С трудом я дождался 12 часов, когда был назначен сеанс радиосвязи с Каннаком. Судзуки сказал, что, кажется, самолет вылетел. Я подготовил дымовую шашку, а на шею повесил зеркало, чтобы сигнализировать летчику солнечным зайчиком. Но тут пришло сообщение: полет откладывался из-за плохой погоды.

Через некоторое время в эфир вышел Тада, который находился в самолете и ждал его вылета: «Ничего не понимаю. Он почему-то не хочет лететь на этом самолете. Говорит, что полетит на другом».

Я начинаю терять самообладание. Ведь если придется готовить к полету другой самолет, то вряд ли вылет состоится сегодня. Дело осложняется тем, что связь односторонняя: сообщения поступают только ко мне, а меня не слышат. Точного представления о том, что там случилось, я не могу составить, но, кажется, одна причина наложилась на другую: какие-то свои соображения администрации аэродрома и непонятное поведение летчика.

После длительного, томительного ожидания я в конце концов понял: самолета сегодня не будет. Кажется, Масуде здорово досталось за это время. В Алерте он три дня не позволил себе заснуть — все вертелся с моим грузом, а в результате самолет ко мне не вылетел. Из-за погоды ли? Не стоит ли запросить канадскую авиацию о помощи? Поведение гренландской переходит все границы. Но расходы по фрахтованию самолета другой компании для перетранспортировки всего груза огромны. Кто возьмет их на себя? Мои запасы подходят к концу. После того как сегодня поступило сообщение о том, что самолет вылетел, я преспокойно съел последний кусок мяса, который оставил как неприкосновенный запас. Остался небольшой мешок сухарей, а дальше — голод…

7 июня

Ясно. Температура воздуха — минус 13 градусов. Ветер западный. Пятого числа наконец-то получил продовольствие. Вот уже несколько дней, как собаки накормлены как следует. Задержка в доставке груза объяснялась тем, что гренландский летчик неожиданно запросил замены у канадской авиационной компании, так как срочно должен был вернуться во фьорд Сёндре-Стрём.

Во второй половине дня 5 июня его заменил пилот канадской авиационной компании «Брадрэй» Пат Дорир. Этот высокий, с густой бородой летчик лет тридцати пяти выглядел внушительно и вселял доверие.

Выбранное место посадки имело довольно неровную поверхность, но Пат преодолел это препятствие с легкостью и посадил свой самолет без малейших осложнений.

Выгрузив вещи, Пат сказал на прощание:

— Случится что, зови меня. Прилечу, куда потребуется.

Я был от всей души благодарен этому полярному летчику-великану, настоящему профессионалу.

Самолет доставил новые нарты, паруса и продовольствие для меня и собак. Чтобы быстрее продвигаться по ледниковому щиту Гренландии, мне нужны были новые нарты, на которые можно было бы установить парус. Прежние были слишком тяжелы, да и порядком износились, ведь они верой и правдой служили мне в течение почти всего пути к полюсу.

Привезли два вида парусов — трех- и четырехугольные. Они алого, радующего глаз цвета.

Собаки с жадностью набросились на еду. Умяли зараз половину тюленя и двухдневную норму специального собачьего корма. Целую неделю не двигался вперед из-за собак, которым надо было восстановить силы. Среди привезенных вещей я нашел крепкую веревку и с ее помощью стянул сеть, наброшенную на собак, чтобы не убежали.

Прошло добрых полдня. Уже три часа пополудни. В остальные полдня делать было нечего. Я влез в спальный мешок, взял приемник и нашел на коротких волнах зарубежную программу «Нихон хоео кайся» (Японская радиовещательная корпорация). Слушая ее, я незаметно для себя заснул. Было 6 часов вечера, когда я открыл глаза, разбуженный собаками. — У-у-У-Гав-гав… У-у-у… Гав-гав… — слышалось снаружи.

Высунул голову из палатки и увидел на некотором расстоянии от моей стоянки, не более чем в 100 метрах, движущийся предмет. Он-то и привлек внимание моих собак, которые на разные голоса реагировали на увиденное. Одновременно они выражали свой протест против неволи, в которую я их заточил. Две из них грызли сетку, а несколько других, скатавшись в клубок, пытались вырваться наружу и все более запутывались.

А вокруг простиралась сонная ледяная пустыня, на всем протяжении которой не было ничего, что бы нарушало гармонию однообразия. Ни одного лишнего предмета.

И только это!

«Лисица? Не может быть. Для волка странно, что окраска сливается со снегом», — подумал я.

Но в следующую секунду я узнал уже не раз виденную мной грузную фигуру белого медведя. И тут же меня стала бить нервная дрожь.

Неужели белый медведь мог забраться сюда из фьорда, подняться на высоту в 1700 метров? Я продолжал сомневаться. Но не сон же это, не галлюцинация!

Я выскочил из спальника, схватил ружье. Целиться можно было только из палатки. Я понимал, что между мной и медведем нет и не будет никакого заслона. Обнадеживало лишь то, что я находился по отношению к медведю с подветренной стороны.

80 метров, 70… Расстояние между нами сократи лось уже вдвое. Зверь подошел совсем близко.

Пытаясь сдерживать срывавшиеся с губ проклятия, лихорадочно заряжаю ружье. Не забываю проверить, нет ли в стволе грязи.

А медведь уже не далее чем в 50 метрах от меня. Куда лучше стрелять — в сердце или в голову? Голова — стишком маленькая цель.

Ну, решился! Я чувствую прилив смелости. В сердце, только в сердце. Где оно у него?

Как трудно быть твердым!

«Сделаю пять выстрелов подряд… Промахнуться нельзя…» — рассуждаю я сам с собой и не свожу взгляда со своего врага. А он продолжает идти вперед. Вдруг он замечает меня, останавливается и задирает морду вверх. Как будто что-то сообразив, он повертывает резко в сторону, подставив мне таким образом свой бок. Я вскидываю ружье, целюсь и стреляю в этот движущийся бок.

Зверь взревел и упал. Готово! Дело сделано. Жду несколько секунд. Медведь поднимает морду и смотрит на меня. Как завороженный, не смея, шелохнуться, стою я в дверях палатки.

Второй выстрел. Третий. Больше голова не шевелится.

«Прости, миша!»

Это был крупный зверь весом 250 килограммов и длиной 2,2 метра. На шести собаках я приволок его к палатке и стал разделывать тушу, пока она не замерзла. Шкуру зашил. Когда вскрыл желудок, в нем не оказалось ничего, кроме коричневой жидкости. Бедняга давно ничего не ел. Очевидно, он испустил дух сразу после моего первого выстрела, когда мне показалось, что он поднял голову. Мне его стало жалко.

В задней части тоже не было жира, очевидно, медведь был болен.

На туше я не нашел ни металлической бирки, ни кольца, ни клейма, которые ставят в целях научного исследования фауны.

В Гренландии охота на всех животных запрещена, в том числе и эскимосам.

Мне было об этом известно, и я немедленно передал сообщение в полицию о том, что мной убит медведь в чрезвычайных обстоятельствах. Из полиции пришло предписание следующего содержания: «поскольку на Вас со стороны медведя последовало нападение, признаем, что у Вас не было другого выхода. Шкуру не снимайте, труп медведя оставьте на месте».

Так как Канада была далеко, от меня не потребовали вернуться назад, для того чтобы дать показания.

Этот медведь зашел от побережья вглубь острова на сотню километров. Возможно, он брел по моему следу.

10 июня

Переменная облачность. Температура воздуха — минус 8-16 градусов.

Закончился десятидневный период бездействия. Двигаюсь с севера на юг по ледяному щиту Гренландии. Сегодня выехал в 20 часов 30 минут. Мой прямой, как стрела, путь пролегает по слегка повышающейся, но идеально ровной поверхности.

Собаки, отъевшиеся на тюленине и медвежатине и пребывающие в отличной форме, прошли тем не менее с 5 июня всего 53,8 километра. Сейчас я нахожусь в точке с координатами 80°36 12" северной широты и 36°08 западной долготы. Сегодня дважды произвел астрономические измерения: первый раз — сразу, как только остановился и разбил лагерь, а второй — спустя три часа. Сверка с данными, которые давала моя установка по приему и обработке информации, показала, что ошибка была не более одного километра.