– А мы с ней не в борделе повстречались, да ее, собственно говоря, и женщиной-то не назовешь. На вид ей лет семнадцать-восемнадцать, девчонка совсем. Они вместе с ее отцом разъезжали на каком-то ободранном фургоне, приторговывая лекарствами из трав. Он умер от чахотки как раз в тот день, когда я приехал в город. Она так убивалась из-за этого, что все слезы выплакала. У нее денег даже на похоро­ны не было, так, ерунда, какая-то мелочь – доллара два с чем-то. И тут мне словно в го­лову что-то ударило: если я женюсь на этой девчонке, Булл с ума сойдет от злости. Он же не перенесет, если я определю ее под крышу его дома.

И вот мы с ней, как бы это сказать, заклю­чили сделку: я оплачиваю похороны ее отца, а она пойдет за меня замуж. Ей сперва вся эта затея не понравилась, но не в ее отчаянном положении нос задирать и она, в конце концов, согласилась.

А после свадебной церемонии в церкви я дал ей немного деньжат и велел отправляться на ранчо и там меня дожидаться.

– Боже мой, Трэй, это самая идиотская из всех твоих затей. – Джиггерс в очередной раз сплюнул в огонь. – Даже самой распоследней шлюхе, которая огни и воды прошла, не пожелаешь лицом к лицу столкнуться с этим старым аспидом. Он же ее сожрет и костей не оставит.

– Да я об этом уже не знаю, сколько пере­думал! Мне это покою не дает. Понимаешь, эта Лэйси – не такая, как все эти шлюхи. Не на­хальная, не бесстыжая. Руби вместе с Буллом просто прикончат ее. Эх, надо было мне ска­зать ей, чтобы она к Мэтту ехала.

– Надо было, конечно. Мэтт хоть помог бы ей на первых порах освоиться и заботился бы о ней до твоего приезда. – Джиггерс замолчал ненадолго, а потом спросил: – Да, а что ты с ней делать собираешься, когда вернешься?

– Если б я знал! – Трэй, насупившись, глядел на костер, пламя которого вдруг напомнило ему то самое красное платье и изгибы молодого тела под ним. В принципе, девчонка сама по себе очень даже ничего, но, с другой стороны, ему совсем не хотелось, чтобы соседи тыкали в него пальцем – вот, дескать, посмот­рите на этого дурня, шлюху себе в жены взял.

Ковбои, почуяв утро, стали просыпаться, и разговор прервался.

– Да, сынок, устроил ты себе головную боль, – мрачно заключил Джиггерс и снова стал возиться у костра.

Люди были в добром расположении духа, несмотря на то, что промокли до нитки и до утра их одежда так и не успела высохнуть, а также, невзирая на то, что накануне они про­сидели в седле часов шестнадцать, прежде чем легли спать, укутавшись в одеяла. Тузя друг друга кулаками в бока и пересмеиваясь, они становились в очередь к умывальнику. Тут по­доспел и завтрак. Одна группа ковбоев со сво­ими жестяными мисками уже выстроилась к Джиггерсу, чтобы получить бекон и оладьи.

Когда с завтраком было покончено, начал­ся восход солнца. Скотина тоже стала подниматься. Несколько человек, хохоча, пытались оседлать одну из непокорных запасных лоша­дей, а десятью минутами позже Трэй, вскочив на своего любимого маленького мустанга, мах­нул рукой и стадо двинулось в путь.

Следующий привал решено было сделать около полудня, чтобы дать животным пощипать траву, а сопровождавшим их ковбоям по­очередно пообедать. Отдохнув, стадо двинется дальше, чтобы, сделав еще миль десять-пятнадцать, остановиться теперь уже на ночлег.

Мустанг мерной поступью двигался вперед, а мысли Трэя снова вернулись к той девчонке, которая нежданно-негаданно стала его женой. «Неужели Булл и вправду не пустит ее на по­рог? – лоб Трэя прорезала гневная складка. – Этот старый недоносок на что угодно спосо­бен».

«Надо возвращаться на ранчо», – думал он. Лэйси должна быть под его опекой, во всяком случае, до тех пор, пока он не примет оконча­тельное решение, как поступить с ней и с этим скоропалительным браком. Ни к чему, разуме­ется, опутывать себя узами этого бестолкового супружества, но просто так отправить ее на все четыре стороны только потому, что он вдруг, видите ли, в корне изменил свое отношение к женитьбе, он не мог.

– Может, просто всучить ей побольше де­нег и пусть отправляется куда-нибудь в другой город и откроет там свое собственное заведе­ние с девочками, – вслух произнес он. – Ма­дам из нее получится неплохая.

Лэйси разбудило кукареканье петуха. Она поняла, что спала на какой-то немыслимо удобной постели, бывшей ей совершенно в новин­ку. Неужели это все приятный, затянувшийся сон? Лениво вытягивая ногу, девушка была уверена, что вот-вот нащупает ею голые доски фургона и ощутит под собой свой набитый соломой тюфяк, на котором она проспала по­следние десять лет. Но нога ее уткнулась во что-то мягкое, такое же мягкое, как и то, на чем она лежала, и девушка, наконец, пробуди­лась окончательно.

Лэйси спала на постели старика Джасперса, в его коттедже, куда привел ее этот чудодей Мэтт Карлтон.

Не приходилось сомневаться в том, что Мэтт в буквальном смысле слова спас ей жизнь. В той халупе она определенно схватила бы воспаление легких и отправилась на тот свет. И похоронить ее было бы некому.

Девушка закусила губу. Может быть, ее новый свекор и эта женщина по имени Руби именно этого и хотели? Если да, то это, следу­ет признать, весьма неглупый способ избавить­ся от того, кто тебе мешает, и при этом выйти сухим из воды.

«Мне надо будет прислушиваться к сове­там Мэтта и держаться подальше от этой парочки», – подумала Лэйси, видя, как сквозь занавески начинают прорываться первые лучи утреннего солнца. Отбросив в сторону не очень приятные размышления о своих недругах, девушка заставила себя выбраться из этого гнез­дышка неги. Мэтт, наверное, вот-вот явится и будет учить ее премудростям доения коров. Лэйси быстро вскочила с кровати – привыч­ка житья-бытья на колесах. Их фургон был тесен до невозможности и явно не подходил для того, чтобы разлеживаться до полудня, не создавая при этом неудобств друг для друга.

Дрожа от холода, в одолженных мужских подштанниках, девушка поспешила в гостиную и, присев на корточки перед камином, стала разгребать пепел, которым она засыпала уголья перед тем, как лечь спать. Положив на них несколько сухих щепок, девушка раздула огонь, и вскоре в камине снова танцевали веселые язычки пламени, распространяя по комнате приятное тепло.

Лэйси вернулась обратно в спальню и натя­нула на себя брюки, рубашку и шерстяные носки. Ботинки покойного ковбоя она еще на свои ноги не прикидывала.

«Эта мужская одежда, оказывается, такая просторная, удобная, – заключила Лэйси, направляясь в кухню, жаль, что нельзя все время оставаться в ней – большая рубашка и широкие брюки скрыли бы от плотоядных взоров мужчин мои формы».

Ей до смерти надоело быть объектом подоб­ного внимания. Лэйси проворно разожгла огонь и в плите тоже. Закрывая крышку коробки со спичками, девушка вспомнила, как смотрел на нее ее новоявленный супруг. Странно, но его взгляды раздражения не вызывали. Наоборот, они про­буждали в ней какие-то смутные желания, вы­зывая сладкое томление где-то глубоко внутри и заставляя трепетать ее юные груди. Она даже тогда невольно прикрыла их руками, чтобы он, не дай Бог, не заметил, что ее это не оставило равнодушной.

– И правильно сделала, – громко произ­несла Лэйси в пустой кухне, ставя на огонь сковороду и кроша туда мелкие кусочки беко­на. – А то привык бегать по шлюхам.

Внутренний голос злорадно перечил ей: «А он считает тебя шлюхой», но эти мысли Лэйси оставила без внимания и продолжала рассуждать дальше: «Если он захочет лечь со мной в постель, то в таком случае ему при­дется держаться подальше от этих женщин. И это еще не все – он должен поухаживать за мной, дать мне возможность получше уз­нать его».

С этой мыслью она поставила на огонь кофейник и с ложкой и стеклянной банкой отправилась в кладовку.

В полном соответствии с предсказаниями Мэтта поверх молока собрался внушительный слой прекрасных желтоватых сливок. Девушка сняла их, в результате чего банка оказалась заполненной почти до краев. Затем она снова накрыла молоко салфеткой.