— Их просто нет, — приподнимаю их еще сильнее, но никак не могу понять, как он видит что-то, а я нет.

— Они идеальны, — он вдруг хватает меня, и я верещу, когда он бросает меня на постель, накрывая собой. — Прошу, пусть они остаются такими, какие есть.

— Ладно, — соглашаюсь я за секунду до того, как его рот накидывается на мой, ласково, но целенаправленно терзая мои губы. Я ошарашена, полностью поглощена, обожаю его расслабленное состояние. Все напряжение ушло.

Ну, или почти все.

— Мой костюм, — бормочет он, прокладывая дорожку из поцелуев к моему уху. — Мой внешний вид никогда не был таким сомнительным, пока ты не ворвалась в мою жизнь, сладкая девочка.

— Ты выглядишь идеально.

Несогласно фыркнув, он поднимается с моего пропитанного желанием, обнаженного тела и встает, поправляя свой костюм, заканчивает возней с галстуком, я же все это время просто смотрю на него.

— Одевайся.

Я вздыхаю и передвигаюсь на край постели, в то время как он подходит к моему зеркалу, чтобы видеть, что именно делает. Хотя я уже и привыкла к Миллеру и его дотошности, очарование остается таким же сильным. Все в нем, все, за что он берется, сделано с невероятной аккуратностью и вниманием, все это быстро стало привлекательным… за исключением моментов, когда наружу выбирается его темперамент. Отбросив эту мысль, я оставляю Миллера возиться с галстуком, а сама собираюсь, надевая чайное платье с цветами и пару вьетнамок, после чего сушу волосы и сражаюсь с ними добрых несколько минут, ругая себя за то, что не дала кондиционеру впитаться, прежде чем смыла его. Поднимаю, опускаю, несколько раз приглаживаю, и в конце концов, раздраженно фыркнув на непослушные локоны, стягиваю их в низкий хвост, перекинув через плечо.

— Милашка, — заключает Миллер, когда я возвращаюсь к нему показаться, его взгляд блуждает по мне вверх и вниз, он все еще борется с галстуком. — Никаких конверсов сегодня?

Опускаю взгляд на свой розовый педикюр и шевелю пальцами ног:

— Тебе не нравится? — Поклясться готова, ноги Миллера в жизни не прикасались к шлепанцам. Думаю, что ноги Миллера никогда не касались ничего, кроме дорогих, высококачественных кожаных туфель ручной работы. Он даже в спортзал не обувает кроссовки, вместо этого ходит туда босиком.

— Оливия, ты могла бы нацепить мешок и выглядеть при этом, как принцесса.

Улыбаюсь и беру сумку, перекидываю ее через плечо, давая себе несколько драгоценных секунд любования опрятностью Миллера.

— Люди, должно быть, думают, какая мы странная парочка.

Он хмурится, подходя ко мне, ладонью накрывает заднюю часть моей шеи и ведет нас из спальни:

— С чего бы это?

— Ну, ты весь такой в костюме и туфлях, и я, — смотрю вниз, подбирая правильные слова, — кокетливая. — Не могу подобрать более подходящего слова.

— Достаточно, — тихо обрывает он меня, пока мы спускаемся по лестнице. — Попрощайся с бабушкой.

— Пока, Нан! — кричу, не получив возможности найти ее. Он ведет меня прямо к двери.

— Повеселитесь! — кричит она с кухни.

— Я привезу Оливию позже, — говорит Миллер, снова став формальным, как раз перед тех, как за нами закрывается входная дверь. Смотрю на него уничижительным взглядом, игнорируя его, когда он, заметив это, смотрит на меня вопросительно. — Садись, — он открывает для меня дверцу «мерседеса», и я устраиваюсь на мягкой коже пассажирского сиденья.

Дверь осторожно закрывается, и он садится рядом со мной, заводит машину и отъезжает прежде, чем я успеваю пристегнуться.

— Так и чем же мы займемся? — снова допытываюсь я, пристегиваясь.

— Ты скажи.

Смотрю на него в удивлении, но не медлю с ответом.

— Припаркуйся рядом с Мейфэр⁸.

— Мейфэр?

— Да, мы прогуляемся, — я снова смотрю вперед, замечая, что на дисплее высвечивается шестнадцать градусов Цельсия, также как в прошлый раз, только сейчас стало намного теплее. Я вдруг чувствую, что задыхаюсь, но, не желая расстраивать идеальный мир Миллера, немного приоткрываю окно.

— Прогуляемся, — бормочет он задумчиво, как будто это его беспокоит. Может и так, но я игнорирую озабоченность в его голосе и тихо сижу на месте. — Прогуляемся, — говорит он себе, начиная постукивать по рулю. Чувствую, как от него волнами исходит неуверенность. — Она хочет прогуляться.

Улыбаюсь, едва заметно качая головой, а потом сильнее вжимаюсь в кресло, как раз в этот момент Миллер разбивает тишину в машине, включив стерео. Песня «Pursuit of Happiness⁹» Kid Mac заполняет машину, и я гримасничаю в удивляющем меня теперь выборе музыки. Я точно знаю, что он то и дело смотрит на меня, но я не шучу над ним со своим любопытством. Наоборот, молчу остаток пути, перебирая в голове такие разные повадки моего сбивающего с толку Миллера Харта, и ставящего в тупик мира, в который я вошла добровольно.

В этот раз, когда Миллер въезжает на парковку и глушит двигатель, я поступаю умнее и не выскакиваю сама из машины. Он обходит автомобиль, застегивая пиджак, и открывает для меня дверцу.

— Благодарю, сэр.

— Пожалуйста, — отвечает он, без намека на понимание моего сарказма. — Что теперь? — Бегло осматривает окружающую нас обстановку, после поднимает рукав пиджака, проверяя время.

— Ты торопишься? — спрашиваю я, тут же раздражаясь от его неуважительного жеста.

Он переводит на меня свой взгляд и опускает руку:

— Ни в коей мере, — он снова расправляет костюм — все, что угодно, только бы избежать моего недовольного тона. — Что теперь? — повторяет он.

— Мы пройдемся.

— Куда?

Сутулю плечи. Будет непросто.

— Это предполагает расслабление. Что-то неторопливое и приятное.

— Я могу найти способы, доставляющие гораздо больше удовольствия, Оливия, и ни один из них не подразумевает, что ты будешь на публике. — Он абсолютно серьезен, и я чувствую давление между ног, когда он в который раз бросает взгляд на окружающих.

— Ты когда-нибудь прогуливался? — спрашиваю.

Он быстро обращает ко мне свой пытливый взгляд:

— Я перемещаюсь из точки А в точку Б.

— Ты никогда просто не наслаждался великолепием Лондона? — Я поражена тем, что кто-то может жить в таком великолепно-величественном городе и не погрузиться в его историю. Бардак.

— Ты одно из самых милых великолепий этого города, и я бы с радостью тобой сейчас насладился, — он смотрит на меня задумчиво, и я знаю, что будет дальше. Усиливающееся давление между ног верный тому признак, так же как и блеск желания в его глазах, следующий за ленивым взмахом ресниц. — Но я не смогу насладиться тобой как следует здесь, так ведь?

— Нет, — отвечаю быстро и решительно, пока эти синие глаза окончательно меня не затянули. Он не горит желанием гулять, но я хочу. Меня всю трясет, страсть моего тела вибрациями расходится по открытому воздуху вокруг нас, но я хочу получить удовольствие с Миллером другим способом. — Как же твои картины?

— Что с ними?

— Ты должен ценить красоту тех вещей, которые рисуешь, в противном случае ты бы не стал их рисовать. — Упускаю тот факт, что они могли бы быть еще красивее, если бы рисунки были четкими.

Он равнодушно пожимает плечами и оглядывается вокруг нас, теперь это уже на самом деле раздражает.

— Я вижу то, что меня восхищает, делаю снимок, а потом просто рисую.

— Вот так просто?

— Да, — он не смотрит на меня.

— Не думаешь, что было бы гораздо полезнее рисовать с натуры?

— Не вижу в этом нужды.

Устало вздохнув, перекидываю сумку через плечо. Я все еще не получила его целиком, не считая того, что постоянно себя в этом убеждаю. Дурачу сама себя.

— Готов?

Ответом мне служит рука на моем затылке и подталкивание вперед, но я замираю и выкручиваюсь. А потом я одариваю его презрительным взглядом, он же смотрит на меня с явным замешательством на красивом лице.