Вернувшись, я позвал собак, а затем, как смог, поправил палатку. К счастью, не все четыре ее слоя были порваны. Но в двух верхних я насчитал не менее десяти внушительных дыр. Глядя на них, я не переставал радоваться, что чудом избежал медвежьих когтей.

В десятом часу я связался с Авророй и попросил прислать новое снаряжение, прежде всего палатку и провиант. Завтра прилетит спасательный самолет.

10 марта

Прекрасная погода. Температура — минус 35 градусов.

В своей поврежденной палатке я провел всю ночь без сна, пытаясь согреться у печки.

Вдруг собаки подняли необычный лай. Я схватил приготовленное ружье и выглянул из своего покосившегося убежища. Все собаки стояли с настороженным видом, прижавшись друг к другу, и глухо рычали. Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен их взгляд. Как и следовало ожидать, в 100 метрах от меня среди торосов пробирался наш вчерашний знакомец. Я быстро выскочил из палатки с ружьем, едва успев надеть варежки и шапку. Уж сегодня-то я должен его убить. Не может быть и речи о каком-то относительно спокойном путешествии, пока меня постоянно подстерегает опасность в образе этого зверя.

Я предвкушал победу.

Тем временем медведь шел прямым ходом к моей стоянке. Очевидно, он оценил качество моих припасов и теперь возвращался сюда, как к себе домой.

Я стоял не двигаясь, держа палец на спусковом крючке.

Расстояние между нами неумолимо сокращалось.

Я невольно попятился. «А что, если ружье замерзло и не выстрелит?» — пришло мне в голову. Вчера вечером я накапал на спусковой крючок бензина, чтобы он не замерз, и попробовал проверить. Вроде бы все было в порядке.

Медведь уже был в 80 метрах. Я прицелился, нажал на курок. Легкий удар в плечо. Смотрю вдаль уже не через прицел. Никого. Потом начинаю различать среди торосов очертания распластавшейся медвежьей туши. Через несколько секунд стало различимым красное пятно крови, разливавшейся вокруг его головы. Он был убит. Ни чувства жалости, ни радости я не испытал в тот миг. Была только одна мысль — «иначе я поступить не мог».

11 марта

Ясно, временами метет поземка, температура — минус 33 градуса.

Встал в 6.30, с 9.40 в пути.

Жилье у меня сейчас более удобное — просторная, двухслойная палатка. Но к сожалению, в ней холодно, даже когда зажигаю сразу обе конфорки.

Продвигаться вперед по-прежнему ужасно трудно. Непрерывно орудую ломом, но дело идет очень медленно. В полдень подул холодный восточный ветер — метров 10 в секунду. Лицо тут же обморозилось. Опять единственный, способ продвижения вперед — прорубание льда.

До 17.30 прокладывал дорогу собачьей упряжке. Пешком это расстояние можно пройти за час. К тому же на нарты нельзя положить весь груз. Он весит, наверное, около 500 килограммов, а для моих семнадцати собак это тяжело. Приходится преодолевать расстояние дважды. Так прохожу два километра.

Собаки меня все еще не слушаются. Сколько я ни кричу «яя, яя», они меня не понимают. Это еще больше ухудшает мое настроение. К тому же у сучки течка. Два пса уже не могут тянуть упряжку из-за ран, они хромают; пришлось их отстегнуть.

Ветер сильный, от него болят руки и лицо. Даю собакам корм, ставлю палатку, заползаю внутрь и облегченно вздыхаю. Зажигаю две конфорки, ем мясо, сушу промокшие вещи, ремонтирую порванные медведем брюки.

Глубокая ночь. Меня охватывают мрачные мысли. С начала пути я прошел только четыре километра. Гляжу на огонь в печке и думаю о том, что же будет дальше. Мне уже пришлось столкнуться со многими трудностями. Доводящие до безумия торосы! Медведь! Непослушные собаки, которые, вместо того чтобы тащить нарты, только и знают, что дерутся за сучку! Затрудняющий движение неподъемный груз! Кругом одни заботы и проблемы.

Я всерьез испугался своих мыслей. Неужели ищу оправдания для возвращения домой? Надо взять себя в руки! Надо вернуть присутствие духа! Пусть мне сейчас и тяжело, но надо правильно оценить создавшееся положение! Необходимо хорошенько продумать свои действия. А потом восстановить свое мужество. Не является ли создавшееся положение следствием какого-либо упущения при подготовке? Прихожу к выводу, что в случае с медведем и в непослушании собак виноват я сам.

Мой путь начался в Токио. Пролетев через Ванкувер — Иель — Найф, я попал в Резольют. Оттуда направился в поселок эскимосов Каннак в Гренландии. Каннак расположен рядом с Сиорапалуком, где я был во время первой поездки в Заполярье. У меня там осталось много друзей и знакомых среди эскимосов. В Каннаке я приобрел нарты и собак, необходимых для путешествия к Северному полюсу, и опять вернулся в Резольют. Потом отправился на базу Алерт и занялся последними приготовлениями.

Когда я сейчас вспоминаю об этом, то понимаю, что у меня совершенно не было времени спокойно все продумать, не спеша проконтролировать всю подготовку к путешествию.

Взять, например, хотя бы нападение медведя прошлой ночью. Если бы мои собаки были хорошо обучены и сплоченны, то, несомненно, они намного раньше почувствовали бы его появление. И тогда я с ружьем наизготове наверняка смог бы отразить нападение медведя.

А ружье? Если бы я тут же, в Алерте, проверил его, то все бы обошлось без того жуткого страха, который буквально раздавил меня. И почему я не почувствовал приближения медведя до тех пор, пока он не подошел ко мне совсем близко! Не является ли все это доказательством того, что я не способен вынести тяжелую жизнь в полярном крае? Вероятно, я должен был значительно раньше начать подготовку к жизни в Арктике.

С собаками своя история. Незадолго до моего приезда в Каннак английские исследователи Уолли Херберт и Аллан Джилл, намеревавшиеся обойти Гренландию, купили в эскимосском поселке более 30 собак. Кроме того, сотню собак из Каннака и окрестных селений взяли с собой охотники-эскимосы, отправившиеся с группой ученых японских университетов, решивших, как и я, достичь Северного полюса.

Население района Туле в северной части Гренландии, где находится поселок Каннак, составляет всего 600 человек, а упряжных собак имеют самое большее сто эскимосов. И при таких обстоятельствах почти 150 собак было продано буквально перед моим приездом! Какие же надежды я мог возлагать на оставшихся собак! Лучшие охотники этих мест, имеющие самых хороших собак, участвуют в экспедиции японских ученых и ведут собачьи упряжки. Среди этих охотников братья Тарирянгоа — Кари и Каукка (внуки американца Роберта Пири, ступившего первым на Северный полюс).

В Каннаке я мог пробыть не более семи дней. За этот короткий срок мне нужно было переделать массу дел: купить 20 собак, организовать постройку нарт, заказать поясные ремни и всю упряжь для собак и прочее. В результате я безумно устал.

Сначала я обошел поселок и осмотрел всех оставшихся в нем собак. Выделил заслуживающих какого-либо внимания и начал переговоры с их хозяевами-эскимосами. Вести переговоры оказалось очень трудно. О любой собаке хозяева говорили: «Продать не могу». И действительно, эскимосу нелегко расстаться с хорошей собакой: ему без нее не прожить. К тому же у меня совершенно не было времени, чтобы выбирать и торговаться.

Когда я объявил, что покупаю собак, то предложение поступило только от двух человек. Хозяева собак без всякого стеснения твердили одно: «Хорошие собаки! Работники!» А на них только глянешь, и сразу становится понятно, что они не годятся для работы.

Но у меня не было времени. Пришлось покупать собак подряд, без выбора. Я отказывался только от самых плохих.

За три дня пребывания в Каннаке я набрал лишь 16 собак. И тут на мое имя пришла телеграмма от Тома Гроха, менеджера авиационной компании «Кэмбрэк»: «140 собак из группы японских ученых погибли во время авиационной катастрофы. Группа намерена немедленно прибыть в Каннак для укомплектования, поэтому целесообразно опередить их в покупке собак…» Погибло сразу 140 собак! Я не мог в это поверить! Но ошибки быть не может, ведь мне об этом специально сообщает Том.