— Похоже… то что доктор прописал, — он видел, что атака захлебывается, и не хватает еще одного, небольшого толчка. — Сейчас я вам устрою представление! Век будете помнить этот концерт по заявкам трудящихся (последняя фраза, часто слышимая им у дяди, давно уже стала у него самой настоящей присказкой)…

Он толкнул в сторону полупустой ящик и под удивленным взглядом Грума и присоединившемся к нему его братом, полез на крышу фургона.

В эти секунды в голове разрывающего от переполняющего Тимура адреналина стучало лишь одно. «Громче! Страшнее! Чтобы пробирало! — он решил подняться на самую верхушку фургона и начать выкрикивать что-то незнакомое для местных; пусть это будет совершеннейшая несуразица и бессмыслица, но главное высказанная громко и с пафосом. — Я их м-ть напугаю! Так напугаю, что серить будут до самого Шамора! — сейчас ему было не до раздумий и тщательного взвешивания вариантов, сейчас на кону стояли еще несколько десятков минут или даже может часов его жизни. — Я вам м-ать покажу настоящего мага! Вы же сами хотели!».

Тут его нога не нашла опоры и он с силой приложился головой о верхушку фургона. Его подбородок с такой силой ударился о деревянную крышу, что аж искры выбило из его глаз.

— Бвя! — полный рот крови и немилосердно болевшая челюсть сделали его речь совершенно нечленораздельной, что, как потом стало ясно, очень ему помогло. — Вари! Вари! Ышите еня?! — отхаркивая кровь, ревел он как безумный и непонятные, с угрожающей интонацией слова, разносились далеко-далеко. — Я ам ашу ать, окажу!! Кови ашей ахотели?! — тут боль от разбитой челюсти так его скрутила, что он натуральным образом завыл. — У-у-у-у-у-у! Ашу… У-у-у-у-у!

Если минуты назад вокруг и кипел бой, то в этот момент и на фургонах, и возле них, и даже далеко за ними начала опускаться странная тишина. По разные стороны импровизированных баррикад стояли люди и кто с удивлением, кто с непониманием, а кто и со страхом смотрели и слушали невысокого коренастого гнома, который яростно размахивал руками на крыше одного из фургонов.

— Райтесь к ерту! Се ы! К ерту! — Тимура знатно «колбасило»; сказывался и страх ожидания, и адреналин боя, и сильная боль. — Вари! Роды! Ыкусите?! — парень руками попытался изобразить какую-то замысловатую фигуру, резко стуча одной своей лапищей по другой. — У-у-у-у-у-у! — новый приступ боли накрыл его. — Юда! Ко мне! Ите! Ать вас уду!

Случившееся дальше было совсем непонятно. По крайней мере дравший горло Тимур этого не ожидал.

На крышу соседнего фургона забралась еще одна фигура и тоже завыла.

— У-у-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у! — в тишине замерших сотен и сотен людей этот переливающийся вой звучал еще безумнее и ужаснее, чем все что было до этого. — У-у-у-у-у-у! — раздевшийся до пояса вождь торгов, Тальгар Волчий клык, выл так самозабвенно, словно и сам когда-то был настоящим серым хищником. — У-у-у-у-у-у!

Вдруг началось настоящее безумие! С телег и фургонов на землю летели луки и полупустые колчаны, меховые шапки с нашитыми на них пластинами и плотные полушубки. Торги, десяток за десятком, по примеру своего вождя скидывали верхнюю одежду и подхватывали продолжавший звучать вой, делай его еще внушительнее, тяжелее и грозней.

— У-у-у-у-у-у! — Тимур уже без всякого приступа тоже присоединился к этому кличу. — У-у-у-у-у-у!

И легионеры дрогнули… Первые ряды начали медленно пятиться назад. Кто-то из них пытался повернуться и дать полноценного деру, но плотная масса солдат не давала им этого сделать.

— Мастер! — кто-то пытался докричаться до Тимура. — Мастер! Они уходят…

— Чего орешь! Бесполезно это, — говорил уже кто-то другой. — Не видишь что он делает?

— Что? — голос первого вдруг почти стих. — Что он делает?

— Дуболом! — насмешливо проговорил второй. — Он же ма…, — последнее он произнес уже шепотом. — Понял теперь?

Тимур все же услышал, как ему кричали. Он закивал в ответ головой. Горло окончательно пересохло и говорил он с трудом.

Внизу его уже поджидали Кром, Грум и Тальгар, как то странно смотревшие на парня. И если во взглядах братьев-гномов с трудом, но читалось опасение, густо замешанное на недоумении, то во взгляде вождя Торгов — безусловное восхищение…

— …, — он тут же упал перед Колиным на одно колено. — Господин, любой может призвать Великую мать волчицу, но только зов торга по крови она сможет услышать…, — в его глазах плескалось что-то невероятное. — Я услышал её! — он с силой ударил себя по широкой груди. — Я услышал ее ответ! Великая мать волчица ответила тебе, господин!

До Тимура начало доходить, что своей выходкой он неосторожно коснулся какого-то из верований торгов. Однако, он даже не успел толком подумать об этом, как…

— Господин…, господин…, господин…, — коленопреклоненный вождь словно спровоцировал настоящую лавину: лучники по его примеру начали падать на одно колено. — Господин…, господин…, господин…

Тальгар же поднял головы и тихо произнес:

— Они все знают, господин… Они должны были все узнать, господин…

Войско в полной тишине широким полукругом застыло перед высоким деревянным курганом. На слегка покрытых падающим снегом бревнах, остатках телег и фургонов, переломанных лавках лежали плотно уложенные тела бессмертных. В ярко начищенных доспехах, сжимавшие в руках массивные щиты и короткие мечи, они казались спящими и при первых признаках опасности готовыми сразу же ринуться в бой.

— О-о-о-о-у-у-у-у-о-о-о-й, — издавал протяжные горловые звуки стелющийся перед курганом шаман в длинных мешковатых одеждах, широко развевающихся при каждом его движении и превращающих его в большую черную птицу. — О-о-о-о-у-у-у-у-у-о-о-о-й-й…, — закрывающая его лицо большая раскрашенная харя из веток, рогов и черно-белых перьев, подчиняясь заунывному ритму, то взлетала вверх, то снова опускалась вниз. — О-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у-й-й…

Ближе всех к курганы с павшими воинами стоял сам Сульдэ с багатурами из алой сотни. Его лицо, как и лица остальных застывших в молчании шаморцев, было окрашено четкими полосами черного и белого цвета, символизирующими горе.

— О-у-у-у-у-о-о-о-й, — продолжал завывать шаман, потрясая зажатым в руках ожерельем из выбеленных временем костей животных. — О-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-о-о-о-о-о-й!

Губы командующего атакующей ордой Великого Шамора еле заметно двигались. Он что-то непрерывно шептал, глядя на верхушку кургана из нескольких сотен тел.

— Великое Небо… бесконечным покрывалом простирается над нами — его тихое бормотание словно перекликалось с унылыми завываниями беснующегося шамана. — … посылая нам благодатные свет и тепло днем, покой и спокойствие — ночью, — губы привычно шептали слова древней молитвы из далекого — далекого детства. — Великое Небо… одаривает и защищает…

— О-у-у-у-у-о-о-о-й, — разошедшийся шаман начал впадать в экстаз, раскручиваясь безумным волчком. — О-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-о-о-о-о-о-й!

Сульдэ снова и снова тихо повторял молитвенные формулы, но привычный способ привести мысли в порядок сейчас помочь ему был не в силах. Он шептал, но не понимал смысла; смотрел вперед, но не видел…

События последних дней, особенно последних часов, оставили его в полном смятении, причиной которого отнюдь не были понесенные шаморцами потери. На своем веку Сульдэ терял и гораздо больше воинов в сражениях и приграничных столкновениях, отползая потом словно раненный зверь зализывать раны в крепости в глубине страны. Он помнил, как после одного из особенно кровопролитных сражений с армией фанатиков Живого Бога Империи Регула атакующая орда Шмора потеряла почти две трети своего состава. Тогда погибшие и надрывающиеся от стонов воины лежали на поле битвы в несколько слоев…

— О-у-у-у-у-о-о-о-й, — наконец, падая на землю шаман испустил последний вопль, и несколько его учеников, одетых в такие же одежды, подошли к кургану с факелами.