наготове… Что-то опять меня терзает нехорошее предчувствие, — гном вопросительно смотрел на него. — Как бы не пришлось «сломя голову» «уносить отсюда ноги».

В шатре Роланда парень оказался быстро. Короля он видел каких-то несколько часов назад, сразу же по въезду каравана в лагерь, поэтому поприветствовал его лишь наклоном головы. Роланд же, показав рукой на место рядом с собой, снова повернулся к стоявшему перед ним оборванцы, кутавшемуся в плащ, до боли напоминающий королевский.

— Точно, точно, Ваше Величество, — бормотал тот, сжимая в руках медный кубок с подогретым вином, от которого поднимался легкий пар. — Не сумлевайтесь это был его милость, граф… Я его вот как вас сейчас видел, — мужичок с морщинистым словно жеванным лицом приложился к вину с клацаньем дрожащих зубов. — Тащили его к… этому ихнему… самому большему в шатер, — рассказывал он тихо, все время с испугом посматривая на короля. — Мы, значит-ца, ждем и ждем… Долгонько так ждем. А тут вдруг, — мужичок аж щеки надул, чтобы показать как это все случилось внезапно для него и остальных, таких же местных жителей, зачем-то согнанных в шаморский лагерь. — Кто-то из нутря как закричит. И так пискляво — пискляво, точно баба какая…, — король при этих словам словно окаменел. — А потом что-то возьми и выкатись из шатра, и прямо с пригорка к нама. Варька, деверь мой, в темноте то не сразу разглядел, что это такое. Хотел хватануть, а потом разглядел и чуть тоже орать не принялся, — он чуть замолчал переводя дух. — Мы глянули и обомлели — башка это была ихняя, — король неуловимо наклонился вперед, буквально гипнотизируя глазами говорившего. — Вот такая! С маленькими усиками и косичкой на самом верху (знак принадлежности к корпусу Вершителей правосудия, осуществляющих сопровождение и охрану Верховного судьи Шамора). Знать, прирезали тама кого-то свово…

В эти мгновения никому из присутствующих в шатре — ни королю, ни Колину, было еще невдомек, свидетелем чего именно стал этот невзрачный оборванец, робеющий — краснеющий, потеющий — в присутствии своего господина. По этой же причине кусочек речи бежавшего из шаморского лагеря и король и Колин просто пропустили мимо ушей. Ну, зарезали там своего, и что? Главное, не Фалена! А если шаморцы режут шаморцев, то это все-таки благо… Однако, никто из них тогда и предположить не мог, что несколько часов назад в лагере противника противника произошло самое убийство самого Верховного судьи Великого Шамора, могущественного кади Рейби, третьего лица во властной иерархии султаната. Как стает ясно позже, кади Рейби, фанатично уверовавший в свое могущество, был глаза в глаза обвинен верховным командующим ордой вторжения Сульдэ в получении от ольстерских аристократов почти тридцати золотых слитков за покровительство и защиту. Начавшийся спор мгновенно перешел на личности, высвободив целую волну взаимных обвинений и оскорблений «выживший из ума старик, не видящий дальше своего носа», «изменник», «жадная тварь», «бурлок (оскопленный осел)» и т. д. В конце концов, когда кади Рейби в пылу словесной схватки неосторожно коснулся темы смерти Урякхая, оскорбленный отец прямо с места вскрыл тому брюхо, а после этого отрезал головы и двум телохранителям судьи… Однако, ничего еще не было известно…