— Спасибо, — восхищённо шепчу я.

Демонстрацию слайдов смотрю, сидя у Валерия на коленях.

— Я тобой так горжусь! Ты у меня такой умный!

Он светло улыбается:

— Запомни то, что сказала, — говорит он.

— Про умного? — удивляюсь я.

— Нет, про «у меня». Приручила чудовище, теперь ты за него в ответе.

Я нежно обнимаю его, трусь о щетину на щеке.

— Ты тоже, — говорю, — за меня. Потому что я только твоя и ничьей больше быть не хочу.

— Как насчёт того, чтобы переместиться в спальню и заказать какой-нибудь вредной еды?

— А как ты Клавдии Свиридовне в глаза смотреть будешь?

Он нагло ухмыляется:

— А я тебя пошлю. Ты ресничками похлопаешь. Вон, как на меня подействовало, — он кивает на ноутбук, где светится заставка моей презентации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я киваю — разве могу возражать?

Он собирает технику, вручает мне, а потом берёт всё своё добро, как заявляет, ухмыляясь, в охапку и тащит в спальню.

Здесь, удобно расположившись на широченной кровати, мы снова включаем компьютер, но совсем для других целей — мне нужно выбрать платье на открытие, а ещё нам — заказать еду и напитки.

И сегодня я чувствую себя так, как должна была чувствовать весь месяц — молодой женой, окружённой любовью и заботой.

И мне плевать, сколько продлится эта иллюзия и как потом она аукнется мне. Я решила жить здесь и сейчас, и наслаждаться каждым мгновением рядом с любимым.

Выбирая платье, мы немного ссоримся, но тут же гасим ссору поцелуями.

В результате приходим к соглашению, что мне подойдёт элегантное фиолетовое платье, с кружевным верхом, сидящее по фигуре и разлетающееся фалдами от колен.

Заказываем доставку наряда на завтра.

…так за хлопотами незаметно наступает вечер, и, сложив, наконец, ноутбук, я целую Валерия у щёку и собираюсь в свою маленькую комнату — завтра предстоит день, полный суеты и подготовки, хочется, как следует выспаться.

Только кто бы мне позволил.

— Куда собралась? — выдаёт Валерий, хватая меня за руку и притягивая к себе. — Отныне теперь ты спишь здесь.

— Это почему ещё? — возражаю я, а сама уже ерошу его волосы, глажу щетину на щеках, которая так ему идёт.

— Потому что я так хочу. На правах бандита, чудовища и победителя последнего боя.

Пытаюсь показательно фыркнуть и обидеться, но он утыкается лбом мне в живот и произносит, чуть задыхаясь:

— А ещё потому, что трудно спать, жить и дышать без своего сердца…

Ах, Чудовище, что ты делаешь со своей Белль? Зачем ты так сильно любишь её?

ВАЛЕРИЙ

Есть зрелище, коему трудно подобрать равное по красоте, — юная женщина в первых лучах утреннего солнца.

Она ещё сладко спит, утомлённая за ночь любовной игрой. Маленькая ладонь заведена под щёку, каштановые кудри рассыпаются по подушке, длинные ресницы чуть трепещут, а по щекам разливается нежный румянец, спорящий с самой зарёй.

Одеяло чуть сползло, открывая взору небольшую девичью грудь, на фарфоровой белизне которой сладкой ягодкой выделяется розоватый сосок.

Формы спящей красавицы совершенны — тонкая талия, округлые бёдра, упругие ягодицы, длинные стройные ножки…

Юная прелестница так хрупка и нежна, что хочется касаться её бережно, невесомо, осторожно, потому что, кажется, одним неловким движением можно сломать её…

Поздравляю, Пахом, хмыкаю, мало тебе было художеств, ещё и в поэты решил податься.

И что-то не припомнится, чтобы ночью ты думал о бережных прикосновениях, когда наматывал её волосы на кулак и вколачивался в неё на всю длину в бешеном ритме.

И не твои ли засосы, нежный ты наш, красуются на этой изящной шейке, поганя её белизну?

А синяки на бёдрах девушки — они тоже плод трепетного отношения?

Сволочь ты, Пахом.

Внутренний голос ехидничает, конечно, но вяло, беззлобно и сыто.

Потому что этой ночью всё было правильно — я брал то, что мне позволили, и давал то, чего от меня ждали.

Кто бы мог подумать, что тоненькая, как веточка, Белль окажется такой страстной, чувственной и ненасытной, теша тараканов своего Чудовища, любящего пожестче и без церемоний.

Секс с Ингой фееричен. Она дарит мне просто охуительные оргазмы. Такого фейерверка у меня давно не было. Потому что никогда прежде женщина подо мной не вызывала у меня такую бурю эмоций.

А Инга… То, как она стонет, как выгибается, как шепчет моё имя, как соблазнительно приоткрывает губы, как опускает ресницы  — это просто эстетический экстаз.

И охрененно головокружительно, когда женщина отдается тебе так искренне, с глубоким чувством, нараспашку… А когда ты знаешь, что у этой женщины — желанной, сладкой, офигенной — ты первый, то и вовсе крышу сносит от восторга…

К твоим чувствам и к твоему прощению Чудовище будет привыкать ещё долго, о, Белль…

А какую игру затеяла вчера маленькая шалунья!

Профессор? Пахом, из тебя профессор, как из хуя пуля! Но эта иллюзия странным образом заводила. Я даже учеником никогда не был, а тут — сразу профессор и такую чудесную студентку в свои когти могу заполучить. Хм, а может, быть солидным, правильным и, главное, законопослушным не так уж и плохо? Ведь что-то в этом есть, когда тебя любит такая женщина, ждет, искренне волнуется о тебе.

Там, в моём кабинете, когда я брал её на столе, я понял, что хочу большего — всю её, навсегда, каждый день, засыпать и просыпаться с нею, в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть, на хер, не разлучит нас!

После улётного секса особенно весело было включить зануду и умника, и погонять её по библиотеке.

Чему только сейчас в институтах учат? Ведь презуху по истории искусства сделать — как два пальца же, блядь. Интересно, а я еще не все сроки слил поступить и получить диплом?

 Потом я утащил добычу в своё логово и уже не отпустил. Всю ночь сладостно мучил её. И если бы ни куча дел на сегодня — не отлип бы до сих пор. Мне её всё время мало.

Вот и теперь задираю одеяло, трогаю атласную кожу ягодиц, чуть проникая между ними пальцем.

Потом тихонько переворачиваю Ингу на спину, любуюсь ею, сонной, нежной, немного растрепанной, раздвигаю ножки и припадаю ртом к её идеально выбритой киске.

Моя сладкая…

Она мычит во сне, неосознанно подаётся, мечется…

Нет-нет, милая, я хочу, чтобы ты проснулась.

И ласковый язык сменяют жёсткие пальцы. И тогда фиалковые глаза распахиваются, а с губ слетает стон.

Глушу его поцелуем.

Убираю пальцы, и осторожно вхожу. Утренний секс должен быть тянучим и сладким, как карамель.

Впрочем, у меня его никогда прежде не было. Но с Ингой  — пока мы вместе — я хочу, чтобы было именно так.

Потом тащу шалунью в ванну, и там мы повторяем сеанс, но уже погорячее.

Довольная и сияющая Инга упархивает на кухню  — готовить сюрприз, как сказала сама, а я иду разбираться с делами.

Нет, конечно, валяться в постели с моей Белль  — замечательно, но проблемы сами себя не разгребут. Значит, будем переквалифицироваться в говновозы. Обкладываюсь бумажками, читаю донесения, просматриваю файлы с камер наблюдения…

За этим делом меня и застаёт Инга с целым подносом вкуснятины: тут и стейки, и салат, и оладушки, и сок.

— Сокровище ты моё! — притягиваю к себе, когда она ставит еду на стол передо мной. — А сама? — усаживаю на колени.

Она мотает головой:

— Я уже перекусила на кухне.

Легонько шлёпаю чуть ниже поясницы, она айкает.

— За что?

— В следующий раз давай кушать вместе, хорошо?

Я не договариваю: мол, не знаю, сколько у нас осталось совместных трапез, она, моя умница, понимает и так.

…Вскоре привозят Ингин наряд на завтра, и она упархивает на примерку.

Не хочу видеть её сейчас, хочу устроить себе сюрприз и смотреть завтра, как она будет в этом платье спускаться по лестнице, чтобы выйти в свет вместе со мной.