— «Пино Нуар», пожалуйста, — сказала она бармену, — если у вас есть открытая бутылка.

— Принесите бутылку вашего лучшего, — сказал хакер.

Джейни попыталась запротестовать, но он остановил ее взмахом руки.

— Это и мое любимое. Как вы узнали?

Улыбка у него оказалась прекрасная. По контрасту с общим грубоватым обликом зубы были белые, ровные и невероятно здоровые на вид. Джейни подумала, что они, наверное, выглядят эффектно по ночам, в стакане на прикроватном столике. Эта мысль вызвала у нее внутреннюю улыбку — и внезапное ощущение раскованности.

Появилась бутылка, вместе с двумя стаканами. Хакер одним глотком допил свой виски и налил им обоим. Церемонным жестом подвинул стакан к Джейни и поднял свой.

— За что пьем?

— За виноград пино, одно из прекраснейших Божьих творений.

Они чокнулись. Она поднесла стакан к лицу, втянула изумительный аромат и на мгновение зажмурилась, отдавшись ощущению удовольствия. Снова открыла глаза и медленно отпила глоток прозрачного красного вина.

— Ах… божественно! Теперь ваша очередь произнести тост.

— За мою прекрасную соседку. — Он наклонился поближе и втянул носом воздух. — От которой так изумительно пахнет.

К концу бутылки они сговорились на пяти тысячах кредитов за получасовую прогулку по Большой базе — эту сумму она могла позволить себе потратить сама, если агентство Кристины откажется, и с радостью заплатит, если эта прогулка даст новое направление ее исследованиям, на что она очень рассчитывала.

— Мне нужна гарантия полной анонимности. Пожалуйста, не используйте идентификационных номеров.

— Конечно нет, — заверил Джейни хакер, одарив ее ослепительной улыбкой. — Вообще никаких.

Она не поняла, что означало последнее замечание, но не смогла заставить себя спросить. Ничего, скоро выяснится. Они договорились о месте и времени следующей встречи, которая должна была состояться после ее возвращения из Исландии, и Джейни отбыла домой, работать над списком, в котором все имена были ей незнакомы.

Де Шальяк прочел написанное на пергаменте послание и поднял взгляд на доставившего его юношу. Этот был совсем не похож на Чосера; парень выглядел глуповатым, и элегантный француз постарался сформулировать свой ответ как можно проще, без всяких цветистых изъявлений преданности и уважения, которые он выказывал пажу Лайонела.

— Скажи принцу Лайонелу, что мы осмотрим его сегодня днем. И передай мои заверения в том, что я горю желанием увидеться с ним.

Посланец неуклюже поклонился и отбыл, а де Шальяк вернулся к своим занятиям. Когда к нему присоединился Алехандро, на лице француза застыло слегка удивленное выражение, которое, однако, быстро уступило место раздражению.

— Похоже, у принца Лайонела в моем доме есть шпион, — заявил он, — который подслушивал, как мы договаривались вместе осмотреть его. Принц только что прислал письмо с сообщением, что хочет видеть нас обоих.

Де Шальяк положил пергамент на стол.

Алехандро взял его, прочел и поднял взгляд на де Шальяка, от всей души надеясь, что тот не заметит его радости.

— Судя по этой записке, паж Чосер проникся к вам симпатией, — продолжал де Шальяк. — Нас «приглашают» осмотреть принца как можно быстрее.

Сердце Алехандро гулко заколотилось.

«Парень сделал это!»

— Надо понимать, что мы должны отправиться в путь немедленно.

— Правильно. — Де Шальяк вскинул подбородок. — Вообще-то, коллега, может сложиться впечатление, будто вы сговорились с молодым человеком. Мне, конечно, доставит удовольствие поработать вместе с вами, но не нравится мысль, что при этом вы можете каким-то образом оказаться вне поля моего зрения.

Алехандро потребовалось величайшее усилие воли, чтобы сдержать улыбку.

— Могу я подготовиться к визиту?

— Более того — должны. Я дам вам плащ и шляпу.

— Мне не помешает взять и свою сумку.

— Нет, — тут же ответил де Шальяк. — Вот уж нет.

— Вряд ли это будет способствовать укреплению вашей репутации, если у коллеги, которого вы приведете с собой, не окажется при себе нужных инструментов.

Гордыня де Шальяка снова взяла над ним верх.

— Ладно. Можете взять сумку, только оставьте здесь нож.

Они быстро скакали по парижским улицам, довольно сильно запруженным пешеходами. С обеих сторон Алехандро сопровождали вездесущие стражники, вооруженные короткими мечами, что не мешало ему, воспользовавшись внезапно обретенной, пусть и относительной свободой, жадно впитывать окружающие картины и звуки. Он так долго видел только то, что открывалось из окна особняка де Шальяка! Вид, может, сам по себе и неплохой, но единственно доступный. Алехандро не осознавал, насколько глаза изголодались по всем этим картинкам реальной жизни, пока снова не окунулся в нее.

Перед выходом де Шальяк велел охранникам продемонстрировать Алехандро, какие острые у них мечи и как быстро они могут их выхватить.

— Чтобы у вас даже мысли не возникало о бегстве, — сурово объяснил он.

Это предостережение, однако, никак не повлияло на настроение Алехандро. Он не собирался предпринимать попытку бегства именно во время этой поездки, поскольку чувствовал уверенность, что, если она пройдет успешно, перед ним откроются и другие возможности. В конце концов, де Шальяк может убрать охранников, и вот тогда… Однако случится это не сегодня, без сомнения.

Так приятно было снова скакать на коне, хотя этот жеребец был меньше его собственного и имел другой шаг, более медленный, тяжелый. Алехандро не знал, как среагирует этот конь, если придется хлестнуть его поводьями и сжать пятками бока, пытаясь пустить галопом. Сумка Алехандро была приторочена у него за спиной, и по пути он чувствовал ее давление на поясницу; ощущение, ставшее привычным почти за десять лет скитаний.

Однако больше всего во время этой скачки ему недоставало присутствия рядом девочки, теперь уже женщины, к которой он так успел привыкнуть.

Дофин, которому предстояло когда-нибудь занять трон Франции, если все пойдет в соответствии с планами его отца, короля Иоанна, занимал гораздо более величественный особняк, чем тот, который принадлежал де Шальяку. Однако, оказавшись внутри, Алехандро тут же вспомнил замок Виндзор — из-за обстановки, гораздо более заурядной, чем в доме де Шальяка. Возможно, предположил он, ради удобства Лайонела послали за его собственной мебелью и другими вещами; если уж держать принца в заложниках, разумно постараться доставить ему удовольствие, окружив тем, к чему он привык.

Джеффри Чосер отвел их в спальню, большую комнату с высокими окнами и богато украшенной мебелью. У одной стены стояла массивная постель на высоких столбиках, с тяжелым балдахином; по обеим сторонам от нее висели красочные гобелены с изображениями святых, творящих те чудеса, за которые они были канонизированы. На постели под меховым покрывалом лежал принц Лайонел, в позе, свидетельствующей о том, что ему нехорошо. Он со стоном повернул голову, когда они вошли.

Рядом сидела графиня Элизабет Ольстерская, его жена. Молодая женщина выглядела встревоженной и была необычайно бледна, даже на фоне белой вуали, свисающей с ее головного убора.

«Такая уж сейчас мода», — напомнил себе Алехандро.

Ни одна женщина королевского происхождения не позволит себе выглядеть так, словно работала на жарком солнце. Он словно воочию увидел кожу Адели, розоватую, с оттенком слоновой кости, и то, как она накидывает капюшон плаща, чтобы уберечь лицо от солнца.

Элизабет была не намного старше Адели тех времен, когда Алехандро любил ее. И цвет волос юной графини… такой похожий, что у него защемило сердце.

Она сжимала руку мужа, как будто боялась, что он может ускользнуть от нее, и нашептывала ему что-то успокаивающее. Увидев вошедших, она нежно похлопала принца по руке и встала, шурша шелком платья.

— Ах! — воскликнула она, пересекая комнату. — Де Шальяк! Я так рада, что вы пришли! Когда Джеффри сказал, что есть подозрение на иную болезнь, мне стало дурно от беспокойства. — Она повернулась к принцу. — Правда же, дорогой?