В этот момент до них донесся торжествующий рев! Тысяча, атаковавшая укрепления справа, тоже смогла смести защитников, и ее несколько десятков уже успело перебраться внутрь.

— Ха-ха…, — старик засмеялся. — Ха-ха, — он смеялся над врагами, над своими страхами и сомнениями, над суеверностью своих воинов. — Ха-ха…

В эти секунды, Сульдэ, как никогда ясно, осознавал, что ничего в этом мире не меняется… Шамор силен, как никогда… Бессмертные, даже умывшись кровью все, равно растопчут любого врага, как бы он не был силен и страшен… Его глаза, все также зорок, а руки по-прежнему сильны. И он ощутил все это так ясно и живо, что засмеялся еще сильнее…

Однако, это потрясающее чувство наполняло его ровно несколько биений сердца, хотя время это показалось ему настоящей бесконечностью.

— Это снова он! — ненавистный гном, казалось, окончательно впал в безумство. — Господин…

До высокой повозки — гномьего дома на гигантских колесах (у этого фургона, единственного из всех остальных, были целы все четыре колеса, и поэтому он стоял абсолютно ровно) командующему оставалось не более сотни шагов и он прекрасно видел, как замерший на какое-то мгновение коренастый гном вдруг словно провалился внутрь.

— Он пропал, господин, — спрятался, пронеслось в голове у старого полководца; залез в фургон, пытаясь убежать. — Боги… Это…

Огромный фургон, размеры которого Сульдэ начал осознавать лишь сейчас, при приближении, вдруг вспучился, словно бурдюк с вином. Его бока, казавшиеся мощными, монолитными, с хрустом и скрипом вывалились наружу. Крыша же пробкой от перебродившего вина вылетела прямо в бегущих к фургону воинов.

— Боги… Смотрите…, — щурящий глаза старик, чтобы лучше рассмотреть, что им открылось, буквально почувствовал, как его волосы на голове начинаю шевелиться. — Видите… Боги…

Передняя волна легионеров, уже бросившая свою длинные сколоченные щиты — лестницы на соседние повозки и фургоны, вдруг встали словно на что-то наткнулись. Шедшие за ними, толком ничего не видевшие за щитами над головами и своими товарищами впереди, легионеры утыкались им в спины. Людское волны вновь начинали успокаиваться после бурного движения.

— Великое Небо, — старик вдруг понял, что такое видят его глаза, и это знание дергаться его лицо. — Я вижу…

На высоте полутора человеческого роста, на помосте — основании фургона стояла огромная клетка из толстых черных металлических прутьев, за которыми лежал свернувшийся ЗВЕРЬ… Ожившая легенда, выглядевшая точно так, как и ее описывали древние сказания людей, гномов… Массивное бочкообразное тело с мощными лапами, которые заканчивались кинжало подобными когтями, смотрело прямо вперед, на всю эту застывшую массу войск. Кожу Зверя, это было видно издалека, покрывала крупная чешуя, до боли напоминающая доспехи.

— Это все маг, — появился откуда-то шепоток, сразу же подхваченный одним, вторым, третьим… — Маг… Маг…

Глаза чудовища вдруг вспыхнули огнем! Вытянутая морда с частоколом длинных тонких клыков, не помещающихся в пасти, широко раскрылась и дыхнула пламенем! Вперед вырвался десяти метровый огненный хлыст, чудом не доставший до первой линии замерших от ужаса легионеров.

— Дракон…, — ноги старика стали подгибаться от дрожи. — Настоящий дракон…

Вновь вырвался мощный огненный факел. Хотя он и не достал до легионеров, они все равно продолжали пятиться…

В этот момент земля под их ногами начала неуловимо трястись. С каждой секундой эта дрожь становилась все сильнее и сильнее, превращаясь из едва ощущаемой в видимую.

— Всадники! — вдруг раздался истошный вопль одного из бессмертных, взобравшегося на дальний фургон. — Всадники!

Оторопевшие воины дико мотали головами из стороны в сторону, ничего не понимая. Из глубины строя что-то орали комтуры и сотники, пытаясь выстроить свои отряды в защитный ордер.

— Сомкнуть ряды! Пики…, — кто-то начал отдавать привычную команду, но замолкал, так как пики остались в лагере. — Щиты в переднюю линию! — орали уже с другой стороны, заставляя легионеров первой линии ставить перед собой те самые грубо сколоченные щиты — лестницы. — Вторая линия, плечо к плечу! — легионеры второй линии руками упирались в спины стоявших перед ними, придавая им большую устойчивость перед ударом кавалеристов. — …

С рваным интервалом выдыхавший пламя легендарный монстр еще более усиливал царившую в центре неразбериху.

… Из-за лучей заходящегося солнца, словно объятая пламенем, мчалась конная лава. Вытянув вперед длинные копья, закованная в метал, волна всадников рвалась вперед…

Возле высокого каменного столба с несколькими косыми символами — верстового столба, за которым уже начиналась другая провинция, стоял высокий и седой как лунь старик. Опираясь на узловатую клюку, до блеска отполированную от частого использования, он молча смотрел, как мимо него, по тракту, проезжали всадники.

— Бежишь, сынок? — наконец, не выдержал он и проскрипел старческим голосом, выцепив взглядом из общей массы какого-то одного всадника в богато украшенном доспехе, лицо которого напоминало застывшею каменную маску.

Тот вздрогнул от этого, похожего на карканье ворона, голоса, и остановил жеребца.

— Бегу, отец, — незамысловато ответил он глухим голосом, твердо встретив обвиняющий. — Вчера зверя мы хорошо потрепали, но он еще слишком силен.

А что еще он мог ответить? Что удар его с таким трудом выпестованной тяжелой кавалерии, оказался не достаточно сильным и внезапным и Шамор смог, сохраняя строй, более или менее организованно отойти? Или что легионеры почти полностью уничтожили оставленный им заслон из ополченцев и торгов во главе со странным гномом?

Старик же покачал головой и осенил знаком Благих богов замолчавшего короля. После чего Роланд вернулся к ожидавшим его телохранителям и длинная река отступающего войска вновь пришла в движение. Десяток за десятком, сотня за сотней всадники на крупных массивных битюгах превращали древний торговый тракт в плотную живую движущеюся поверхность.

Лишь в одном месте этого сплошного потока открывалось свободное пространство, которое словно стеной ограждали личные телохранители короля — гвардейцы из его ближнего круга. Внутри же этой пустоты на расстоянии пяти — шести шагов двигалась, кажется, единственная на всю эту многотысячную массу войск повозка. Она, как величественный парусник с чем-то очень ценным на борту, двигалась, мягко покачиваясь на рессорах, в окружении снующих в отдалении людей.

И никого вокруг это совершенно не волновало, не возмущало: ни тихо стонущих раненных, едва держащихся на лошадях; ни пеших воинов, как мулы навьюченных мешками с провизией и амуницией… Скорее наоборот, во взглядах, бросаемых на этот странный фургон, сквозили и восхищение, и любопытство, и даже страх.

Ощупывая глазами плотную твердую ткань, скрывающую внутренности фургона, идущие ольстерцы не переставали шептаться друг с другом, что выспрашивая, рассказывая, споря.

Единственный же, кто мог в этот момент удовлетворить это всеобщее любопытство и все недомолвки, Колин, был внутри и силой растирал виски своей головы, стараясь хоть немного уменьшить боль в буквально раскалывающейся на части голове.

— У-у-у-у, — еле слышно (наученный горьким опытом) подвывал парень. — Баран! Недоумок! Реально… недоумок! — как себя он только не клял последние несколько часов. — Совсем крыша поехала! Как же больно… Крепость… бля… Брестскую нашел…

Все эти и многие другие, оставшиеся за кадром, ругательства Тимур адресовал лишь себе и никому другому. Ведь это именно он, приведя в действие оружие последнего шанса — дракона и видя, что бессмертные даже испуганные на смерть продолжали стоять на месте, решил устроить армагедон местного разлива.

— Ну, гоблин ведь, действительно, гоблин! — чуть не зарычал он, чувствуя приближение нового приступа боли. — Падла! Гоблин недобитый! — последнее Колин выдал чуть громче чем следовало и правивший лошадьми Кром сразу же сунул свою башку в шлеме внутрь фургона. — Уйди и без тебя тошно! Махнул на него рукой парень. — Придумал ведь… Бля!