– Пойду поплаваю. Кто со мной?

– Через минутку, – лениво ответила Линни, и Юнис пошла одна.

Мы проводили взглядом ее крепкую, хорошо очерченную фигуру. Когда Юнис решительно нырнула в воду, Линни сказала то, о чем я подумал:

– Она теперь вообще не пьет.

– Вы хорошо на нее действуете.

– Конечно. – Она мягко засмеялась и потянулась, как кошка. – И такая восхитительная жара!

– Да.

– Откуда на вас столько шрамов?

– Тигры, львы и аппендицит.

Она фыркнула.

– Мы пойдем плавать?

– Через минутку. О чем вы, Юнис и Оффен говорили до моего прихода?

– О... – В ее голосе послышалась скука. – Он хотел знать, что вы здесь делаете. Юнис сказала, что вы и Уолт обстряпываете здесь какое-то дельце, но она не знает какое. И еще... а, да, он спросил, правда ли, что Уолт – представитель страховой компании, и Юнис подтвердила. Потом он спросил, кем работаете вы и почему вы здесь с нами...

– Юнис не говорила, что я дал ей фотографию специально, чтобы показать ему? Не говорила, будто я убежден, что лошади, которых он держит на ферме Орфей, на самом деле Мувимейкер и Сентигрейд?

Линни покачала головой.

– Вы уверены?

– Абсолютно. А если бы мы сказали, это имело бы значение?

– Это было бы в некотором смысле катастрофой.

– Не беспокойтесь, об этом мы не говорили. До вашего прихода он посидел с нами минут пятнадцать. И все, что Юнис сказала о вас... это ее точные слова: вы мелкий конторский служащий в отпуске. – Линни засмеялась. – Ее муж, сказала она, в благодарность за то, что вы спасли ему жизнь, оплачивает здесь ваши счета, и единственное, что вас в настоящее время интересует, это девушка в Сан-Франциско.

Я посмотрел на голову Юнис, мелькавшую в волнах. Интересно, почему она отвечала Оффену именно так, как надо? Из вредности или сознательно?

– Какая она? – спросила Линни.

– Кто?

– Девушка в Сан-Франциско.

– Лучше спросите Уолта. – Я повернулся и посмотрел на Линни. – Это его изобретение.

Она вздохнула и засмеялась одновременно.

– Ой... прекрасно! Я хотела сказать, а что вы тогда по правде делаете?

– Сейчас я делаю то, о чем не хотел бы, чтобы Юнис рассказала Кэлхему Оффену.

Она несколько секунд неотрывно смотрела на меня.

– Поэтому вы ничего нам не рассказываете? Вы не доверяете ей?

– Она не хочет, чтобы лошади вернулись.

Линни часто заморгала.

– Но ведь она не будет... не будет же она намеренно вредить вам? Ведь вы ищете этих лошадей для ее мужа.

Я улыбнулся, а она резко села и обхватила руками колени.

– Вы заставляете меня чувствовать себя такой... наивной.

– Вы очаровательны, – сказал я.

– А теперь вы смеетесь надо мной.

Я ощутил порыв сказать, что люблю ее, но во мне не было уверенности, что это правда. Может быть, я хотел лишь противоядия против депрессии. Линни, безусловно, была лучшим противоядием, какое я мог найти.

– Утром я опять уеду, – вздохнул я.

– В Сан-Франциско.

– Да, что-то вроде.

– Надолго?

– На двое суток.

– Это ваша последняя неделя. – Линни мечтательно смотрела на море.

Невольно у меня возникла мысль, что если бы Линни и в самом деле... Я резко тряхнул головой, будто силой хотел вышвырнуть девушку из сознания, и медленно поднялся.

– В любом случае, есть еще сегодня, – улыбнулся я. – Пойдемте в воду.

В семь вечера, еле волоча ноги и умирая от жажды, вернулся Уолт.

– Детективы из окружной прокуратуры снимут с меня скальп, если узнают, что мы используем их в своих целях, – проворчал он. – Двое из них согласились поехать завтра на ферму Орфей, я встречу их на шоссе из Лос-Анджелеса и покажу дорогу. Послезавтра парень из конторы, ведущей племенную книгу, уезжает, я договорился, что ему позвонят из окружной прокуратуры и вызовут на опознание.

– Лучше и быть не может.

– А что у вас? – спросил Уолт.

– Оффен приезжал сюда с разведывательной миссией.

– Чего он хотел?

– Приехал поискать ответы на некоторые вопросы. Юнис его восторженно приняла, но ничем не помогла, и он уехал, убежденный, что мы на днях появимся у него на пороге.

– По-моему, он хотел знать, не бросили ли мы это дело и не уезжаем ли домой. Тогда бы он спокойно перевез лошадей из Аризоны на ферму Орфей. Ведь последние дни он не видел нас, а ему надоело сидеть на атомной бомбе с взрывателем в руках. – Уолт сделал глоток виски и одобрительно кивнул. – Завтра он получит все, чего ему хочется.

Когда Уолт перед обедом устало плескался под душем, я позвонил Джеффу Рутсу.

– Как было в Майами? – спросил я.

– Жарко, скверно, и я прибавил четыре фунта.

Посочувствовав, я поблагодарил его за помощь с газетным архивом и сказал, что благодаря мисс Бритт мы нашли двух жеребцов.

– Хотел бы не поверить в это. Вы уверены?

– Да.

Он вздохнул от всего сердца.

– Тогда нам надо начинать процедуру...

– Я... м-м-м... уже начал ее. Через день-два оба жеребца будут у нас. Потребуется поместить их в какую-нибудь уважаемую респектабельную конюшню, пока их идентифицируют. Учитывая, сколь долгое время они считались потерянными, опознание и восстановление их имен в племенной книге может занять месяца два. Как вы думаете, где лучше всего их разместить?

– Полагаю, вы просите, чтобы я разместил их у себя? – помолчав, сказал он.

– Нет, – возразил я. – Слишком много совпадений. И Крисэйлис, и они. Я бы считал, что лучше всего их разместить где-нибудь в официальном месте... если у вас есть такое.

– Подумаю. – Он прокашлялся. – Не будет ничего незаконного в их возвращении прежним владельцам?

– Не больше незаконного, чем в случае с Крисэйлисом.

– Это не ответ.

– Никаких неприятностей с полицией не будет, – сказал я.

– Да, надеюсь. Их и не должно быть, – вздохнул он. – Когда мне ожидать лошадей?

– Если все пойдет хорошо, они прибудут в Лексингтон в воскресенье.

– А если не все пойдет хорошо?

– У вас проблем не будет.

– А у вас? – засмеялся он.

– Одной проблемой больше, какое это имеет значение?

Больше тридцати часов я просидел среди скал в пустыне Аризоны, наблюдая скучную жизнь, которую вел Матт Клайв на ферме.

Как и сестра, он был быстрым, ловким и сильным. Матт поил скот, чинил забор, убирал дом, кормил кур и много времени проводил в большом сарае позади дома.

Я устроился высоко среди скал с восточной стороны долины, в полумиле от дороги, ведущей на ферму. На высоте трех тысяч футов над уровнем моря жара была терпимой, хотя в полдень солнце припекало с такой сумасшедшей силой, что яйца могли бы поджариться на камнях, если бы кому-то взбрело в голову готовить здесь яичницу.

Растения пустыни созданы для того, чтобы защищать только самих себя. За моей спиной росла большая агава. Ее центральный стебель поднимался на шесть футов, выбрасывая плоские цветы, меняющие цвет от красного до ослепительно желтого. Вместо листьев от самой земли поднимались острые как бритва колючки. Негнущиеся, угловатые, они вообще не отбрасывали тени. Под игольчатыми шипами и плоскими цветами не укрылся бы и карлик. Пока солнце не уходило за холмы, я прятался в маленькой расщелине под нависавшей над ней скалой в полоске тени всего в несколько дюймов.

В первый день я не заметил следов присутствия ни Оликса, ни Шоумена, ни других лошадей, хотя они должны были находиться в большом сарае.

Я прилетел самолетом в Лас-Вегас и, взяв там напрокат машину, отправился в Кингмен. На это ушло первое утро. У развилки дороги, ведущей на ферму, пришлось решать: рисковать ли встречаться с Клайвом на дороге или идти десять миль пешком. Десять миль в одну сторону – это еще и десять миль назад. Я решил рискнуть. Машина протестующе подпрыгивала, когда в двух милях от фермы я свернул в пустыню. Сейчас я спрятал ее в глубоком овраге.