— В любом случае, — чуть помолчав, сказал старик, — на что бы вы ни решились, советую слишком долго не затягивать.

— Как это?

— Да так, что сдается мне: вы, как и другие, что ходили сегодня в наряд, теперь долго у нас не задержитесь. Мне кажется, я довольно-таки неплохо уяснил схему мышления этих людей… Да и фургон в 351 — й что-то давненько не ходил. — Последние слова пали жестко, тяжело. Ховик понуро ушел головой в плечи.

— Господи Иисусе!

— И он, безусловно, тоже, если б у них получилось его арестовать. Разумеется, распятие уступило место более научным… — Старик без очевидной причины замолчал и сидел, неотрывно глядя на тугие снопы прожекторов.

— Ты в самом деле считаешь, — угрюмо выдавил из себя Ховик, — что все это не вранье, насчет 351-го — что из него, мол, никто не возвращается?

— А вы когда-нибудь встречали выходцев оттуда? Я, например, нет, хотя нахожусь здесь значительно дольше, чем кто-либо.

— Черт, я-то всегда мыслил, что эти россказни они сами выдумывают — ну, знаешь, чтоб приструнить. Чтоб народ боялся, и все такое.

— Возможно, — голос у старика, впрочем, подразумевал иное. — И все же, если вы всерьез надумали бежать, медлить не советую. Определившись с решением, они ни за что не станут его откладывать, а если хотя бы половина слухов о 351-м соответствует действительности, бежать оттуда вам окажется намного труднее.

Сверху на здании штаба, сухо треснув, ожили громкоговорители:

— Внимание по лагерю! Внимание по лагерю! Вечерняя поверка через десять минут. Всем заключенным стоять у своих нар! Свет в уборных погасить! Не курить, не разговаривать!

Они поднялись — Ховик проворно, старик со страдальческой медлительностью.

— Ох-х… А может, я просто старый дурак, потому и беспокоюсь. Не подвергать бы вам себя риску из-за одного моего старческого брюзжания. В конце концов, о 351 — м никто ничего толком не знает.

Джо Джек- Бешеный Бык не спал и не думал в эту ночь смыкать глаз. Теперь, далеко уже в отрогах, когда ногам уютно в ботинках капрала (хорошо, что сукин сын заранее позаботился иметь тот же размер) и на сердце спокойнее от благодатного веса заряженной винтовки, он не волновался о том, что может ждать его впереди. Он сделал свой выбор, убил врага и покончил с позором плена. Теперь они убьют его, а может, и нет; назад он точно не вернется. Пока этого достаточно.

Кое-кто из старых апачей в городке, где он вырос, кидал иногда поговорку своего племени; в оригинале Джо Джек ее не помнил (язык у апачей просто сволочной, сплошь напевность и странные глагольные формы, но его всегда здорово впечатляла истовость). Поговорка значила примерно следующее: «Вот как я поступил, и что бы из этого ни вышло — к добру или ко злу — мне все равно».

Он сожалел о смерти чернокожего «хии-ма-нех» (на языке индейцев-шайенов — «гомосексуалист»), который был ему другом, но ничего поделать было нельзя, хотя на секунду мелькнула мысль вернуться кружным путем и снять второго конвойного. Но это могло обернуться гибелью для других заключенных, включая Ховика.

А он не хотел, чтобы Ховику досталось, пока нет. Он давно относился к Ховику как к тикающей мине, вот-вот готовой взорваться; взрыв тогда, чуялось, грянет небывалый.

Грузовик Лагеря-351 был глухим фургоном без окон, за исключением малюсенького смотрового окошка из кабины, откуда охранник мог наблюдать за заключенными. Никто из четверых невольных пассажиров не знал о своем местонахождении; было лишь ясно, что от Блэктэйл Спрингс отъехали уже далеко. Ховик, однако, был четко уверен, что машина движется преимущественно на запад. Судя по тому, как часто кренится грузовик и переключается скорость, они сейчас переваливают через частые кручи, разделенные широкими плоскостями долин. Отсюда напрашивалось, что направляются они сейчас на запад, через Неваду; по крайней мере, такую картину рисовала давняя память Ховика о былых мотоциклетных гонках по равнинам и его недолгий стаж водителя грузовика. А вот сколько времени прошло или с какой скоростью они едут, определить было невозможно, и находиться они могли, получается, где угодно между Ютой и Сиерра-Каскадом.

Во всяком случае, где расположен Лагерь-351, не знал никто. В целом считалось, что где-то в Калифорнии, но чего только не доводилось выслушивать! В разное время Ховик слышал — в основном от тех, кто претендовал на исключительную правдивость сведений — что 351-й расположен в Техасе, на Аляске, на Гавайях, в Южной Африке, на острове в Тихом океане (Карибском море), даже в Антарктиде. Однажды вполне вменяемого вида парень божился, что свояк у него служил в Управлении и выдал, что 351-й находится на Луне.

Да, с одинаковым успехом, думалось Ховику, он мог быть и там, исходя из возможности оттуда выбраться. По крайней мере, оно так и представляется.

Все произошло гораздо быстрее, чем рассчитывал Ховик или кто-либо еще. Через двое суток после того, как умчался в горы Джо Джек (о нем все еще не было ни слуху, ни духу), в Блэктэйл Спрингс появился грузовик. Вообще-то, когда лагерники высыпали на утреннюю поверку, он стоял уже с работающим двигателем перед штабом. Их четверых вызвали по номерам, обыскали, надели наручники и без всяких объяснений, кроме куцего приказа сидеть и не рыпаться, препроводили в зев черного фургона.

С той поры двери не открывались. Пару раз грузовик ненадолго останавливался (охранники, очевидно, справляли различные нужды); для заключенных остановок не делалось. Их даже не кормили; в желудке у Ховика начало уже глухо урчать. В стенке ярко освещенного фургона имелась сливная труба, куда политические могли опустошать содержимое кишечника, так что открывать двери фургона до прибытия в конечный пункт никто, видимо, не собирался.

Само по себе это было нехорошим признаком, поскольку Ховик во время перевозки уже нацелился было сняться с якоря. В школе морской пехоты им в свое время показывали учебный фильм о способах побега в плену; на Ховика он произвел достойное впечатление, тем более что несколько лет спустя он применил его инструкции на практике, с отличными для себя результатами (вербовщик, размышлял Ховик иногда, все же не фуфло пропихнул: в армии действительно можно было приобрести ценный опыт). В том фильме внимание заострялось как раз на том, что шансов на успешный побег больше именно при пересылке в лагерь, чем уже потом с места заключения.

Правда, те, кто писал к тому фильму сценарий, уж никак не брали в расчет, что дело предстоит иметь с Управлением Внутренней Безопасности. Или, угрюмо прикидывал Ховик, с этими вот придурками, с которыми он сейчас, получается, в одной лодке. Сообщнички, нечего сказать.

Вот он, среди них, стукач — гад — из барака Чарли, сидит, грызет ногти (и как это он умудряется, не снимая наручников?); гадает небось, почему его дружки сменили вдруг милость на гнев.

Поделом, что бы там с ним в 351 — м ни учудили; сам, если надо, помог бы подержать им при этом гаденыша. Ховик в лагере уже несколько раз порывался уделать стукача, но у старика постоянно получалось вовремя отговорить.

Или вот дурачина из Денвера, всю неприметную свою жизнь проживший смирным гражданином, взяли которого по ошибке: небось, донес кто-нибудь, положивший глаз на его должность, квартиру или старуху. Мало кто задумывался, но такое случалось сравнительно часто. Люди либо не отдавали себе отчета в том, что происходит, либо просто отказывались в такое верить. Этот сотню раз, поди, переспросил, в чем дело и куда ведут, прежде чем голос сверху из репродуктора не рявкнул заткнуться к…й матери.

Лагерник непосредственно напротив Ховика казался по крайней мере чуть приличнее, хотя это еще мало о чем говорит. Ховику он попался на глаза впервые в день того злополучного наряда. Судя по еще не выцветшей робе, в Блэктэйл Спрингс парень прибыл недавно; дешевая серая джинсу ха под солнцем Невады выгорает быстро. Высокий, но верзилой его не назовешь. Выражение лица — странновато-отрешенное, будто мыслями он где-то не здесь. Такой же примерно вид бывает у доброй половины политических, у белых с интеллигентской внешностью в особенности. Такое впечатление, что это от шока ареста или допроса; сейчас взяли моду вызнавать сведения, накачивая наркотиками, психотропными или под гипнозом, предпочитая это просто грубой силе, — кроме, разумеется, нормального «окучивания» разок-другой сразу после ареста: для «воспитания» заключенного. И с легкой руки Управления, считавшего такую форму воздействия более гуманной, у изрядного количества народа, прошедшего эту процедуру, неуловимо сдвигалась психика.