— Это же волк! — воскликнул Дануг.

— Маленький волчонок, — прибавила Лэти. Глаза ее светились от удовольствия.

Эйла заметила, что Ридаг протиснулся поближе, чтобы посмотреть на зверька. Он протянул руку, и волчонок понюхал ее, а потом лизнул. Ридаг лучился от радости.

— Где же ты взяла волчонка, Эйла? — знаками спросил мальчик.

— Это долгая история, — так же ответила она. — Потом расскажу. — Она быстро стянула парку. Неззи подхватила ее и протянула Эйле чашку горячего чая. Эйла благодарно улыбнулась и сделала несколько глотков.

— Не важно, где взяла… А вот что ты собираешься с ним делать? — вмешался Фребек. Эйла знала, что он понимает язык знаков, хотя и клянется, что нет. Очевидно, он понял Ридага. Она обернулась и посмотрела на него.

— Буду заботиться о нем, Фребек, — сказала Эйла; глаза ее презрительно блеснули. — Я убила его мать, — она указала на черную волчицу, — и теперь я должна позаботиться об этом малыше.

— Это не малыш. Это волк! Зверь, который может причинить вред человеку, — ответил он. Эйла редко вступала в конфликт с ним и с кем бы то ни было, и он знал, что в мелочах она всегда предпочтет, столкнувшись с его грубым напором, уступить — только бы избежать конфликта. Он и сам не рвался ссориться с ней, да и вообще не любил ссор, особенно если чувствовал, что все равно выйдет не по его.

Манув поглядел на волчонка, потом на Фребека, и его лицо перекосила кривая усмешка.

— Боишься, что этот страшный зверь причинит тебе вред, Фребек?

Всеобщий хохот заставил Фребека побагроветь от гнева.

— Я не то имел в виду. Волки могут причинить вред человеку. Все это знают… Сначала лошади, теперь волк. Что дальше? Я не животное, и я не хочу жить среди животных, — сказал он и пошел прочь. Он не собирался ждать, кого выберут остальные обитатели стоянки — его или Эйлу с ее лошадьми и волком, — если их поставят перед выбором.

— У тебя осталось еще турье мясо, Неззи?

— А, проголодалась! Сейчас дам тебе пообедать.

— Не мне. Для волчонка, — ответила Эйла.

Неззи принесла Эйле кусок турьего мяса, не понимая, как такое крохотное существо может съесть его. Но Эйла помнила давно усвоенный урок: дети едят то же, что их матери, только еда должна быть мягче, должна легче жеваться и глотаться. В своей долине она вырастила маленького пещерного львенка, кормя мясом и бульоном вместо молока. А волки тоже плотоядные звери. Она вспомнила, что не раз, изучая волчьи повадки, видела такую картину: взрослые разжевывают пищу и выплевывают ее, чтобы скормить в логове детенышам. Но ей даже не надо разжевывать это мясо, у нее есть руки и острый нож, чтобы как следует измельчить его.

Накрошив мясо, Эйла положила его в миску и залила водой, теплой, как волчье молоко. Волчонок обнюхивал края ямы, но боялся сунуться за ее пределы. Эйла присела на подстилку, протянула руку и тихонько позвала волчонка. Она взяла маленького зверя, которому было холодно и одиноко, и перенесла его в тепло и уют — и теперь ее голос прочно связался для него с чувством безопасности. Пушистый меховой шарик покатился к ней.

Прежде всего она взяла волчонка на руки, чтобы как следует разглядеть его. При ближайшем рассмотрении он оказался самцом, очень юным — с его рождения прошло не больше одного оборота луны. Интересно, были ли у него братья и сестры, а если были, то когда они умерли? Она не обнаружила у него никаких телесных повреждений, и он был не таким уж тощим — в отличие от своей матери. Эйла подумала о том, каких страданий стоило черной волчице сохранить в живых своего последнего детеныша; это напомнило ей об испытаниях, которые пришлось вынести ей самой, и укрепило ее решимость. Она должна сделать все возможное, чтобы этот волчонок выжил, чего бы ей это ни стоило, и пусть Фребек и все остальные даже не пытаются остановить ее.

Не выпуская волчонка, Эйла опустила палец в чашку и сунула его под нос маленькому зверю. Волчонок был голоден; он понюхал палец Эйлы, лизнул его, а потом облизал дочиста. Она снова окунула палец в навар — и он снова жадно облизал его. Она держала волчонка на руках и продолжала кормить его, чувствуя, как постепенно округляется его животик. Решив, что он насытился, она поднесла к его носу немного воды, но он только чуть-чуть отхлебнул ее. Потом она отнесла волчонка к очагу Мамонта.

— Думаю, сейчас ты возьмешь на той полке какую-нибудь старую корзину, — сказал Мамут, идя следом за ней.

Эйла улыбнулась. Он точно знал, что у нее на уме. Она огляделась и наконец обнаружила большую плетеную корзину для приготовления пищи, прохудившуюся с одного бока, и поставила ее у изголовья своей постели. Но когда она положила в нее волчонка, тот заскулил, просясь прочь оттуда. Она взяла его на руки и снова огляделась, не зная, как быть. Можно было бы взять звереныша к себе в постель, но она уже испытала это с маленькими жеребятами и львенком: трудно отучать их от этой привычки, когда они подрастают. И потом, едва ли Джондалар захочет делить ложе с волком…

— Не нравится ему в корзине. Хочет, чтобы рядом с ним спала мать и другие волчата, — вздохнула Эйла.

— Дай ему что-нибудь из своих вещей, Эйла, — посоветовал Мамут. — Что-нибудь мягкое, удобное, знакомое… Теперь ты его мать.

Она кивнула и окинула взглядом свой немногочисленный гардероб. Прекрасный подарок от Диги, та одежда, что она носила еще в долине, да несколько мелочей, которые она выменяла в племени, — вот и все. А сколько у нее было запасных накидок и кусков выделанной кожи — и во время жизни в Клане, и даже потом, в долине…

Она заметила корзину с вещами, которую принесла с собой из долины; она стояла в дальнем углу площадки, где хранились запасы. Порывшись там, Эйла обнаружила накидку, в которую она завертывала Дарка, но, подержав минуту, сложила ее и засунула обратно. Ей было тяжело прикасаться к ней. Потом она нашла унесенную когда-то из Клана большую мягкую старую шкуру. Она использовала ее прежде как плащ, связывая края длинной тесемкой, — носила, сколько помнила себя, до того дня, когда впервые ушла из долины с Джондаларом. Кажется, уже так давно это было…

Она застелила шкурой корзину и положила туда волчонка. Тот принюхался, а потом быстренько свернулся калачиком и уснул.

Внезапно Эйла почувствовала, как она устала и проголодалась. Одежда ее все еще была влажной от снега. Она стянула промокшие сапоги и поддевку из валяной мамонтовой шерсти и надела сухую домашнюю одежду и домашние чувяки, которые Талут научил ее шить. Ее заинтересовала обувь, которую он носил на церемонии ее приема в племя, и она уговорила его рассказать, как он их мастерит.

За образец Талут взял природу — устройство копыта лосей или оленей. Кожа, которая должна обхватывать щиколотку с боков и сзади, прикрепляется к ремню, остальная часть надрезается, а потом соединяется с основой сухожилиями, принимая форму, а верхний край несколькими ремешками закрепляется над лодыжкой. Получались высокие чувяки — легкие, теплые, удобные.

Переодевшись, Эйла зашла в пристройку — посмотреть на лошадей, но, погладив кобылу, она заметила в ней какое-то беспокойство.

— Учуяла волчий запах, Уинни? Придется привыкать. И тебе тоже, Удалец. Теперь волк будет жить с нами — до поры до времени, конечно.

Она протянула руки и дала лошадям обнюхать их. Удалец отскочил, фыркнул и встряхнул головой. Уинни уткнулась мордой в руки Эйле, но ее уши были прижаты — признак тревоги, — а тело беспокойно дергалось.

— Ты привыкла к Вэбхья, Уинни, значит, привыкнешь и к… Волку. Я сегодня принесу его к тебе — как только он проснется. Когда ты увидишь, какой он маленький, ты поймешь — вреда он тебе не причинит.

Когда Эйла вернулась, она заметила, что Джондалар стоит рядом с ее постелью и смотрит на волчонка. Лицо его было непроницаемо, но ей показалось, что она заметила в его глазах любопытство и что-то вроде нежности. Подняв глаза, он увидел ее и привычно наморщил лоб.

— Эйла, где ты была так долго? — спросил он. — Все уже собирались искать тебя.