— Я за тебя волновался, — шепчет он. — Что случилось?

— Меня стошнило на пару пожилых леди.

В его глазах появляется озорной блеск:

— Я слышал.

— А потом появился Уильям. — Меня не удивляет, что блеск в глазах Миллера меркнет, и его спина застывает под моими руками.

— Чего он хотел?

— Позлить меня, — бормочу, прижимаясь к его груди, щеку кладу на уровне его сердца. Оно отбивает сильный, уверенный ритм, и этот звук меня окончательно успокаивает. — Скажи, что никогда меня не бросишь.

— Обещаю, — он не колеблется, словно его предупредили, что я попрошу об этом, как будто он знает, почему Уильям меня преследует.

Этого достаточно, потому что Миллер Харт не дает обещаний, которых не может сдержать.

— Спасибо.

— Не благодари меня, Оливия. Никогда меня не благодари. Иди сюда, дай мне взглянуть на тебя.

Он вырывает меня из безопасности своего тела и подтягивается, облокачиваясь на изголовье моей кровати, и так же просто усаживает меня к себе на колени. Между нашими телами чувствую его эрекцию, длинную и твердую, но судя по взгляду Миллера, я одна в состоянии страстного желания. Хмурюсь и делаю коварное движение, как раз когда он хватает мои руки и переплетает наши пальцы. А потом он, глядя на меня, понимающе изгибает бровь.

— Зачем тебе работать в бистро?

От его странного вопроса прекращаю все свои соблазнительные телодвижения.

— Чтобы зарабатывать деньги. — Это не совсем правда. У меня есть банковский счет, который под завязку забит деньгами.

— У меня куча денег. Тебе не обязательно вкалывать в лондонском кафе.

Кусаю нижнюю губу, перекатывая ее между зубами, пока раздумываю над тем, что он сказал. Он часто сглатывает, и я четко вижу перекатывания его адамово яблока. Он нервничает относительно моей реакции, ведь есть, из-за чего.

— Мне не нужны деньги от мужчин, — я остаюсь спокойной, хотя его слова забрали наполнявшее меня ранее чувство безопасности.

— Я не какой-то мужчина, Оливия, — его ладони ложатся мне на плечи, и он тянет меня к себе, к уже колючей челюсти. Синие глаза обжигают меня закипевшей злостью, но он по-прежнему ласков со мной, его голос нежен. — Не переживай.

— Не переживаю. Просто хочу зарабатывать свои собственные деньги.

— Я ведь знаю, что у тебя гораздо больше амбиций, чем простое приготовление кофе. — Голос у Миллера покровительственный, и хотя я могла бы напомнить, что его собственные амбиции были гораздо менее похвальны, к еще одной стычке сегодня я просто не готова.

— Я устала, — с этим жалким заявлением ухожу от разговора и опускаюсь на его облаченный в костюм торс, прячу лицо в изгиб его шеи и вдыхаю мужской запах.

— Устала, — он вздыхает и заключает меня в свои объятия. — Сейчас только половина седьмого, и я уверен, что ты в постели с полудня.

Игнорирую его замечание и поднимаю руку, играя с его ухом, указательным и большим пальцам тереблю мочку.

— Как прошел твой день?

— Был долгим. Что хотел Андерсон?

— Я уже сказала, позлить меня.

— Поясни.

— Нет.

— Я задал вопрос.

— Ты можешь задавать его, сколько угодно, — шепчу я. — Я не хочу об этом говорить.

Он отодвигает меня прежде, чем я успеваю сгруппироваться и помешать ему. Он поднимает меня так, что я оказываюсь верхом на нем, и крепко сжимает мои бедра, в глазах нетерпимость.

— Вот незадача.

— Для тебя, — бормочу возмущенно. Я испытываю его терпение, но у меня совсем нет желания делиться с ним своими недавними познаниями — возможно, никогда не появится. Я была рождена из выгоды, выгоды не совсем обычного рода. Я служила цели, одной единственной цели, которая, в любом случае, провалилась.

Я под пристальным наблюдением. Он ждет моих объяснений, которых никогда не будет, и все равно выжидающая поза Миллера не спасает меня от более неприятных мыслей, которые лезут через барьер в моей голове. Как должен был себя чувствовать Уильям, зная, что Грейси беременна от другого мужчины, когда он любил ее так сильно? Она наказывала его, трахаясь с другими мужчинами, теперь это ясно, но намеревалась ли она беременеть? Было ли еще одним из моих предназначений наполнить Уильяма болью? И заставил бы Уильям маму избавиться от меня, если бы я не служила отвлечением для его врагов? Я была всего лишь пешкой. Вещю, которую Уильям использовал для своей выгоды.

— Оливия? — ласковый голос Миллера, зовущий меня по имени, возвращает мое удрученное сознание в комнату, туда, где я с кем-то, кто меня действительно хочет. Не потому что я должна выполнить какую-то задачу, а потому что я и есть его задача.

— Уильям меня использовал, — шепчу я, эти слова причиняют мне физическую боль. Я проходила через это. Проходила через боль быть брошенной, но теперь я столкнулась с новым видом боли. — Мама забеременела от другого мужчины, чтобы наказать Уильяма. — Вздрагиваю от холодности собственных слов и зажмуриваюсь. — Они любили. Уильям и мама были безнадежно влюблены, и они не могли быть вместе из-за мира Уильяма. Если бы не те люди узнали об их с Грейси отношениях, они бы использовали ее против него. — Вдруг в голову приходит вероятность того, что Уильям держал ее при себе не только для того, чтобы удовлетворять свою потребность в ней, но и как другое, сдерживающее средство. Он никогда не связывался со своими девочками. Это было общеизвестным фактом.

Мои глаза остаются крепко зажмурены, пока я не чувствую движение под собой и теплые губы Миллера на моих:

— Шшш, — успокаивает он меня, несмотря на то, что я уже перестала говорить. Мне больше нечего сказать, и я надеюсь, Миллер больше не будет допытываться. Каждая крупица той информации, что Уильям скормил мне сегодня утром, вся сила и страсть их с мамой отношений была уничтожена его финальным откровением.

Ты спасла жизнь своей мамы.

Нет, не спасла, и мое сегодняшнее состояние не позволит мне почувствовать сожаление.

— Как долго ты знаешь Уильяма? — спрашиваю, когда он, не останавливаясь, покрывает поцелуями мои щеки и губы.

— Десять лет. — Его ответ приносит завершенность в разговор, а его губы продолжают терзать мои, язык проскальзывает в мой рот и с трепетом исследует. Чувствую отвлечение, так что отстраняюсь от его пытливых губ и смотрю на него секунду, убирая с его лба непослушную прядь волос. Он недоволен моим отказом, что только усиливает мои подозрения.

— Когда ты понял, что я знакома с Уильямом, ты знал, что ему будет что сказать о нас, так ведь? Он не согласен с тем, как ты ведешь дела.

— Правильно.

— Это все?

Он пожимает плечами, выражая безразличие.

— Андерсону есть что сказать о многих вещах, включая меня.

— Он сказал, что ты аморален, — шепчу, опустив глаза на наши колени, почти пристыженная тем, что делюсь мыслями Уильяма, смешно, учитывая, что я слышала, как Уильям говорил это Миллеру в лицо.

— Посмотри на меня, — он подушечкой пальца касается меня под подбородком, вынуждая поднять лицо. Тут же встречаюсь с сияющим взглядом и мягкими приоткрытыми губами. — Никогда с тобой, — говорит он четко, тихо, словно магнит, притягивая мой взгляд.

Я это знала. Нашу ужасную встречу в отеле нужно забить. Там не был мой Миллер.

— Я люблю тебя, — говорю ему на выдохе, обвивая его руками, вжимаюсь в его торс и щекой опускаюсь на его плечо. Он отвечает мне практически неслышным стоном и опрокидывает меня на спину, всем своим телом пригвождая меня к постели. — Ты весь помнешься, — бормочу, взъерошивая его волосы, и пытаюсь отключиться от встречи с Уильямом. Все эти годы я хотела услышать объяснение, совершала ради этого немыслимые поступки, и вот теперь я столкнулась с ним и всем сердцем желаю забыть.

— Могло быть и хуже, — он прикусывает кожу на шее, от жаркого давления его губ я начинаю извиваться.

— Как? — Навязчивая идея Миллера относительно своего внешнего вида явно уменьшилась, в то время как мне должно чрезвычайно льстить, что его строгие, странные привычки ослабли, я никак не могу понять, почему меня так беспокоит его равнодушие.