Колумбийца тоже удалось впечатлить: сначала свободным владением языка без переводчика, потом моими понтовыми ментовскими «корочками», а в завершение этого комбо — пулей в голову между глаз.

Последнего сюрприза он не пережил, за что я получил головомойку от Егорова, потому что мы потеряли ниточку к источнику всей этой сделки. Но я был спокоен и просто ожидал Колумбийца дубль два. В нашей среде всегда так работают.

…муть…

…вспышка…

…Тёмка, брат, двигается уже более уверенно. Врачи дают отличные прогнозы, а меня гложет вина — ведь это я в своей жгучей ярости покалечил малого! А теперь собираюсь взвалить на него воз проблем без предупреждения и подготовки.

Задумываюсь лишь на миг и тороплюсь к брату в комнату. Как и думал, он ничем не занят, страдает от скуки, радостно вскидывает глаза, едва вхожу.

— Пойдем, — бросаю ему, братишка без вопросов поднимается, откладывает планшет, с которого что-то читал и молча следует за мной. Веду его в зал.

— Так, парни, спарринг с моим братом!  — окликаю я всех. — В щадящем режиме! – предупреждаю парней, Тёмка морщится. Наверняка, эта поправка изрядно коробит его эго. Но я не хочу калечить брата окончательно.

Мне нужно другое — притереть бойцов с будущим боссом. Тренировки это делают лучше всего.

Через полчаса кувырканий по полу, Тёма уже розовенький, бодрый и веселый. Несмотря на болезнь, ему удалось неплохо отмахаться от Понта, который теперь недовольно сидит у стеночки, запрокинув башку, чтобы остановить Ниагару юшки из носа.

Озвучиваю брату график тренировок, глаза Тёмы загораются от счастья — как же, к взрослым дядям в компанию допустили!

 Какой же он еще глупенький! Блядь, его же тут без меня сожрут и н подавятся. Надо как-то хоть Егорова попросить присмотреть что ли?

… вспышка…

— Дмитрий Владимирович! — пожимаю полковнику руку. Он все такой же — строгий, аккуратный, киношный, словно машина времени существует. Вручаю гражданину начальнику приглашение на свадьбу — Инга их сама наделала. Красивые, элегантные.

Он хлопает меня по плечу и обещает непременно быть. И тогда я расписываю ему мой план разгромить все, что держат в городе «деды» под своим контролем.

— И ты готов лишиться черного рынка своего? — хитро прищуривается Егоров.

— А зачем законопослушному гражданину контроль над черным рынком? — усмехаюсь я в ответ.

Все давно решено — между прошлым и Ингой я выбрал фиалковые глазища! Они — драгоценность. Только они меня воскрешают и заставляют жить. По-настоящему жить, а не влачить существование в ожидании очередного киллера.

 Я себя не обманываю. То, что Князя больше нет, не значит, что услуги заказных убийств испарились в нашем городе. По слухам, Клеткой сейчас управляет какой-то молодой да борзый, пришлый. Его прозвали Гестапо за иностранную фамилию и любовь к пыткам.

…самая яркая вспышка…

…договорились с полковником о совместных действиях.

Наконец-то спецназ моего отдела и не только моего, смогут исполнить заветную мечту — разгромить бордели на хер и отпустить всех девчонок!

 Я не еду. Как всегда, слежу за операцией по компу через многочисленные камеры на спецназе.

Щелкаю мышкой по развернутым окнам на мониторе, переключаясь с одного обзора на другой.

Броневик спецназа подъезжает к бывшему борделю Лютого. Почему бывшему? Потому что сейчас дом основательно покоцан, тут словно прошли боевые действия с тяжелой артиллерией.

Замечаю у одного из окон чью-то фигуру. Распятую на стене. Передаю приказ бойцам показать мне поближе жертву чьего-то беспредела. А когда камера приближается  — отшатываюсь от монитора. Огромными гвоздями к стене приколотили Аннушку — подручную Лютого. Вернее, подручного.  О том, что Лютый держал при себе ручного транса знал, кажется, весь город. Не понятно, чем это несчастное существо так кому-то не угодило, что его столь жестоко и издевательски прикончили. Судя по застывшей на лице гримасе боли и ужаса, Анну распинали живьём.

 Что творят, суки?!

Спецура психует. Даю команду на перекур, но парни сначала снимают тело со стены и прячут в непрозрачный черный пластиковый мешок. Смерть похожая на пытку сразу же перекидывает мостик на свежую замену Князя — Гестапо.

Хорошо, что запись операции вел: делаю скрин видео с распятым телом и переправляю Смотрящему по региону с припиской: «Что за беспредельщик у вас на посту?», пусть сами разбираются с молодняком.

Перед отъездом я хоть немного разгребу тут обстановку, помогу брату!

Это будит меня окончательно.

Очень хорошо. Потому что завтра приезжают родители Инги. И для встречи с ними мне нужно быть бодрым, соображающим и во всеоружии.

Ведь я собираюсь похитить у них самой ценное — их единственную дочь.

ИНГА

Родители сидят напротив нас и внимательно смотрят. Ждут ответа. Мы с Валерием чувствуем себя, как нашкодившие школьники. Притом Валера, как ни странно, волнуется даже больше чем я.

Мы осторожно, будто прячась, пожимаем друг другу руки.

Отец начинает первым: поправляет очки, проводит рукой по волосам — тоже волнуется.

— Итак, — говорит он строго, — молодой человек, — я чувствую, как ёжится Валерий (я знаю почему — он по-прежнему считает себя недостойным меня; напрямую не говорит, но в разговоре с Артёмом поделился), — как вы объясните тот спектакль, который разыгрался перед нами пару месяцев назад? С чего вдруг вы из Артёма превратились в Валерия? А Артём, оказывается, ваш младший брат?

— Я всё объясню… — решаю вызвать огонь на себя, но две пары суровых мужских взглядов заставляют меня замолкнуть.

Ну да, молчи, женщина, мужчины говорят!

Я не злюсь. Я сейчас — натянутая струна. Ищу поддержки у мамы, но она серьёзная и отстранённая.

Мне тяжело вспоминать тот вечер, а особенно, его окончание. Я, несмотря на время, проведённое в объятиях Валерия, на наши откровенные ласки, до сих пор краснею, вспоминая мою «плату» за ту ложь. Как лежала тут, в гостиной, голая, распалённая, с расставленными ногами, и злилась, что Валерий не пошёл до конца…

О нет! Маме лучше не знать, какой бывает её пай-девочка!

Валерий, будто считывая причину моих метаний, крепче пожимает мне руку и начинает:

— Мой брат — тот ещё оболтус. Он решил поиграть с вашей дочерью, устроил фиктивную свадьбу. Инга верила ему, была влюблена. А мне пришлось сделать ему внушение… Ну, в общем, вы его сами недавно видели — только оправляется…А тогда — имел несколько непрезентабельный вид. Вот мы с Ингой и решили, что будет лучше, если я назовусь Артёмом.

Отец складывает руки на груди, сверлит Валерия тяжёлым взглядом. Мой любимый подбирается весь, напрягается, нервничает.

— То есть, вы решили заменять брата и дальше? И тоже…поиграть с Ингой?

Валерий демонстративно подносит мою руку к губам и, глядя только на меня, говорит, немного горячечно и волнуясь:

— Я не играю. Мои чувства к вашей дочери искренни. Я люблю её.

От этого признания у меня всё обрывается внутри — оно такое нужное, правильное и…неожиданное.

Валерий никогда прежде не признавался мне напрямую. Не говорил именно эти три слова, столь желанные для любой девушки. Ему просто не надо было. Он купал меня в своей любви. Я ощущала и ощущаю её каждой клеточкой.

Но его признание и нежность, что светится сейчас во взгляде, бесконечно дороги мне, так, что даже слёзы наворачиваются.

Валерий сгребает меня в охапку, прижимает к себе и шепчет:

— Тише-тише, родная. Ну что ты?

Отвечает отец:

— Видимо, мало вы её любите, Валерий, если от признания она разрыдалась!

Ой, папа! Ой, зачем ты так!

— Наверное, мало, — честно отвечает Валера, ровным голосом, хотя за секунду до этого в любимых серых глазах мелькает паника. — Я не очень умею это делать. Но, надеюсь, научиться.

— Мне нравится ваша честность, — признаётся отец. — Ну а ты, Инга, что скажешь? Тебя не принуждают? Не обижают?